Ломка

Старые потертые кроссовки не могут уберечь ноги от смертельного зимнего холода. Пробирающий до костей ветер пробирается под где-то уже продырявившуюся и ставшую малой куртку, каждым своим дуновением заставляя отборно материться и обхватить себя поплотнее руками. Холодно и лицу, спрятанному под белой маской. Притронувшись замерзшими побелевшими пальцами к своему лицу, он заметил, что уже не чувствует прикосновений. Мужчина без тени брезгливости высморкался в рукав и вытер нос, вдохнув холодный воздух, который резко обжег прокуренные легкие. Уж лучше дышать, чем глотать собственные сопли, не дающие покоя уже две последние недели. Заболел, блядь. Тим обхватил ноги руками, постаравшись устроиться поудобнее. Вокруг все осточертевшие черные полиэтиленовые мешки да баки с мусором, в одном из которых Тим провел всю ночь и сейчас сидел внутри, поджав ноги. Резкий запах омерзительной вони мог вызвать отвращение у любого человека. Но не у Тима. Его мелко трясло. Не только из-за холода. Тим мысленно молился давно забытому им Богу, чтобы это не была она. Потому что мужчина не мог себе представить, что тогда с ним будет. Тим изо всех сил убеждал себя, что правое запястье горит огнем не из-за нее, а от какого-нибудь ушиба. Надеялся, что тупая пульсирующая боль в голове и сильная ломота во всем теле — от недосыпа и этого проклятого мороза. Мужчина рефлекторно потянулся рукой к правому карману штанов. Он открыл дрожащими пальцами пачку и, посмотрев на нее с секунду, со злобным ругательством сжал ее в кулаке, мгновенно раздавив картоновую коробочку. Сигареты-то он все давно выкурил, одна зажигалка осталась. Как же хочется курить. Кашляя и хрипло дыша, наркоман начал медленно вылезать из мусорного бака, в котором он сидел. Наконец, выйдя на свет божий, Тим, опираясь рукой об стенку и шатаясь, направился к переулку. И ведь как назло, людей было много. И детей, и их родителей, и совсем мало таких же блудников, как Тим. Мужчина старался держаться прямо, но боль с спине заставляла сгибаться чуть ли не в три погибели. Ноги предательски дрожали в коленях, а руки, засунутые в карманы, сжимались в кулаки. Особенно плохо было правой руке — в запястье, внутри, ужасно кололо. Так ведь еще каждый прохожий то сторонится, то словно нарочно задевает плечом, презрительно смеривает взглядом, говоря что-то про бомжей и разгильдяев, а мерзкие дети, как заведенные, спрашивают у мам-пап, «а почему вон у того дяди на лице маска». Все эти голоса, рокот проезжающих мимо машин, хруст снега под ногами — все давит на усталый больной мозг. Хочется наброситься на первого встречного, схватить за грудки, дать ему от души в рожу и наорать на него, чтобы он наконец заткнулся. Но даже Тим понимал, что так делать не стоит на глазах толпы. Иначе вообще хрен дойдешь куда тебе надо, в участке окажешься. Еще в голове бредущего мужчины медленно плыла мыслишка из серии: «а вдруг сейчас кто-нибудь скажет: о, смотрите, это же наркоман!». Так не хотелось лишнего внимания, кое любят оказывать не в меру любопытные людишки. В глазах плыло. Внезапно совсем рядом мелькнули ярко-желтые пятна. «Машина!!» Тим шарахнулся вправо, чуть не сбив какую-то женщину с пакетом продуктов. Та ахнула от неожиданности, а потом, заметив маску на лице мужчины, поджала губы и, обогнув Тима, быстро удалилась, цокая каблучками. Тим моргнул, и пятна пропали. Померещилось. Но почему все так расплывается перед глазами? Почему все вокруг превратилось в яркие разноцветные пятна, на которые смотреть больно? Неужели все-таки... она? Ломка. Одно это слово внушало Тиму ужас. Неужели... придется пережить этот кошмар еще раз?! Хоть все ощущения успели забыться в течении долгих двух