Unnamed

Было около четырёх часов утра. Альбукерке в это время практически полностью погрузилась в чёрную бездну, внутри которой в строгой последовательности зажигались и гасли покосившиеся оранжевые фонари. Лёгкий ветерок терзал полиэтиленовые пакеты и сухие листья, усыпая дороги старым хламом и бычками. Из мусорных баков шёл тёплый пар. Миниатюрные термометры на окнах показывали ниже нуля. Одинокие прохожие механически поднимали воротники и тут же прятали ледяные руки в карманы, недовольно прикидывая, сколько пройдёт минут до полного возвращения утерянного на холоде тепла. Вокруг не было слышно ни одной машины. Единственные силуэты, мелькавшие в свете фонарей, были проститутки, курившие тонкие ментоловые сигареты, которые распространяли тошнотворно-сладкий аромат. На границе, в том самом месте, где заканчивался город и начинались каньоны, песчаные холмы и пустыня, стояла тёмно-красная Линкольн Континенталь 1967 года. Из машины валил густой дым и сильно воняло гарью. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что у машины отвалился бампер и не доставало пары стёкол. Прислонившись спиной к боковой дверце и запрокинув голову назад, молодой человек безучастными глазами смотрел прямо в небо, развернувшееся над песками и дорогой. Он сидел здесь уже несколько часов, после того как в машине перегорел двигатель и она с громким треском заглохла, погрузив грязные шины в глубокие пески. Он сидел, рассматривая белые звёзды, которые в этот вечер казались неестественно яркими, возможно, прожигающими небосвод. Льдины, больше ничего. Кусочки льда, немного красивее тех, из морозилки. Там не было фантазии. И плевать, что звёзды могут взрываться, для него это всё равно что тысячи фигурок, выдолбленных изо льда. Может, в них вложили бомбочки или что-то вроде того. Его разум был неспособен на тяжёлую умственную работу, но воспоминания просачивались внутрь, вызывая боль и страшную мигрень. Сколько времени прошло с тех пор, как он вывалился из машины прямо на холодные пески? Может, несколько минут. Может, полчаса. Время для него остановилось, он был полностью изолирован от окружающего мира. Джесси вдруг вспомнил, как халявил на уроках химии. Как пропускал занятия и обменивал свои вещи на траву. Совершенно внезапно это воспоминание застало его врасплох и — о Господи, неужели это действительно был Джесси Пинкман собственной персоной? — он почувствовал жгучий стыд, как будто ему было тринадцать лет. Как будто его пристыдил папочка. Или, что ещё хуже, мамочка. Это немного разогрело тело и башку. Пришлось поёжиться и онемевшими от ледяного ветра пальцами смахнуть с глаз парочку слезинок. Никакой сентиментальности, виновен холод. Вообще-то, Джесси был не из суеверных. Но, когда ты только что заново обрёл свободу, наступает желание переродиться, возникает наслаждение, необъяснимое словами. То самое, которое он испытал от своей первой затяжки в школе. От первого секса. От ощущения, что твоя задница висит на волоске, когда ты на мчишься по ночному городу на хреновой тачке, подаренной отцом. Ещё одна секунда, и события начнут сливаться друг с другом, образуя вечность. Новая жизнь, подаренная ему свыше. Всю дорогу он безумно хохотал, как одержимый. Началось с едва слышного хихиканья, а в конце он уже беззвучно трясся худым телом, не веря в то, что после долгих месяцев мучений страдания наконец-то позади. Он смеялся по нарастающей, пока смех не достиг высшей точки, превратившись в гоготание, напоминающее гортанные пения африканских племён. Больше похожее на хрипение, но всё-таки производимое гортанью. Теперь он успокоился. Какая к чёрту разница, если ты свободен и над тобой висит милая сердцу чернота? В Альбукерке всегда отлично видны звёзды. У брата, кажется, есть телескоп. Повезло, чёрт. Созвездия там, все дела. "Если выберусь, надо будет купить телескоп", подумал Джесси. А затем послал эту идею нахер, вспомнив, что денег не осталось. Господа ведь не пожелали оплатить последнюю партию амфетамина. И предпоследнюю. И вообще-то, стоило бы поблагодарить Уолтера за то, что он теперь в состоянии пялиться на небо и безмятежно строить планы на ближайшие пять лет. Нет. Благодарить не будет. Лучше сейчас вообще о нём не думать. Одинок. Ужасно одинок, хоть и свободен. Беден, покалечен, возможно — выжил из ума, но, по крайней мере, волен выбирать дорогу. В душе творится настоящий кавардак. Когда-нибудь он непременно разберётся с мыслями. Сейчас не время. Сознание балансирует на грани, а с ним шутки плохи. Лучше повременить. Машина сдохла и он позволил себе устроиться прямо на земле. Под дымящейся тачкой ползали жуки, быстро перебирая маленькими лапками. Один пробежал мимо Джесси, оставив длинный след из микроскопических песчинок на штанах. В этот момент в голову ударило старое воспоминание: — Чё это за херня? — Круглая плоскодонная колба, Джесси, — ответил Уолтер. — Аккуратней, не разбей. — Да вы чё, думаете я криворукий, мистер Уайт? А это чё такое? — Джесси указал пальцем на небольшой стеклянный стаканчик с длинными чёрными делениями. — Господи Боже, мерный стаканчик из школьного курса химии! Разве ты не ходил на мои уроки? — грустно спросил Уолтер, натягивая на руки одноразовые синие перчатки. — Вы меня выгнали. — О... Да, точно. Вот так партнёрство, подумал Джесси, с любопытством изучая плоскодонную колбу. Сколько мета можно было бы наварить в ней, а? Эта мысль тогда пришлась ему по вкусу. Затем прошлое плавно перетекло обратно, в настоящее. И несчастную голову пронзили миллионы назойливых риторических вопросов. Кто он теперь, после всего? И кем вообще был в этой жизни? Джесси отметил, что он никогда не задавал себе столько вопросов. В любом случае, пора выдвигаться. Как бы то ни было, но впереди — долгие годы жизни, поиск работы и жилища. Существование, в конце концов. Если его не пристрелят или на голову не свалится кирпич. Всякое ведь бывает, верно? — Покедова, мистер Уайт, — хрипло шепнул Джесси. — Может, когда-нибудь увидимся. Скорее всего ему показалось, но в небе на мгновение вспыхнуло что-то яркое. Очень яркое, но не похожее на самолёт. Словно взрыв маленькой звезды. Или рождение новой. Молодой человек медленно поднялся с прохладного песка и направился к дороге. Навстречу парню уже неслись машины — если он поторопится, то через пару часов окажется за пределами Нью-Мексико.