Дегтярное мыло и лаванда

1. Джейн выбрал для купания дикий безлюдный берег. На общественном пляже еще вчера вывесили черный флаг, запрещающий заходить в воду, и спасатели время от времени орали смельчакам, чтобы те вернулись обратно. За ночь море не успокоилось. Он проснулся от рокота волн и лежал без сна, слушая шум прибоя под окнами отельчика. Уже осень, близится сезон штормов. Когда стало понятно, что он больше не заснет, Джейн встал, натянул рубашку, обвязал бедра полотенцем и вышел из отельчика прямо на пустынный берег. Здесь, посреди каменистых утесов, он был один. В такие волны не полезли бы и местные экстремалы, тем более, ранним утром. Он не боялся шторма. Главное – правильно зайти в прибой и правильно выйти, чтобы тебя не ударило о скалы. Он знал надежный путь между камнями, которым всегда пользовался во время шторма. Поднырнув под большую волну, Джейн сделал несколько энергичных рывков под водой и вынырнул на поверхность. Перед ним снова встала стена воды, и он снова ушел на глубину, где было гораздо спокойнее, чем на поверхности. Его не пугали волны. Ему нравилось бороться со стихией. Это давало ему ощущение настоящей жизни, он чувствовал, что его тело наполняется силой и сумасшедшей радостью бытия, которую он мог ощущать только здесь, посреди громадных волн. Не то, что на суше. Там ты такой же, как прежде, опустошенный, потерявший всё, живущий по привычке, просто потому, что глупо пускать себе пулю в лоб. Он давно перестал бояться смерти, с того самого дня, когда нашел Анджелу и Шарлотту мертвыми. В тот миг, когда Красный Джон перестал хрипеть, и его руки, сжимавшие ненавистное горло, наконец, разжались, он почувствовал такую пустоту и усталость, что ему показалось: сейчас он умрет. Боль и ярость, бушевавшие у него в душе, вдруг стихли. Вместе со слезами, бегущими из глаз, выплеснулись его последнее отчаяние, его последний гнев, его последнее торжество. Пустота была такой всеобъемлющей, что не оставляла места для других чувств. Не оставляла места для жизни. Пистолет в руках вдруг показался единственным выходом. Миг – и все будет кончено. Он, наконец, получит искупление, которого жаждал столько лет. Он повернул дуло к себе и несколько секунд раздумывал, куда лучше выстрелить – в сердце или в висок. Но вдруг услышал женский голос со стороны озера, звавший его по имени. Тереза! Она где-то рядом… Бред, ее не могло там быть, просто почудилось. Но решающая минута уже прошла, он опустил пистолет. И вложил его в руку Красного Джона. Не дождетесь! Нет, он не доставит такой радости федералам и всем своим врагам. Не видать вам трупа Патрика Джейна! Еще побегаете за мной, дармоеды, поотрабатываете жалованье! Он мчался прочь от места казни, от места своей праведной вендетты, быстрый и грозный, словно тигр, и чувствовал, что в его жилы снова вливается жизнь. …Джейн вынырнул, и его подбросило волной, как щепку. Море играло с ним, поднимая к небесам и швыряя в бездну. Он попытался лечь на спину, раскинув руки, чтобы просто отдаться на милость стихии, но его перевернуло в воде, и он не успел уйти от очередного столкновения с волной. Обрушившаяся на него громада воды на какое-то время оглушила его, и вынырнув на поверхность, он с трудом сориентировался, в какой стороне берег. Суша оказалась гораздо дальше, чем он себе представлял. Джейн греб к берегу, но берег почти не приближался. Он слышал от местных, что во время шторма нередко начинается отливное течение, которое и уносит таких безумцев в открытый океан. Ну нет, не бывать этому! Его захлестнула отчаянная злость, смешанная с первобытной радостью – сейчас он покажет всем и самому себе, на что способен! Он бросил вызов стихии и не погибнет так глупо и бесславно, он будет бороться до последнего… Он не даст повода для развлечений местной