лет, мужчина знал, что это очень больно. Дохлая память внезапно бодро стала припоминать Тиму каждый симптом, заставляя его проникаться липким страхом еще больше. Что делать?! До ближайшего пристанища барыг чесать где-то с добрый километр. Но, скорее всего, после устроенной там драки, Тим навряд ли получит теплый прием. Внезапно резко кольнуло сердце. Тим хрипло закашлялся, поморщившись от нарастающей ноющей боли в голове. Кажется, теперь каждое дуновение ветра почти жгло кожу, отчего хотелось как минимум взвыть. Холод стал невыносимым. Он был везде — в кроссовках, под курткой, под маской. Глаза начали слезиться от боли и сознания безысходности. Спасаясь от смертельного холода, Тим почти ввалился в близлежащий подъезд, еле дождавшись, когда стальная дверь раскроется. Мужчина хотел было дойти до самого последнего этажа, но неведомая сила ударила по ногам, отдавшись острой болью в костях, и Тим осел на пол подъезда, судорожно комкая в руках сползшую с плеч куртку и тяжело дыша. Давно казалось бы почившее чувство страха сковало Тима. Все тело била мелкая дрожь, то и дело перерастающая в болезненную пульсацию. Мужчина тихо лег на бок, подстелив под голову куртку. Если лежать спокойно, быть может, боль уйдет. Голова была невыносимо тяжелой, глаза слипались, мерный гул и звон в ушах давил на мозг. Мужчина отодвинул маску с лица на затылок, протирая слипшиеся глаза. Тиму казалось, что все на свете остановилось, как и время. Секунды превращались в вечность. В вечность ожидания. В страх перед болью. Сознание то проваливалось в ложный сон, то снова возвращалось, играя размытыми пятнами перед глазами. Заложенный нос не давал нормально дышать, и сглатывать уже не было сил. Руки начали дрожать, а пальцы скрючиваться. В ноге заныло, и Тим, не выдержав, просто лягнул воздух. Вдруг живот резко скрутило, и мужчина выгнул спину колесом, громко вскрикнув. Боль в животе была пылающе-тянущей, словно выворачивающая зараженные потроха. Неожиданно заболели все конечности сразу, и тут уж мужчина заорал в голос. Ничто не могло сдержать его резких, бешеных движений, разрезающих пространство. Тело наркомана изгибалось, извивалось и металось по полу, каждой клеточкой источая невыносимые страдания. Тим, выпучив глаза и схватившись за горло, кричал и стонал, срывая голос и отчаянно хрипя. Зрачки мужчины сузились, изо рта потекла пена вперемешку со слюной. Мерзкий вкус блевотины и желчи вызвал очередной спазм, живот втянулся, и Тима вырвало. Все жалкое существо наркомана выворачивало наизнанку, руки и ноги дергались, как у марионетки, из глаз текли слезы, коловшие своим теплом замерзшее лицо. «Надень маску, идиот.» Как по команде, тело перестало корячиться. Крики прекратились. Руки, сразу переставшие дрожать, передвинули маску за затылка на лицо. А на лестнице слышались чьи-то глухие, быстрые шаги. ...Марк уверенным шагом спускался по лестнице вниз. Опять, завалился какой-то хер в подъезд, орет, будто его режут. Даже Кейт проснулась. Пора бы донести до управдома, что шатаются всякие бомжи-наркоманы по подъездам, пора уже меры принять. Жильцам мешают, отбросы хреновы. Марк шел с горящим предвкушением возмездия, которое он преподнесет этому очередному посетителю. Пора уже навести здесь порядок, напомнить этим мразям их место. Однако, на полпути крики утихли. Но Марк, доведенный до белого каления, не намеревался спустить все негодяю с рук. Надо преподать ему хороший урок... — Ты чего тут орал, падла ебаная?! Не в курсе, что люди спят?! — рявкнул Марк. Увидев на виновнике шума маску, Марк сначала удивился. А уже потом, получив сильный удар в лицо и оказавшись на полу, понял, что лучше бы он вообще не ввязывался в это дело...