Получить прощение

Было просто невыносимо ощущать, как по его измученному невыносимой болью телу медленно расползалась эта зараза. Как она, перетекая сладким ядом по прозрачным венам, неслышно подбиралась к самому сердцу, чтобы остановить его навсегда. «Это не самое страшное, что могло со мной случиться», - думал Джон, рассеянно рассматривая узор на своей руке. Метка переливалась разными цветами - от пурпурного до ярко-фиолетового - и постоянно меняла форму, превращаясь то в красивое разветвлённое дерево, то в замысловатый дьявольский знак, то в чересчур большое родимое пятно. Он всё ещё никак не мог поверить, что именно с ним – совершенно обычным доктором Джоном Уотсоном - происходили сейчас такие ужасные вещи. Нелепое проклятье, брошенное в спину, поразило в самое сердце. Горько усмехаясь своим невесёлым мыслям, Джон закрыл ладонями лицо, начав с силой тереть кожу, потому что почувствовал, как под ней копошится целый муравейник жутких маленьких тварей. Не в состоянии остановить этот зуд, он продолжал чесать лицо, стараясь ногтями добраться до мерзких насекомых. - Прекрати! – резко приказал знакомый голос, остановив бесконечную пытку, обдавая арктическим холодом скользкого безразличия. – Это раздражает. Конечно, Джон беспрекословно подчинился, как и всегда. Он медленно убрал от лица руки, глубоко вздохнул, концентрируя внимание, чтобы не продолжить тереть ладони о жёсткую ткань своих джинсов. Как же ему хотелось сбежать из комнаты, а ещё лучше ударить да посильнее этого скучающего гения, но Джон лишь аккуратно поправил задравшиеся манжеты рубашки, стараясь скрыть видимый краешек узора, и ушёл на кухню. Убедившись, что Шерлок занят, он аккуратно прикрыл за собой дверь, отрезая себя не только от шума, доносящегося из гостиной, но и от человека, которого в последнее время люто ненавидел. Может, всё дело было в проклятом низком тембре его голоса, от которого Джону хотелось сжать эту худую шею рукой так сильно, чтобы в горле противно забулькало, а звук, затерявшись в лёгких, вырывался изо рта лишь тихим шипением? Может, в банальной усталости, из-за которой он не мог больше смотреть, как плавно двигался изменившийся до неузнаваемости человек, которого Джон не любил и боялся? Ему хотелось громко кричать, орать во всё горло о своём горе, но обычные люди о подобном не говорили, предпочитая скрывать личную жизнь, свои скелеты и жуткие тайны. Ему хотелось рвать на куски, крушить всё, что попадётся под руки, но обычные люди так не поступали, и Джон лишь до хруста сжимал кулаки, стараясь унять клокочущие внутри ярость и злость. Боже, как же он устал! - Налей мне чай! Очередной приказ застал его в пустой кухне с чашкой в одной руке и ложкой в другой, от неожиданности он выронил сразу всё и с испугом смотрел, как фарфоровые осколки белыми вспышками разлетались по всему полу. - Ты опять разбил кружку, - голос Шерлока, раздавшийся прямо над ухом, превратился в мягкий шёлк, который окутал горло, перекрыв кислород. Джон судорожно вздохнул, уже точно зная, что будет дальше. *** Прошло уже несколько месяцев с того памятного момента, когда в погоне за очередным монстром, след которого Шерлок почувствовал ещё в начале переулка, всё пошло прахом. Лестрейд, злой как чёрт, вызвал их среди ночи в самый тёмный район магического Лондона в надежде, что гениальный чародей Шерлок Холмс побыстрее раскроет это пустяковое дело, чтобы инспектор смог, наконец, хоть немного передохнуть. Никто тогда и не заметил закутанную в рваный платок старуху, сидевшую на грязном тротуаре, пока детектив не бросился наперерез чересчур ловкому преступнику и не сшиб её. Он даже не попросил прощения, как всегда оставляя своего единственного друга разбираться с такой незначительной помехой. Конечно, Джон тысячи раз извинился, мысленно ругая нерадивого гения. Конечно, помог подняться старой женщине, но та лишь отдёрнула предложенную руку и, отказавшись от помощи, зашипела в след убегающему Холмсу: - Проклинаю тебя, вечно спешащий человек! Пока не познаешь всю силу, скрытую внутри тебя, пока не увидишь то, что находится прямо у тебя перед носом, пока не сложишь эти два, чтобы получить одно! Почему-то это довольно странное проклятье врезалось в память Джона, как слова молитвы, заученной с самого детства. Он ещё не раз повторял их по просьбе растерянного Шерлока, когда тот узнал, что заклятие, по неясной