Любитель

музыка: https://www.youtube.com/watch?v=bz6bF8HikIM – Покажись, – велел Занзас. Пальцы лежали на спусковых крючках, оба дула смотрели туда, где стоял невидимый самоубийца. Заклубился туман, и в дверном проеме проступили очертания высокой фигуры. – Сдаюсь, – сказал Мукуро. Его низкий голос вибрировал от смеха. Занзас поколебался и убрал пистолеты. Мукуро с наигранным облегчением опустил руки. Не дожидаясь приглашения, прошелся вдоль стойки бара, ведя по ней пальцем и переступая через покореженные остовы стульев и дождевые лужи с хлопьями сажи. Занзас молча следил за ним, нарочито развязным, одетым, как Луссурия в лучшие годы. Мукуро снял плащ, бросил на стойку, ловко на нее уселся и слегка нахмурил брови. Встряхнул кистью в короткой лайковой перчатке, прищелкнул пальцами – горелая вонь исчезла. В кабинете стало прохладнее и как будто светлее, потянуло сырой осенней свежестью. Мукуро удовлетворенно вздохнул и без любопытства осмотрелся. – Значит, вот как расслабляется Занзас Вонгола. Стреляет по мебели. Пьет в одиночестве, – он приподнял початую бутылку за горлышко. – Виски, – Занзас показал стакан, в котором еще болтались талые остатки. Мукуро понятливо кивнул, перекинул ноги и спрыгнул за стойку. – Чистый, – уточнил Занзас. Мукуро громыхнул шейкером, задумчиво постучал острием пешни по губам. Прокрутил ее в пальцах, вскинул руку и прищурил глаз, как будто смотрел сквозь прицел. – Сделаю тебе свой фирменный. Три с половиной унции Чивас Ригал, колотый лед. Пять капель битера. Занзас потерял к придурковатому иллюзионисту интерес, возвращаясь к беззвучной вакханалии внизу – больше смотреть было некуда, "плазму" он расстрелял первым делом. Савада, уже без пиджака, танцевал у самой сцены. Он раскручивал над головой свой галстук, потом зашвырнул в толпу жополизов из Альянса. Хранители Вонголы бесновались с воздетыми руками вокруг перебравшего именинника, как стадо бабуинов. Даже непьющий, если верить Луссу, и не танцующий Сасагава топтался, отбивая ритм кулаком по ладони. – Чувствую себя стариком, глядя на них, – озвучил его мысли Мукуро. – Золотая молодежь. Цвет мафии. Судя по тачкам, здесь все, включая владельца. Это ведь его Бугатти у входа? Он подошел с готовым коктейлем, кривя губы в улыбочке. Занзас обменялся с ним стаканами, выбросил вишенку. Пригубил и растер по нёбу мягкую, идеально обжегшую язык влагу. Не мешала даже цитрусовая дрянь, придавшая виски неестественный цвет. – Я сделаю тебе еще один, если… – Не сделаешь, – заверил Занзас, рассматривая пойло на свет. – Ты уходишь. – Тебе не понравилось? – разочаровался Мукуро. Занзас прошелся взглядом от зеркально-блестящих носов его высоких черных сапог до острого подбородка. – Не стой над душой. Мукуро послушно отступил и вернулся за стойку. Снова застучала пешня. – In vino veritas, – сказал он негромко. – Тоска в нем ищет облегчения. Малодушие – храбрости, нерешительность – уверенности, печаль – радости... А что ищет в вине Занзас Вонгола? – Что тебе не ясно в словах "ты уходишь"? Мукуро улыбнулся. Он колол лед, склонив голову к плечу. Резко вздрагивали гладкие пряди волос, свисавшие вдоль худого загорелого лица, глаза с опущенными ресницами казались одинаковыми. Занзас задумался, какой глаз искусственный, не вспомнил и с удовлетворением ощутил подкатившую ярость. Ладони потеплели от предвкушения. Он со вкусом допил и опустил стакан на подлокотник, глядя исподлобья на поплывшие стены. Мысль о яде мелькнула и пропала – Мукуро был больным уродом, но не идиотом. Он столкнул стакан на пол и не удержался: – Это мой клуб. И Бугатти мой. Каваллоне мозгов не хватает пересесть на нормальную тачку, делаю его, как стоячего. Мукуро рассмеялся неожиданно близко. Под его ногами хрустнули осколки. – Не знал, что у тебя страсть к дорогим автомобилям. – У меня хреновое настроение. Вали по-хорошему, – Занзас открыл глаза и забрал стакан, но не торопился пить, сверля взглядом ехидный улыбчивый рот. Мукуро выпрямился и отпустил