Спирали

1 — Наташ, поехали с нами! — Нет, я, пожалуй, пешком. Погода замечательная. Хочется пройтись. — Да ну, уже поздно. Не ходи одна. — Ничего страшного. Не в первой. Ничего не случится. — Ну, Наташа… — Езжайте уже. Я рассмеялась. Девчонки хорошие, но иногда такие надоедливые. Всё никак не могут услышать слов, что им говорят. Вот и сейчас еле-еле от них отвязалась. Наконец, двери автомобиля захлопнулись, впереди мигнули габаритные огни подскочившей на ухабе машины, и где-то за поворотом растворился шум двигателя. Я осталась одна. Вечер и, правда, был очень хорош. Веял лёгкий тёплый ветер, в сердце леса едва уловимо шелестели листья, фонари превращали мир вокруг в царство оранжево-синей таинственности. Я вздохнула полной грудью, и от всего этого счастья расплылась в улыбке. И таким образом мы с ней вдвоём пошли назад домой. Впереди лежала ровная дорожка тротуара. Достаточно скучная, потому что справа её ограничивала стена леса, а слева — проезжая часть, немая в это время суток, но обычно шумная, пыльная и надоедливая, сбивающая шаг и настрой пешехода. И никаких развлечений. Под ногами привычно замелькала мозаика тротуарной плитки, которую так любят выкладывать в городе. От этого зарябило в глазах, и я подняла голову вверх, оторвав взгляд от земли. Впереди ничего не изменилось, всё также тянули свои гряды дорога и лес, а вдалеке вскоре должны были показаться строения гаражей. Что-то меня отвлекло от дороги. Мысли — эти бесконечно копошащиеся в голове червяки — накинулись на меня и опутали всю голову бесконечным шуршанием, вознёй и бессмысленностью. К воспоминаниям о прошедшем дне и сданном зачёте, к наслаждению хорошей погодой, примешивались планы на будущее, желание на выходные сходить в парк на день города, представление о том, что скоро буду дома. Вот мимо промелькнули и гаражи. Перед самым железнодорожным переездом я перешла дорогу и вошла в лесок, который соединял две оживлённые улицы, а сам, несмотря на свою разреженность и прозрачность оставался мрачным и безлюдным. По мягкой земле сзади послышались шаги. Меня всегда настораживал и в то же время смешил этот момент. Я представляла себе человека, который шёл за мной. Каковы его планы, намерения, и, в конце концов, что за мысли роятся в его голове. Стараясь слушать шаги, я задумалась над тем, как именно он пройдёт: будет ли обходить меня, или держаться на той же дистанции, имея со мной одинаковую скорость. Слева меня накрыла тень деревьев и шаги приблизились. Может, это совпадение, а может, тень была необходима этому человеку. Я не знаю, почему я это сделала, ведь обычно я веду себя хорошо, прилично, чтобы никто вокруг не подумал о том, что у меня что-то не в порядке с настроением или со здоровьем. Но в тот момент я отскочила на правую сторону тропинки в траву. И тут началось. Я увидела, что мимо меня пролетел мужчина. Точнее он пролетел вслед за рукой. Потом он резко развернулся, поняв, что меня на прежнем месте нет. И мы встали лицом к лицу. В полумраке я увидела его глаза, впившиеся в меня. По-моему, он слегка опешил, поняв, что его первоначальный план не сработал. На скулах заходили желваки. Свет не падал на его лицо, но всё же освещения было достаточно, чтобы рассмотреть его молодость, острый подбородок, слегка выпученные глаза с нахмуренными бровями, достаточно крупный нос. — … Достаточно крупный нос, — я прикоснулась в щеке. Та горела всё сильнее, и становилось тяжело говорить. — Какие ещё приметы? Во что он был одет? — Толстовка с капюшоном. Капюшон, судя по всему, маловат, так как он сильно облеплял голову. — Я перестала грамотно строить фразы. В голове шумело, и хотелось прилечь. — Толстовка тёмно-синяя, с