публике, чтобы его мертвое тело вышвырнуло на берег, и он лежал бы на виду у всех, голый, неподвижный и холодный. «Вы слышали, этот фокусник и маг, этот танцор самбы и ламбады, этот удачливый игрок в покер, этот любитель чая, этот белокурый гринго – он утонул!» - эта весть будет передаваться из уст в уста. «Хорошо, что он заплатил вперед», - скажет сеньора Хименес. «Как этот мерзавец мог утонуть, не объяснив мне секрет монетки, всегда падающей орлом вверх!» – крикнет Альфредо. Девушка-американка, так похожая на его жену, которую он заметил вчера в прибрежном кафе… Может, хоть она расстроится, увидев его мертвым. Жаль, не успели даже познакомиться… А может, это то, чего ты хочешь, Патрик? Что там, за гранью? Тишина. Вечный покой. Ты знаешь, что нет ни рая, ни ада. Ничего больше нет. Ты успокоишься. Ты смиришься. Ты, наконец, получишь искупление. Ты же хотел этого, Патрик. Ты знаешь, что здесь, на земле, пока ты жив, не будет никакого искупления. Пока ты жив. Но если ты мертв – тогда другое дело… Постой, а как же Тереза?! Каково ей будет получить коробку с его вещами – несколько книг, пара рубашек и джинсов, старые часы, медальон с изображением Святого Себастьяна, солнцезащитные очки, сомбреро, хрупкий сувенирный кораблик из стекла и холстины и три красивые ракушки! Ах да, еще обручальное кольцо, которое он перестал носить. Вот и все, что от него останется, последний привет от утопленника… Нет, нельзя этого допустить. Невозможно, чтобы он больше никогда не увидел Терезу! Нет, это была просто минутная слабость. Давай, Пат, берег уже близко. Давай, еще немного, ты же можешь, ты заплывал и дальше. Правда, не в такой шторм… Не сдавайся, Патти, черт тебя возьми… Еще рывок… Еще… Еще… Работай, работай, бездельник, слабак, жалкий неудачник… Где эта спасительная бухта, дьявол, где она? Левее или правее? Вот дьявольщина, он проскочил мимо, течение унесло его в сторону. Он бросил вызов океану и проиграл. Океан оказался сильнее. Ты остался таким же самонадеянным и тщеславным сукиным сыном, Пат, как будто жизнь ничему тебя не научила. Ты думал, что опять всех переиграешь? На этот раз тебе не удалось. Руки словно онемели, и теперь нужны были нечеловеческие усилия, чтобы плыть дальше. Все тело словно деревянное, нет больше сил сделать ни взмаха, ни гребка… Волна несет его прямо на скалы. Выгребай против течения, Пат, что ты делаешь, давай же, сукин сын! Вон песчаная отмель, но там камни, проклятье, только не на камни, о господи, нет, нет, не-е-ет!!! 2. - Дыши, просто дыши, давай же, ну! - женский голос доносился до него, словно сквозь толщу воды. Океан медленно вытекал у него из ушей, возвращая звуки. Он лежал на песке у кромки прибоя, а над ним склонилась Анджела. Что это, он умер и попал в рай? Нет, его бы туда не пустили. Анджела - другое дело, она и была ангелом, у нее и имя соответствующее. Нет, вряд ли это рай, да и на ад не похоже, там хоть дышать дают, а здесь… Девушка, та самая, похожая на его покойную жену, мокрая с ног до головы, хлестала его по щекам, стоя рядом с ним на коленях. Он сделал судорожный вдох и закашлялся. Девушка помогла ему перевернуться набок, чтобы он смог выкашлять воду, попавшую в нос и горло. - Как ты? Слышишь меня? – с тревогой спрашивала она. – Я бы вызвала спасателей, но забыла телефон в номере. - Я в порядке, - хрипло выговорил Джейн, когда, наконец, смог дышать. - Тебя здорово ударило о камни. Ты что, идиот? Или это способ самоубийства? Мне пришлось лезть в воду, чтобы вытащить тебя, - говорила девушка сердито. – Нас обоих могло унести в открытое море! - Ей-богу, я не стою таких усилий, - усмехнулся Джейн, пытаясь отдышаться. – Не стоило рисковать из-за меня своей жизнью, я же не просил меня спасать. - Извини, что помешала тебе утонуть. Но мог бы и сказать