спинку кресла. – Я тоже не люблю… это, – он ткнул большим пальцем за плечо – туда, где зеркало Гезелла во всю стену открывало вид на нижний уровень с танцполом. – Вообще-то я не собирался заходить, но увидел твой Бугатти Вейрон и решил... – Галибер, – без раздражения поправил Занзас. Он уже догадался: не позвали. – Так тебе был нужен я или Каваллоне? – Бугатти Галибье, – серьезно повторил Мукуро на французский манер, игнорируя вопрос. – Спасибо, буду знать. Я, видишь ли… Пропустил несколько последних лет. – Десять, – напомнил Занзас. Мукуро усмехнулся. Он свободно развернул плечи и втолкнул пальцы в карманы тесных белых штанов. Прищуренные глаза смотрели испытующе в упор. С иероглифом оказался правый. Занзас разглядывал его с ответным интересом – кажется, впервые в жизни. Уродство причудливым образом сочеталось с броской красотой, не то придавая насмешливому лицу странный шарм, не то отталкивая. Занзасу было плевать. Ему хотелось смотреть, и он смотрел. – Десять, восемь… какая разница, – скучным тоном сказал Мукуро и подмигнул. Занзас отнял стакан от губ, не сделав глоток. Мукуро радостно засиял глазами, сразу став на пять лет моложе. – Пошел вон, – выговорил Занзас, тяжело опуская руку. Язык не слушался, словно выпито было не меньше бутылки. Не то чтобы у него была возможность сравнивать – напиваться он не умел и не любил. – Щенок. Мукуро с коротким смешком качнулся на каблуках. Занзас смотрел в наглое самодовольное лицо, колеблясь между желанием вышвырнуть незваного гостя и ленью, потом все-таки сделал глоток и опустил веки. – Если решил разделаться с Савадой, на меня не рассчитывай. – Я не за этим пришел, – мягко возразил Мукуро. Повисла долгая тишина, такая глубокая, что можно было разобрать утробный гул клубных динамиков. Мукуро стоял неподвижно, сдерживая дыхание. Занзас чуял его напряжение, ощущал липкий взгляд, ползающий, как муха, по коже. От шрамов на щеке медленно вниз по горлу, вдоль пуговиц полурасстегнутой рубахи к пряжке ремня. Он непроизвольно развел колени шире и беззвучно хмыкнул. Ситуация неожиданно забавляла – совсем как в юности перед боем, когда от нетерпения, от одной лишь возможности уничтожить противника ярость выплескивалась сама собой, и весь остальной мир переставал существовать. – Потанцуй со мной, – сказал Мукуро. Не поперхнуться Занзасу позволила только железобетонная выдержка. Он вытер губы о большой палец и опустил стакан на подлокотник. Левая ладонь давно покоилась на расстегнутой кобуре. Мукуро встретил его мрачный взгляд теплой улыбкой. – Драться ты не стал, – пояснил он. – Выгонять меня передумал. Мы в ночном клубе. В клубах обычно танцуют... Занзас не перебивал его, вяло борясь с хмелем. Голова была ясной, но вставать сейчас он не стал бы, даже если бы кресло с ним вместе оказалось посреди поля битвы. – И ты наверняка неплохо двигаешься, раз настолько хорош в бою, – закончил Мукуро. – Пойдем. Спустимся к этим дилетантам, покажем класс. Занзас насмешливо повел бровью. – А ты профессионал? – Ну, не то чтобы, – Мукуро скромно опустил ресницы. – Скорее любитель. Видишь ли, моим ребятам тоже иногда хочется расслабиться и отдохнуть в приятном месте. Не отпускать же было их одних. Занзас машинально подумал о Фране, этом заторможенном докучливом идиоте, и скривил губы. – С учеником я, кстати, именно так и познакомился. – Строишь из себя заботливого папочку. Фальшивое дерьмо. – Я за них в ответе, – не обиделся Мукуро. – Так что скажешь? – Что ты ебнулся, – озвучил очевидное Занзас. Мукуро картинно вздохнул. – Значит, нет. Жаль. – Вали, танцуй, – разрешил Занзас. – Савада будет в восторге. Не забудь поздравить. – Я уже поздравил… в некотором роде. Подарил ему еще год жизни, – очень серьезно сказал Мукуро. У Занзаса вырвался фыркающий смешок. Мукуро нахмурился, улыбаясь. – Что, так уверен в Десятом Вонголе? – Как в себе. Говнюк отправит тебя обратно, если дашь повод. Советую реже попадаться ему на глаза. – Спасибо за совет, – без эмоций