Головоломка

- Курить на школьной крыше запрещено. - Ага, - отвечаешь, не прервав занятия, не повернув даже головы. Что это, неуважение? - Если ты не уйдешь сейчас же, я забью тебя до смерти, - давай же, жертва, беги. Вот оно, милосердие, смотри! Шанс на спасение. - Да как хочешь, - откуда такое глупое безразличие? Что не так, почему ты все еще здесь? Откуда эта бессмысленная храбрость, откуда самопожертвование? Слишком много вопросов. - Я предупреждаю последний раз, - тонфа злобно поблескивают из-под пиджака. Этот зверь не шутит, этот зверь не будет милостив. Этот зверь ужасно силен. Он здесь – власть. Сам себе и Наполеон и армия. - Мне плевать, - нервно сжимаешь пальцами фильтр и выбрасываешь окурок вниз. А вдруг попал на кого-то? Не важно. Когда душу что-то гложет, человек вряд ли думает о других. За редким исключением, в котором должны быть наиболее близкие люди. А у тебя только один такой, близкий. Да и душу гложет из-за него. Следующая сигарета. Не демонстративно, нет, к чему сейчас спектакли? Пофигистично, скорее. Безразлично. Не обращая внимания на голодного хищника, стоящего рядом, обнажившего клыки. Он и так уже ждет слишком долго. - Ты сам напросился, - тихо, спокойно. Так бесцветно, в контраст с ярким ударом, следующим за репликой. Сигарета вылетает изо рта. Давишься дымом, жмуришься, кашляешь. Больно. Тонфа в лицо – это очень больно. Но защищаться почему-то… Не хочется? Не приходит в голову? Не имеет смысла? Не важно. Просто не важно. Не важно и то, что он делает подсечку, и ты падаешь на спину, звонко треснувшись головой о бетонную крышу. Не важен и град ударов по телу. Он уселся на тебя, колотя железным оружием ребра. Оставляя ссадины и синяки на боках, на руках, на лице, он дышит ровно. Ты дышишь рвано. Истрепавшаяся рубашка липнет к ранам, пачкается в крови. Разошедшийся, хищник не прекращает избиение. Никак не может остановиться. Его действия четкие, рассчитанные, но в глазах пылает азарт, ядерная смесь эмоций. Ты видишь его глаза, уже не жмурясь от ударов. И понимаешь, что сейчас на тебе вымещена не только злость. Это не просто наказание за нарушение треклятой дис-ци-пли-ны. Это выплеск, выброс. Если было плохо – он терпел. Если было хорошо – он терпел. Тоска, ненависть, обида, восторг, восхищение, дикая радость, – казалось, его тонфа сделаны из всех возможных эмоций, что он обычно скрывает. Металл может бить не так больно, как эмоции. Это противоречие. Когда душу что-то гложет, человек вряд ли думает о других. Но задумываясь, кажется, начинает лучше их понимать. Ты же вообще о других не думаешь. И теперь словно видишь всю его душу, будто бы открытую нараспашку. Он словно делится с тобой переживаниями удар за ударом. Легкий укол в душе – это жалость. Вспышка в мыслях – понимание. Ты усмехаешься беззлобно и тут же получаешь тяжелый удар по губам. Сплевываешь в сторону кровь и маленький осколок зуба. Но усмешка не сходит. Это, скорее истерика. Хищник остановился и пристально вглядывается в твое лицо. Сейчас его взгляд такой же холодный и острый, как пронзающие спицы. - Что-то тебя рассмешило? – не едко, не саркастично. Это такой злобный интерес. От того, как ты ответишь, зависит продолжение и заключение происходящего. - Нет, - спокойно, сипло, мягко, не меняя улыбки. – Ничего. Ты смотришь в его глаза, он – в твои. Вы словно ищете что-то там, на дне этих зеркал ваших душ. Какую-то зацепку, чтобы понять поведение друг друга. Зачем оно вам сейчас? Неизвестно. Не требует объяснения. Не важно. В заключение, он откладывает одну тонфа в сторону, резко хватает тебя за спутанные волосы и прикладывает головой об бетонное покрытие. Вскрикиваешь сдавленно. Перед глазами мутнеет. Размытыми красками видишь, как он поднялся, и теперь стоит, оправляя рубашку, отряхивая брюки. Гребаный педант. Поднимает тонфа, прячет их под пиджак, отходит от тебя подальше. - Вставай и уходи, - приказывает. Его голос слышен очень смутно. Уши закладывает. – Ты не слышал? Поднимайся и проваливай. Но ты же не можешь даже слова сказать, верно? Еще несколько секунд и ты отключишься, потеряешь сознание. Так оно и происходит. Ты приходишь в себя уже в больнице. Перебинтованный, с ужасной головной болью. Пахнет почему-то яблоками. И верно, вот же, лежат в вазочке на прикроватной тумбе. - Гокудера-кун, как ты? – поворачиваешься на голос. В дверях палаты стоит самый близкий тебе человек. Или тот, кто им был когда-то. Не один стоит, в компании этого вечно улыбающегося придурка Ямамото и, невесть откуда вообще взявшегося, Мукуро. Сразу видно, нервничает, переживает, волнуется. - Да все в порядке, Десятый, - улыбаешься успокаивающе, ободряюще. – А, кстати, как я сюда…? - Тебя принес Хибари, - отвечает Такеши несколько задумчиво. – Он такой странный. Это же он тебя… - Я сам нарвался, - признаешься. - Все равно, - возмущается Тсуна и тут же жмурится, так по-детски. – Хибари-сан такой жестокий. Говорят, за простое курение на крыше он так еще никого не избивал. А на тебе сорвался. - Сорвался, значит, - задумываешься. В голову снова лезут мысли о том, что этот человек просто так не срывается. Он не показывает своих эмоций просто так. Если у него всегда такой взгляд во время битвы, почему его противники не видят этого? Не может же быть, что все они принимают побои, крепко зажмурившись. Тогда, на крыше, каждый удар был словно криком души. Возможно ли, что это не всегда так? Мысли прерываются щебетанием медсестры о том, что больному нужен покой. Тсуна и остальные прощаются с тобой, извиняясь за какую-то чушь, и уходят. Оно и к лучшему. Сейчас тебе нужно побыть одному, расставить по полочкам все свои рассуждения. Это как одна из головоломок, которые ты так любишь. Хибари и сам – головоломка. Что будет если разгадать её? А на следующий день ты тихо без стука зайдешь в его кабинет и аккуратно прикроешь за собой дверь. Он развернется на крутящемся стуле, оторвавшись от созерцания пейзажа за окном, и приподнимет брови, чуть удивившись. Встанет спокойно и зачем-то подойдет к тебе ближе. А ты уже не будешь так бояться его, будешь смотреть в упор, не отводя глаза. Пусть и нахмурившись, по обыкновению. И он обязательно спросит: - Что тебе надо, Гокудера Хаято? И он обязательно удивится, услышав два слова: - Я понял.