причине миновав его самого, проявилось на теле Джона. Последующие несколько дней после завершения того простенького дела показались самому Холмсу одним сплошным жутким кошмаром, когда он неожиданно заметил на руке Джона знак заговора на смерть. Постоянно меняющийся узор, перетекающий, будто черная клякса, по телу друга, его быстрая утомляемость и раздражительность, а так же нежелание помогать в поисках лекарства сделали Шерлока похожим на большой разрушительный смерч, который ломал и крушил всё на своём пути. Он искал выход. Он искал средство. Но лишь изматывался всё больше, злясь на собственное бессилие и глупость ещё сильнее. Только Джону было плевать, что постепенно разрастающиеся страшные чары, добравшись до сердца, могли остановить его навсегда. Плевать, что теперь, когда его раздражали все, как ему раньше казалось, «милые мелочи», из которых состояла его жизнь с Шерлоком, тот изменился, став уделять ему чересчур много своего драгоценного внимания. А самое главное – он на дух не выносил самого Шерлока. Он его ненавидел. Джон не знал, в какой именно книге вычитал этот самовлюблённый гений, что заговор может снять только близкий человек, не связанный с проклятым кровными узами. Только с этих пор его тело целиком и полностью перешло во власть Шерлока Холмса. В первый раз было просто ужасно, когда Шерлок сбивчиво, путаясь в определениях, объяснил ему суть; когда, увидев возмущение на его лице, быстро надел обычное латунное кольцо на его палец, когда приказал пойти в ванну, чтобы проделать необходимые процедуры, когда Джон не смог сказать нет. Всего лишь старое потрепанное колечко с начертанными на нём древними рунами лишило его воли и сил к сопротивлению жуткому монстру. Животному, которое за маской великого всепрощения хотело исправить роковую ошибку и каждый вечер, неистово целуя, лаская тело Джона, изо всех сил старалось снять проклятье хитрой старухи. Почему он вдруг решил, что такое глубокое чувство должно выражаться безудержным сексом, было не ясно, но Джон, не в состоянии толком сопротивляться наложенным Шерлоком чарам, с ужасом ждал прихода ночи. Не слушая его слабые протесты, Холмс каждый раз повторял, что не был бы Джон под заклятием, то сам с радостью прыгнул к нему в постель. Мол, какие-то там взгляды, забота и улыбки, невербальные жесты и мимика говорили о прошлом больше, чем в данный момент почти неслышные стоны боли и мольбы пощадить, отпустить и прекратить мучения. Джон практически не сопротивлялся, находясь под воздействием магии Шерлока. Правда, тело целиком и полностью поддерживало хозяина, потому что возбуждения почти не было. Он раз за разом, подвергаясь одной и той же пытке, ненавидел Шерлока всё сильнее, хотя думал, что больше некуда. Неизвестно, откуда маг почерпнул такое количество специфических знаний, но старинные заклинания и замысловатые руны, нарисованные на измученном теле Джона, появлялись практически ежедневно. Днём постоянные поиски противоядий, новых способов снятия наложенных чар, а ночью - бесконечный сексуальный марафон, в котором один всеми силами старался принести удовольствие, а второй, шипя и плюясь ядом, проклинал тот день, когда встретил своего мучителя. Даже по прошествии времени Джон всё равно дёргался и сжимался, стремясь не только отодвинуться, а оказаться как можно дальше, но Шерлок, предугадывая каждое движение, с силой удерживал на месте. Кольцо практически не помогало в контроле над непокорным человеком, ведь мощная сила проклятья сопротивлялась до последнего. Когда это произошло в первый раз, Шерлок был совершенно не готов, что Джон окажется настолько диким. Он постоянно вырывался из его рук, пытаясь ударить или откатиться в сторону. Холмсу пришлось навалиться на него сверху, не давая возможности сбежать, от чего Джон злился, шипел от боли. Шерлок тщетно старался выдавить из озлобленного мужчины хоть каплю желания: даже заглядывая в знакомые синие глаза, он видел там лишь яркий огонь ненависти, который пожирал Джона изнутри. Шерлок не был садистом, но разум его друга был настолько заглушён этими смертельными чарами, что все попытки договориться провалились ещё в самом начале. Джон не шёл на уступки, вырывался, стонал, до крови кусая губы, но так и не расслаблялся, даже собственный оргазм воспринимая, как досадное поражение. Эта вечная борьба измученного тела и подбирающегося к сердцу