поблагодарил Мукуро. Он отошел к уцелевшей стереосистеме и принялся перебирать диски. Занзас расслабленно откинул затылок на низкую спинку кресла. – Не знаю, что тебе нравится, – пробормотал Мукуро. – Думаю, не ошибусь, если предположу, что ничего. Придется довериться моему вкусу. – Я люблю Вивальди, – приподняв голову, вспомнил Занзас. Мукуро глянул через плечо с веселым изумлением, но смолчал. Он потыкал в кнопки замерцавшей огоньками панели, подтолкнул пальцем выбранный диск. Ожили, загудев, встроенные в стены колонки. Занзас поднял руку, беря регулятор громкости на мушку. – Брось, – примирительно сказал Мукуро. – Это просто музыка. Здесь же тихо, как в склепе. Тебя когда-нибудь хоронили заживо? Занзас прокрутил пистолет на пальце и перевел на него, склонив голову к другому плечу. Мукуро сдержанно вздохнул. – Еще одно последнее предупреждение? – Это разрешение. Включай свою музыку и танцуй. Условие: если мне не понравится, я тебя пристрелю. – Ты сам предложил, – выдержав паузу, сказал Мукуро и развернулся, осторожно переступая мягкими подошвами навстречу его вытянутой руке. Остановился в нескольких шагах от кресла, лениво прогнулся, выпрямив сцепленные руки над головой, качнул бедрами вправо-влево. Тонкий синий пуловер задрался на впалом животе, обнажая молочную полоску кожи. Занзас подавил смешок и опустил пистолет. – Встречное условие, – с кроткой улыбкой сказал Мукуро. Он слегка расставил ноги и положил ладони на бедра, цепляясь большими пальцами за низко сидящий ремень. Зеркальная пряжка сверкнула в теплом свете ламп, как на солнце; Занзас недовольно сощурился. – Дождись конца. Я танцую, ты – смотришь и не мешаешь. Не трогаешь меня, не останавливаешь. Помолчав и не услышав возражений, он продолжил: – И у меня есть просьба. Занзас движением брови позволил ее озвучить. – Могу я трогать тебя? Занзас продолжал отрешенно смотреть сквозь него, не шевельнув ни единым мускулом. Мукуро закусил нижнюю губу, пряча усмешку. – Можешь, – ответил Занзас. Мукуро беззвучно протянул "вау". Его глаза смеялись, даже правый казался живым. Занзас невольно усмехнулся. – Но если мне не понравится… – Тебе понравится. – Мукуро опустил ресницы, его лицо посерьезнело. – Я обещаю. Занзас глотнул виски и удобно устроил обе руки на подлокотниках, не убирая палец со спускового крючка. Мукуро небрежно повел плечом; стереосистему окутало синее пламя, и микшеры задвигались сами собой, выстраивая звук. Музыка оказалась странной и раздражающей, как сам Мукуро – дикая смесь из боя тамтамов, военного марша и синтетического завывания. Она сухой щелкающей дробью простучала по барабанным перепонкам, наращивая громкость и темп, и оборвалась шумным шипением; Мукуро, стоявший до этого неподвижно, запрокинул лоб навстречу хлынувшей с потолка воде. Длинные струи хлестали по его подставленному лицу, по плечам. Занзас брезгливо стер запястьем со щеки долетевшие брызги. Музыка вернулась почти сразу, иллюзорный дождь прекратился, но Мукуро успел промокнуть до нитки. Скрестив руки, он взялся за низ пуловера и потащил, изгибаясь, вверх. Высвободил голову, встряхнул мокрыми волосами и отбросил его коротким движением. Занзас сообразил, что Мукуро уже танцует, хотя назвать это танцем было сложно. Даже на стриптиз или танец у шеста, несмотря на бабский способ раздеваться и облепившую ребра нижнюю белую майку, это было не похоже – таким отсутствующим и холодным казалось его красивое лицо. Словно тело предало его, зажило собственной жизнью, захваченное однообразным четким ритмом, и самому танцору не оставалось ничего другого, как сдаться и подчиниться против воли. Он танцевал, не двигаясь с места. Руки вытянулись вдоль тела, работали только напряженные плечи и ноги, выделывая такие замысловатые коленца то ли джиги, то ли рила, что Занзаса разобрал беззвучный смех. Он передумал стрелять и сполз по спинке кресла ниже, решив досмотреть шоу до конца. Мукуро повернулся спиной. Настала очередь рук – худые, бледные, они