спасибо, - обиженно сказала девушка. - Спасибо. Не сердись, я еще плохо соображаю после удара о камни, голова как будто не моя. - Можешь встать? Или сбегать за помощью? Только тут Джейн понял, что лежит на песке совершенно голый. Трусы, очевидно, унесли волны, а поблизости не наблюдалось даже фигового листочка. - Ой, прости, я не одет, - он сел на песке, прикрывая коленями пах. - Я заметила, - ответила девушка, ни капли не смутившись. – Подожди, сейчас принесу свои вещи. В ее пляжной сумке нашлось полотенце, которое Джейн обернул вокруг бедер. - Как тебя зовут? – спросил он. - Саманта, - ответила она. – А тебя? - Дэниел. - Ты всегда такой сумасшедший, Дэниел? Лезть в океан в такой шторм! Или правда хотел утопиться? Но вроде не похоже, ты так отчаянно выгребал против течения, так цеплялся за камни, пока тебя как следует не шарахнуло… - Спасибо, Саманта, - сказал он. Ему понравился звук ее имени. Хоть это и не ее имя. Да, назвала она его уверенно и без паузы, но… Слишком уверенно, словно боялась, что выдаст себя малейшим промедлением. Кто ты, милочка? Зачем ты здесь? Неужели по мою душу? Зачем назвалась чужим именем – что за кошки-мышки затеяла? - Тебе не помешал бы горячий душ и чашка крепкого кофе с коньяком, - сказала Саманта. - Тебе тоже, - откликнулся Джейн и встал с песка. Его шатнуло так сильно, что Саманте пришлось подставить ему свое плечо и взять его за руку. - Можешь идти? – спросила она. Вот ты и попалась, милочка. Так и есть, - он нащупал еле заметное уплотнение на ее ладони возле среднего и указательного пальца. У домохозяек мозоль от кухонного ножа обычно выше, у основания указательного пальца. А зигзауэр – тяжелый пистолет, не для нежных женских ручек. Тренированная, небось, выбивает десять из десяти и никогда не мажет в «молоко». Далеко же она забралась. Если б федералы с таким же усердием ловили Красного Джона, может, не пришлось бы им сейчас лететь в такую даль за его убийцей. - Все в порядке, - улыбнулся Джейн. – Идем. Знаешь что, предлагаю сегодня вечером отметить мое чудесное спасение. Бар «Голубая лагуна» тебя устраивает? Сейчас я немного отдохну, а к вечеру буду в форме. - Форму не обязательно, достаточно просто какой-нибудь одежды, - рассмеялась Саманта, бросив взгляд на его бедра, едва прикрытые полотенцем. 3. Ее глаза были совсем близко. И ее волосы, опьяняющие своим запахом. Он уже забыл, как пахнут женские волосы, женская кожа, женское лоно, как пахнет женщина, когда она так близко, что чувствуешь тепло ее тела сквозь ткань легкого платья. Какое-то время он просто стоял, прижав ее к себе, и не решался поцеловать, словно боялся, что не выдержит и набросится на нее, как дикий зверь. Там, в баре, она уже не казалась ему похожей на Анджелу, и после самбы, румбы, мамбы и трех коктейлей между ними все равно оставалось какое-то отчуждение. Он уже подумывал, какой найти предлог, чтобы проводить ее домой и остаться одному. Она как будто тоже не стремилась к более близким отношениям и даже просила его остаться в баре и не провожать ее. Но он сказал, что ему будет спокойнее, если он удостоверится, что она добралась до номера без приключений. «Хоть этим бедолагам и не поздоровится, если они попытаются отобрать у тебя честь или цацки, но я-то этого не знаю», - подумал Джейн и отправился с Самантой в ее отель. Он всего лишь хотел поцеловать ее в лоб на прощание, но вдруг почувствовал этот запах. Дегтярное мыло и лаванда… У него перехватило дыхание, и горячая волна внезапного возбуждения пробежала по его телу. Он думал, что уже забыл этот запах. Но нет, его тело все помнило. Так пахло от Анджелы в их самые лучшие, самые жаркие ночи... Он прижал Саманту к себе и понял, что уже не сможет ее отпустить, пока не насытит свою внезапную страсть. Какая разница, кто она, какая разница, что