проклятья выматывала так, что он отрубался прямо после секса, не важно, где и в каком состоянии находился. Шерлок облегчённо вздыхал, глядя в знакомое до последней морщинки лицо, так как просто боялся, что когда-нибудь перегнёт палку и загубит своего единственного дорогого человека. Во сне Джон был прежним – улыбчивым, расслабленным, таким же, как до всего этого кошмара, в который превратилась их жизнь. Каждый раз Шерлоку приходилось выкручиваться, придумывая новые способы: привязывая сопротивляющегося Джона к кровати, оплетая его тело дополнительными заклинаниями, опаивая собственноручно составленными зельями. Всё было напрасно. Джон ненавидел Шерлока и, до боли сжимая зубы, отворачивался от поцелуев. Эти несколько месяцев вынужденного заточения на Бейкер-Стрит, несколько месяцев игнорирования Лестрейда и предложений о помощи от Майкрофта, несколько месяцев кропотливой работы вымотали обоих до полусмерти, но так и не приблизили к отгадке тайны наложенных на Джона чар. *** Сейчас, даже не смотря на Шерлока, Джон уже точно знал, что произойдёт сегодня вечером, и внутренняя сила вновь взывала к сопротивлению, а зачарованное кольцо не давало ей вырваться наружу. - Ты знаешь, что надо делать, - прошептал Шерлок ему на ухо, на что Джон согласно кивнул, стараясь скрыть охватившую его панику. Как же было мерзко и противно готовить себя в их общей ванной, зная, что последует дальше. Но он уже не жаловался, делая привычные процедуры, только криво ухмыльнулся своему грустному отражению в зеркале, мечтая тихо сдохнуть или просто не проснуться однажды утром, лишь бы остановить весь этот нескончаемый кошмар. Шерлок уже ждал его. Одетый только в домашние штаны, он, расслаблено откинувшись на подушки, что-то просматривал на своём телефоне. Странный голубоватый свет от экрана освещал бледную кожу, и Джон застыл в дверях, глядя, как длинные пальцы ловко набирали нужную информацию. Казалось, он шёл в логово к какому-то вампиру, а не к своему недолюбовнику, которого ненавидел и боялся. Шерлок лишь на секунду оторвался от экрана, чтобы посмотреть на Джона, но ему хватило. Дыхание участилось, а пальцы стали промазывать мимо всплывающих символов. Вид обнажённого Джона всегда выводил его из равновесия. За эти несколько месяцев он видел его уже наверное тысячу раз, тщательно изучил его тело, все родинки, все шрамы и даже солоноватый вкус кожи, который просто обожал ощущать на языке, целуя и слизывая терпко-сладкие капельки пота. Но каждый вечер, исподтишка наблюдая, как Джон стягивал с бёдер полотенце и нерешительно застывал около их кровати, Шерлок чувствовал, как перехватывало дыхание. Как мог простой, обычный доктор Джон Уотсон вызывать в нём такую бурю различных чувств и непонятных эмоций, от которых все приготовленные заклинания и систематизированные данные перемешивались, образуя абсолютный хаос? Шерлок не знал. Он медленно, чтобы не спугнуть, заранее просчитывая реакцию Джона, положил телефон и похлопал ладонью рядом с собой, предлагая присоединиться. Тот, как всегда, лёг на спину, прикрыл глаза, полностью сосредоточившись на дыхании. Оба знали, что будет дальше, и если у Джона это вызывало лишь брезгливое отвращение, то вина Шерлока, не дававшая ему спокойно спать, поглощала все доводы сердца, которое все ещё старалось достучаться до холодного разума. Наклонившись, Шерлок нежно поцеловал небрежно подставленную шею - знак принадлежности, которую навязывало своему носителю кольцо - и с силой сжал зубы, чтобы не зарычать. Тело Джона, холодное, недоступное, каждый раз приходилось заставлять расслабиться чисто механическим способом. Это жутко выматывало, раздражало, но Шерлок не позволял ненужным эмоциям прокрасться в свою голову, потому что на кону была жизнь любимого человека. Он просунул одну руку под бёдра Джона, другой погладил невозбуждённый член, понимая, что ничего этим не добьётся, но всякий раз тая извращённую надежду, что на его ласку ответят. Как всегда - ничего. Джон сразу отвернулся, стоило расслабившемуся Шерлоку потянуться к его губам, и у того сорвало тормоза. Так бывало всякий раз: он страшно злился, ставил Джона на четвереньки и трахал с такой силой, что спинка кровати уже выбила небольшую вмятину в многострадальной стене, но ничего поделать с собой не мог, зная, что только этим способом мог снять проклятье. Шерлок на самом деле думал, что правильно