изгибались, взлетали, как крылья. Падали и вновь оживали. Устойчиво расставив ноги, он резко откинул голову назад, раскрыл объятия, разводя ладони в стороны, словно в поклоне наоборот. Скрепленные зеркальным зажимом волосы, струившиеся по спине, упали отвесно, как дождь. Мукуро медленно перегибался. Ниже и ниже. Его запрокинутое лицо было разгоряченным, но по-прежнему отрешенным, глаза закрыты. Доставшие до пола волосы свивались живым иссиня-черным кольцом. Мукуро коснулся пола пальцами левой руки и открыл глаза. Занзас чувствовал, как горит его собственное лицо. Они сцепились взглядами и неотрывно смотрели друг на друга. Мукуро гибко выпрямился и развернулся. Его глаза лучились азартом, приоткрытые губы смеялись. Теперь он двигался весь, и с каждым движением откровенно чувственный танец становился провокационнее, заводил и звал. В нем не было ничего, кроме животной жажды и голого желания. Бедра коротко дергались, пошло имитируя фрикции, белая тонкая ткань вздулась там, где левая штанина обтягивала возбужденный член. Занзас не менял позы, закаменев в кресле, как изваяние Будды. Шагов, разделяющих их, оставалось все меньше. Когда вызывающе выставленное, облитое лакированной кожей колено Мукуро коснулось его колена, музыка смолкла. Занзас не шелохнулся, оглушенный тишиной, – ее разбивал только стук его сердца, отдающий тяжелыми тянущими толчками крови в сдавленном одеждой члене. – Повтор? – спросил Мукуро, растрепанный, со сбитым дыханием. Его грудная клетка вздымалась и опадала, напряженные соски непристойно темнели сквозь мокрую ткань. Низко вырезанный ворот майки съехал на одно плечо, кожа нежно розовела и блестела от пота, как намазанная маслом. Занзас смотрел на него молча. – Повтор, – согласно скомандовал сам себе Мукуро, длинно выдохнул и, не глядя, метнул в проигрыватель сгусток пламени. Загудели низы, колонки выдали знакомые первые барабанные такты. Мукуро одарил Занзаса сумасшедшей улыбкой и скользнул за спинку кресла. Узкие ладони легли на плечи и плавно двинулись вниз по груди, холодя кожу ободками колец. Занзас непроизвольно напряг мышцы живота; коснувшись ремня, руки поползли обратно, большие пальцы сжали горло, надавили под челюстью, вынуждая откинуть голову назад. Занзас повиновался, закрыв глаза и стиснув зубы. Лоб обдало сорванным дыханием, теплые губы Мукуро прихватили щетину на подбородке и скользнули ниже, поймали дрогнувший под кожей кадык. Занзас дышал незнакомыми запахами – туалетная вода с отчетливой нотой амигдалина, пот, собственный запах разгоряченного тела. С кончиков упавших на грудь волос капало. Теплые губы почти не двигались, поглаживая его шею. Его собственные губы почти касались чужого горла. Он приоткрыл рот и лизнул влажную солоноватую кожу; Мукуро резко разогнулся и перекинул ногу через подлокотник. Занзас с трудом оторвал затылок от спинки кресла, опустил взгляд. Квадратный каблук продавливал мягкое сиденье, упираясь между его раздвинутых бедер. Кресло ощутимо подрагивало; Занзас в бешенстве на секунду прикрыл глаза, когда щеку задели металлические звенья цепочки, болтавшейся на ремне Мукуро. Тот двигал бедрами, волнообразно и тягуче, протяжными толчками трахая спинку кресла в опасной близости от его плеча. Затем убрал ногу, отвел изящным балетным движением и вышагнул вперед. Занзас сверлил взглядом узкую нервную спину, тяжело переводя дыхание. Покачивая бедрами, Мукуро встал между его колен, голенища сапог плотно прижались к армейским берцам – "последнему писку" от Луссурии. Запрокинул руки и запустил пальцы в волосы, выставляя острые локти. Он часто переступал каблуками, не отрывая носков от пола. Круглый зад упруго вздрагивал в такт коротким движениям. Прямо перед глазами маячили нежные темные ямочки между сползающим полосатым ремнем и задравшейся майкой. Занзас поймал себя на желании содрать ее к ебаной матери и поморщился, отпив из теплого стакана. Не сбиваясь с четкого ритма, Мукуро плавно опускался, нависая своей вихляющей задницей