будет потом! Какая разница, с какой целью она здесь... Сейчас они просто мужчина и женщина, по крайней мере, на ближайшие полчаса, и этого вполне достаточно. Его тело жило своей жизнью и не повиновалось рассудку. Он просто умрет, если отпустит ее сейчас. Разве можно так долго отказывать себе в самом необходимом? Должно быть, она почувствовала его возбуждение, и первая приблизила свои губы к его губам. Он припал к ее губам так жадно, словно умирал от жажды. Она попятилась назад, туда, где стояла кровать, и он обрушил ее тело на гостиничное ложе, словно подрубленное деревце. Ее руки потянулись к молнии на его джинсах, но он оттолкнул ее и в один миг сорвал с себя одежду, не в силах ждать ни минуты, рывком стащил с нее стринги и ворвался в нее молча, стремительно, почти грубо, не слыша ни ее просьб, ни ее стонов. Он не мог дать ей ни любви, ни нежности, ни даже ласки. Он мог только брать, жадно, ненасытно, как дикий, изголодавшийся зверь. Он слышал свое дыхание – дыхание загнанного зверя, настигающего добычу, чтобы впиться ей зубами в шею. «Нет, нет, не так быстро…», - мелькнуло в его мозгу, но он не мог предотвратить неизбежную агонию. Словно со стороны, он услышал свой стон, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы, и по телу пробежала судорога невероятного наслаждения. Когда его руки, стискивавшие ее тело в безжалостных объятиях, разжались, она неуверенно погладила его спину. - Прости, - хрипло проговорил он. – Я грязное животное. Грязное, похотливое животное. - Все нормально, - ответила она. – Ты только что из тюрьмы? Я угадала? - Почти, - он улыбнулся. – Сейчас будет второй раунд. - Напугал, - она прикоснулась губами к его виску. – Не будем спешить, хорошо? - Нет, будем! – воскликнул он, и его руки отправились в увлекательное путешествие по ее телу. На этот раз он предоставил инициативу Саманте, и она убедилась, что он может быть нежным и искусным любовником. Теперь это уже было похоже скорее на танго, чем на его одиночную отчаянную самбу. Она была уверена, что ведет в этом танце, и он дал ей возможность насладиться этим танго. В процессе взаимных ласк она оказалась сидящей на нем, и когда достигла экстаза, ее ноготки впились в его бедра, и она, запрокинув голову, невольно выкрикнула его имя. Она крикнула «Патрик». Он сделал вид, что ничего не заметил. Когда она упала рядом с ним на постель, он только благодарно погладил ее спину и осыпал ее лицо поцелуями. Не сейчас. У нее еще будет время его арестовать. Он посмотрел на Саманту, молча лежащую рядом с ним, и снова почувствовал то же самое, что и в баре: отчуждение. Ему не хотелось говорить. Рядом с ним лежала чужая женщина. Не Анджела. Не… Не Тереза. Он был с этой женщиной телом, но не душой. Можно представить, как она обиделась бы, если бы узнала, что во время второго соития он представлял на ее месте Терезу. Во время первого, если честно, он вел себя с ней, как с резиновой куклой из секс-шопа. Ну а что ты хотела, милая, после такого длительного тюремного срока! Да, нельзя так долго отказывать себе в самом необходимом… Но сейчас на самой вершине блаженства он вдруг увидел Терезу и представил, что сжимает ее в своих объятиях, что это не Саманта, а Тереза сидит на его бедрах… Нет, Тереза была бы тоньше и легче, и ее нежные ручки ни стиснули бы так сильно то, что ему особенно дорого. Тереза не причинила бы ему боль… Ну, нос не считается, он получил по заслугам. Но в такие минуты она была бы нежнее, она бы отдала ему всю себя без остатка, она бы не спросила: «Ты только что из тюрьмы?», она была бы… Была бы… Господи, если бы это была она! Джейн стоял под душем, смывая с себя чужую женщину. Вода бежала по его лицу, и его не удивляло, что она такая соленая. Милая, милая Тереза, где ты сейчас? Прости меня. Прости меня еще раз.