разгадал дурацкую шараду полоумной старухи. Он всегда любил Джона, и сейчас, когда время для них застыло на несколько долгих месяцев, Шерлок считал, что верно расставил приоритеты: объединив два, получил одно, единственное - противоядие. Злоба застилала глаза, он легко приподнял все ещё сопротивляющегося Джона и, перевернув, поставил на четвереньки. Разглядывая напряжённую спину, слыша сквозь бешеный стук сердца тихие слова проклятий, Шерлок прикрыл глаза, с силой заставляя себя двигаться дальше. Он действовал совершенно автоматически, каждый раз возбуждаясь от искреннего восхищения этой непокорностью даже под сильнейшими чарами, силой внутреннего духа, граничащей с безумием, почти таким же, как у него. Они были чем-то похожими, но при этом совершенно разными, что не отменяло протянувшуюся между ними магическую зависимость. Презервативы на привычном месте, немного смазки - и Шерлок, действуя уже без ненужных приготовлений, протолкнул в Джона свой член, начиная трахать с такой злобой, что возмущённый возглас раздался с первым же толчком. - Осторожней, я все-таки человек, а не кукла! - Конечно, не кукла, - шептал потрескавшимися от нехватки чужих поцелуев губами Шерлок, продолжая движение. Он инстинктивно прислушивался к телу Джона, искал, как лучше, как нужно и по невольному сдавленному стону понял, что нашёл. Изученный до последней молекулы Джон все равно оставался сплошной загадкой. Ведь в самом начале Шерлоку вообще не удавалось вызвать у него оргазм, и приходилось часами экспериментировать над этим непослушным, сдерживающим свои естественные реакции телом. - Отпусти, оставь, не надо, - тихо молил обессиленный чарами Джон, вопреки своим желаниям ещё больше прогибаясь в пояснице, ещё глубже насаживаясь на член Шерлока. - Ты сам знаешь, что тебе это нужно. Просто постарайся расслабиться, – уговаривал маг, шепча стандартные заклинания, стирающие боль. Дальше - легче, дальше Шерлок двигался размашистыми толчками, зная, что таким образом легко подтолкнёт Джона к краю. Эта покорная поза, с выставленной задницей, на которой ещё не прошли следы от их прошлого раза, заводила сильнее, чем заглушаемые подушкой тихие стоны. Они походили на плач раненного зверя, которого приручили, не объяснив всех прелестей жизни за решеткой. Чёртов знак, сегодня в виде красивого разветвлённого дерева, ветви которого раскинулись почти на всю спину Джона, всегда маячил перед глазами, как немой упрёк за совершённый промах. Взгляд Шерлока непроизвольно остановился на проклятом рисунке, а его член дернулся, опадая. Чувство вины за глупую ошибку вновь захлестнуло с головой, он громко зарычал от бессилия. Нет, нет, нет. Только не сейчас. Ведь может именно сегодня ему удастся всё исправить. Джон, прекрасно понимая его состояние, будто нарочно опустив голову вниз, усмехнулся. От этого издевательского смеха ярость заклокотала в груди рассерженного Шерлока. Он столько сил потратил на искупление своей вины, давно осознав и покаявшись, он столько времени бился за любовь Джона, а тот, не стыдясь, глумился над его бессилием, выставляя ещё большим дураком. Шерлок не мог оставить такое безнаказанным, он провёл ладонями по мокрой от пота спине и нежно обвёл пальцами маленькие ямочки на пояснице. От этих горячих прикосновений Джон поплыл, ещё сильнее прогнув спину, приглашающе подставив задницу. Этого хватило, чтобы вновь возбудиться, и Шерлок, смаргивая катившиеся по лицу капельки пота, смотрел, как его член свободно скользил между ягодиц Джона, входя в покрасневшее растянутое отверстие. Чувствуя, как воздух в комнате постепенно густел от их общего возбуждения, он сильно надавил ладонью на горячую спину, и Джон, зарывшись лицом в подушку, открылся ещё больше. Было просто невозможно сопротивляться, внутреннее проклятье по всем фронтам проигрывало огромной мощи гениального мага. Шерлок трахал его ровно, сильно, с каждым толчком закрепляя своё неоспоримое право, от чего Джон потерялся во времени и пространстве, уже не чувствуя своего тела, полностью отдаваясь в надёжные руки, которые гладили, ласкали так сильно, так рьяно доказывая свою любовь, что становилось хорошо и больно одновременно. Джон задыхался, кричал, плакал, раздираемый противоречивыми силами чужой зачарованной магии. Ему нестерпимо хотелось кончить, но Шерлок не позволял дотронуться до себя, и Джона