над его пахом. Почти уселся, но выпрямился и продолжил пытку – на этот раз лицом к лицу, упираясь в его колени ладонями. Он тянулся вниз расправленными плечами, прогибаясь, как в глубоком поклоне, подняв лицо и не отрывая взгляда. Глаза, почерневшие, пьяные, смотрели в упор, губы двигались, неслышно проговаривая пошлый речитатив, рвущийся из динамиков. В провисшем вороте майки была видна грудь, ходившая ходуном, россыпь родинок над крошечным правым соском. Занзас закрыл глаза и тут же заставил себя открыть их. Мукуро коснулся губами верхнего болта застежки его форменных штанов, высунул язык и длинным движением погладил "молнию". Занзас вздрогнул. Перевел взгляд – в застывших пальцах правой руки еще хрустело уцелевшее стеклянное кольцо. Отколовшийся стакан неестественно медленно упал и разбился, расплескав остатки фирменного коктейля. Музыка на секунду смолкла и снова заиграла с начала. Мукуро качнулся вправо и неожиданно цепко охватил одной рукой его левое запястье, вскинул пистолет навстречу своим приоткрытым губам. Занзас выронил то, что осталось от стакана. Мукуро продолжал неотрывно смотреть ему в глаза. Дрожащий кончик его языка танцевал, обводя яркое клеймо на прикладе. Он широко лизнул ствол, опускаясь на одно колено, как рыцарь. Взялся за приклад обеими руками и направил дуло в рот. Осторожно, очень аккуратно Занзас убрал палец со спускового крючка. Мукуро облизал губы и впустил ствол. Медленно выпустил. Занзас подавил стон, который все равно остался бы неслышным за грохотом музыки. Мукуро понимающе ухмыльнулся, игриво приласкал языком мокрую мушку. Ввинтил кончик внутрь и принялся трахать дуло неуловимо быстрыми движениями в такт барабанной дроби. Вот сука, безучастно подумал Занзас. Он терял контроль и едва сдерживался, чтобы не сжать член свободной рукой. Стиснул подлокотник, но заставил себя раскрыть подрагивающие от нетерпения пальцы. Мукуро оставил вылизанный дочиста пистолет в покое и поднялся с колена. С видом победителя демонстративно вытер приоткрытый рот двумя разведенным пальцами. Тряхнул волосами, перебросил хвост через плечо, резко покачивая бедрами из стороны в сторону. Правая ладонь в черной перчатке нырнула под майку, поползла вверх, оголяя живот и узкий пупок. Левая рука зацепилась большим пальцем за пряжку. Кончики раскрытых веером пальцев поглаживали выпирающий под одеждой разбухший член. Мукуро наверняка не носил белья – на высохшей ткани темнело пятнышко смазки. Занзас облизал губы и тяжело про себя выматерился, когда понял, что непроизвольное движение его языка не осталось незамеченным. Мукуро над ним смеялся – глазами, губами, всем своим открытым лицом, потерявшим иллюзорный загар. Занзас нарочито медленно облизал нижнюю губу еще раз. Он готов был поклясться, что Мукуро тоже контролирует себя только чудом. Он не должен был его трогать. Но никто не говорил, что он не может трогать себя. Усмешка сползала с лица Мукуро, как тесная перчатка. Его рука, бесстыдно тискающая член, застыла. Взгляд прикипел к пальцам Занзаса, обжимающего себя через штаны; и первый раз за все время любитель клубных танцев сбился с ритма. Он покачнулся и остановился, вскинул глаза. Занзас встретил его смятенный взгляд нежным движением губ, коротко поцеловав воздух. Лицо Мукуро полыхало, как у подростка. Занзас удивленно и насмешливо приподнял брови. Постояв с опущенными руками, Мукуро отвел мешавшие волосы указательным пальцем, поднес его ко рту. Занзас следил за ним с легким недоумением. Когда понял, что Мукуро собирается делать, задержал дыхание. Засранец решил устроить стриптиз, и начал с левой перчатки. Занзас не дышал, следя за тем, как пальцы высвобождаются по одному, как обнажается молочного оттенка кожа. Мукуро разжал зубы, отпуская снятую перчатку. Изогнулся, стаскивая знакомым жестом майку. Переступил через нее, впечатывая каблуки в пол по обе стороны бедер Занзаса и заставляя его свести ноги, положил прохладную ладонь на грудь. Медленно, не отводя взгляда, опустился к нему на колени. Мукуро ерзал по его бедрам вперед, прогибаясь, пока в повисшей паузе не звякнули друг о друга пряжки их ремней. Свел брови, страдальчески хмурясь, и захлебнувшаяся музыка заиграла снова. Занзас сдерживал свое рвущееся навстречу тело, цепляясь за подлокотник. Мускулы окаменели, напрягаясь до предела. Рукоятка пистолета горела в стиснутой мокрой ладони. Мукуро прикрыл глаза, с беззащитным вызовом вскинул подбородок, раскачиваясь в такт. Он снова танцевал, и на этот раз каждое давящее движение почти причиняло боль, вталкивая обоих в очевидное обоюдное удовольствие. Занзас погладил гибкую жесткую спину, отвел влажные волосы со лба, задержал ладонь у щеки. Их лица были совсем близко. Он мог пересчитать серебряные колечки пирсинга и все родинки ниже правой ключицы. Мог ударить его, схватить за шею, нагнуть и дать себе волю. Но позволял трахать себя – долбящей в уши музыкой, толчками вертлявых сильных бедер, пьяным взглядом из-под опущенных ресниц. Мукуро не выдержал первым. Злобно искривив приоткрытые губы, он качнулся вперед и впился в рот. Его руки жадно ощупывали плечи, бока, спускались к ремню, выдирали концы рубахи. Занзас скользнул ладонью к шее, охватил под зажимом для волос, надавил. Раскрыл губы шире, проталкивая между зубами язык. Целоваться Мукуро не умел, да и обычный поцелуй это напоминало слабо. Но никто не возражал: Занзас насиловал вкусный податливый рот, дрожа от нетерпения; Мукуро позволял ему. В какой-то момент музыка все-таки сорвалась, в уши толкнулась тишина, и Занзас зарычал, услышав тихие стоны Мукуро, его всхлипывающее дыхание и скрип сапог, трущихся о кожаную обивку кресла. Он облапил ягодицу, смял, втискивая Мукуро в себя. Уперся взмокшим лбом ему в лоб. Мукуро терся твердым горячим пахом, все быстрее и резче, жадно глядя расширенными глазами. В глубине правого мерцал иероглиф с отражением его собственного, пылающего багрянцем зрачка. Занзас задыхался, но держал уплывающий взгляд, пока член не начал выталкивать сперму. Он уронил голову на голое подставленное плечо, болезненно сильно вздрагивая всем телом; и с последней выкручивающей, мучительно-сладкой судорогой понял, что обнимает пустоту. Он тяжело моргнул, приходя в себя. Зиял открытый дверной проем, в разгромленный кабинет врывался гул танцпола. В штанах клейко стыла сперма. Занзас не с первого раза вложил пистолет в кобуру. Перебарывая истому, грузно поднялся и едва не упал. Стены вместе с полом кружились каруселью. Пошатываясь, он добрался до двери, уперся ладонями в косяки. Разномастная толпа внизу колыхалась живым танцующим морем, но кое-где уже белели задранные лица – его заметили. По лестнице поднимался хмурый настороженный Сквало. Занзасу было плевать. Он мрачно рыскал глазами сквозь липнувшую ко лбу челку; наконец, увидел его – высокого, в светло-зеленом пижонском плаще. Словно почувствовав взгляд, Мукуро оглянулся на ходу и остановился. Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза, потом Мукуро улыбнулся и поднял руку. Обтянутый перчаткой кулак медленно разжался. Занзас закаменел лицом. На среднем пальце Мукуро висели ключи, противоугонный брелок облизывал оранжевыми язычками пламени его раскрытую ладонь. Занзас качнулся, полез в левый задний карман. Машинально проверил правый, хотя оба ключа от подаренной четыре дня назад самому себе тачки всегда держал в левом. Мукуро медленно сжал кулак, оставив выставленным палец с кольцом брелка. Яркие припухшие губы изогнулись в усмешке. Занзас глубоко вздохнул, сдерживая рвущуюся ярость. Перед тем, как нырнуть в толпу, Мукуро нацелил палец на него, затем приложил ко рту и нежно сдунул то ли воздушный поцелуй, то ли воображаемый дымок. Разумеется, Занзас мог ему помешать – но не двинулся с места. Он провожал взглядом приметную иссиня-черную макушку до самого выхода из клуба и не замечал, что дает шанс всем желающим стать свидетелями явления, случившегося второй раз за последние восемнадцать лет. Он улыбался.