затрясло. - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - молил он, а Шерлок в первый раз за столько месяцев не спустил глубоко внутри горячего тела, а почти на самом пике вынул член и отстранился. Лишившись поддержки в виде сильных рук, Джон сразу же завалился на бок, потянулся рукой к своему сочащемуся смазкой члену, но Шерлок, рыкнув, заставил его замереть. Не дав себе секунды на размышления, Холмс удобно устроился между напряжённых ног и, наблюдая, как от удивления расширились зрачки Джона, с удовольствием взял в рот его член. Он облизывал, заглатывал, сосал с громким пошлым низким звуком, от чего у Джона закружилась голова, и пространство сжалось до единственной крохотной точки. Магия больше не сопротивлялась, позволяя полностью ощутить все прелести влажного рта невероятного мучителя. Шерлок ласкал языком головку, посасывал, лизал ствол, а Джон понял, что ещё немного - и он получит разрядку лишь от одного вида соблазнительных покрасневших губ, растянувшихся вокруг его члена. Он хотел предупредить о скорой развязке, но Шерлок, заглотнув особенно глубоко, отстранился сам, позволив горячему семени свободно выплеснуться прямо себе на лицо. Такого поворота Джон вообще не ожидал. Глядя, как белые брызги, попавшие на растрескавшиеся губы, на бледную кожу, стекали вниз по подбородку и чувствуя тяжёлый запах собственной спермы, он непроизвольно потянулся вперёд. Тщательно, почти мурлыча от удовольствия, Джон вылизал всё дочиста и только в последний момент, целуя сладкие опухшие губы, в страхе распахнул глаза, понимая, что только что переступил черту. Шерлок просто не мог сдержаться от переполняющей его нежности, особенно когда почувствовал, как Джон с наслаждением слизывает вязкие капли. Этой очень интимной, развратной до ужаса картины вполне хватило, чтобы, сделав всего лишь пару движений рукой по собственному члену, забиться в невероятно оглушающем оргазме. - Люблю тебя, - прошептал он, чересчур утомлённый, чтобы задумываться над смыслом только что сказанных слов, но Джон под ним замер и выгнулся, негромко застонав от внезапной судороги, охватившей тело. - Что случилось? Что с тобой? – приподнявшись, Шерлок увидел, как проклятие в виде чёрного дерева переместилось на грудь и застыло прямо напротив сердца Джона. – Нет, нет, нет. Только не это, – ледяные пальцы судорожно обвели чёткий контур рисунка, стараясь стереть, губы лихорадочно зашептали слова всевозможных заклятий, которые первыми пришли в голову. Только бы успеть, только бы отсрочить ещё немного. Шерлок почти плакал, покрывая поцелуями горячую кожу, трепетавшие светлые ресницы, пока не впился в губы, впервые почувствовав ответное движение. Джон легко подался навстречу, уже не ощущая огромной тяжести, которая сдавливала его лёгкие, заставляя тело так нелепо реагировать на все попытки друга снять чары. Теперь его рот приоткрылся, приглашая, позволяя всё, и Шерлок, вложив в поцелуй ту нежность и любовь, которые всё это время хранил в своём сердце, принялся ласкать языком рот, покусывать губы и целовать, целовать, целовать, не в состоянии насладиться волшебным сладким вкусом. - Люблю, - прозвучало во второй раз, и дерево, потеряв изящную красивую форму, расползлось на бледные кляксы. – Я тоже тебя люблю, - отозвался в ответ Джон, и кляксы, сливаясь с кожей, постепенно испарились. Всё оказалось очень просто. Шерлок облегчённо выдохнул, продолжая бережно поглаживать кончиками пальцев то место на теле Джона, где только что горел проклятый знак, будучи уверенным – он исчез навсегда. Оба настолько сильно вымотались этой бесконечной борьбой и сопротивлением, что провалились в сон прежде, чем осознали очевидную победу. Всё празднование, ликование, просьбы о прощении они оставили на завтра, но сегодня, сомкнув объятия, просто отпустили ту ужасную боль, которая отравляла их жизнь эти долгие месяцы бесконечного кошмара. Всего-то и надо было, признав свои истинные чувства, открыть сердце, на что Шерлок так долго не мог решиться, скрывая за похотью настоящую нежность, за насилием – искреннюю заботу. Старуха оказалась права: он понял, в чём его сила, спрятанная глубоко внутри – в любви. Рассмотрел самого дорогого человека, которого раньше не замечал – Джона. И, сложив эти два, получил главное - то, что уже никогда не отпустит, чем будет дорожить, то, чем будет гордиться и ради чего проживёт долгую и счастливую жизнь.