чем-то серым, тёмные брюки, наверное, джинсы. На ногах кеды. Синие с белыми носами и светлыми шнурками. Достаточно старые, потёртые. И без всяких «лейблов», советские. — Почему обувь запомнили? — Потому что, когда упала, то прямо перед его ногами оказалась. Хорошо, что в лицо ими не ударил. По коже пробежал мороз. Всё же сплоховала я. Убежать бы, конечно, не смогла — догнал, а вот дать отпор надо было бы порезче. — На нём какие-нибудь следы остались? — Возможно, да, — я закрыла глаза и решила до конца опроса их не открывать. — Когда он ударил меня в лицо, я упала, он стал вырывать у меня сумку, я схватил его за руку и тянула на себя. Скорее всего, здесь-то следы от моих ногтей и остались. На тыльной стороне ладони-то точно. Там кожа нежнее. Я посмотрела на свои ногти и спросила: — Может, стоит из-под ногтей собрать биологический материал? Опер вскинул голову: — Не надо. Думаю, лишнее. И так пойдёт. Я посмотрела на мужчину. Когда я пришла в отдел милиции, меня долго держали на стуле в коридоре, правда, спросив приметы напавшего и передав их ППС. Потом за мной пришёл молодой человек, долго препирался с начальником дежурки о том, что у него и так полно работы и пусть опера трудятся. Начальник вызвал дежурного оперуполномоченного, который тоже не особенно обрадовался совершённому в его смену грабежу. Он коротко спросил меня приметы преступника и обстоятельства дела. Опрос закончился. Опер собрал мои объяснения, и мы направились в травмпункт, оттуда поехали, покатались по городу в поисках нападавшего. Конечно, его не нашли. И ближе к полуночи я окончательно перестала что-либо соображать и желать. Я просто вырубалась. Меня зачем-то опять посадили сидеть на стуле, но уже другого коридора. Я привалилась к спинке стула, прикрыла глаза. Челюсть всё ещё болела, но уже по-другому, и я стала баловаться с анализом ощущений, концентрируясь на боли, следила, как она пульсирует, замирает, снова возникает, давит, отпускает. Почему-то заныло правое плечо. Я почувствовала, как меня кто-то трясёт, и разлепила веки. Я опять лежала, на этот раз на полу. — Что это я здесь делаю? — С вами всё нормально? — участливо и одновременно профессионально строго спросил голос. Я повернула голову. Рядом стоял молодой человек в форме и пытался посадить меня на стул, заглядывая в лицо. — Да, наверное, задремала. Вечер выдался суетный. — Ваша фамилия Полозова? — Да, — я окончательно проснулась, и мне стало неловко за свои реакции. — Простите, что так вышло. — Ничего, пойдёмте со мной. Нам надо будет ещё немного поработать. Я поднялась и направилась за новым сотрудником, который тоже хотел услышать мою душещипательную историю, подобную тем, что он слышит каждый божий день. Кабинет располагался в конце коридора, имел одно окно, возле которого стояло два стола, приставленные друг к другу, с компьютером на левом из них. Сотрудник милиции прошёл к своему месту и предложил мне стул в торце своего стола. Я села и приготовилась «работать». Сотрудник милиции был следователем в должности старшего лейтенанта юстиции. Молодой и симпатичный. Спокойный и собранный. Он коротко взглянул на меня, ещё раз спросил про самочувствие и углубился в бумаги, лежащие перед ним. Судя по всему, за время моего сна, дело успело обрасти дополнительными подробностями и бумагами. — Я понимаю, что вы уже рассказывали сотрудникам о произошедшем, но нам надо составить протокол допроса и поэтому вам придётся снова ответить на вопросы. И мы начали. Примерно через полчаса я подписала протокол, узнав, что возбуждено уголовное дело и что они будут вести поиски преступника и похищенной сумки с сотовым телефоном. — Всё, спасибо. Можете идти. Сами доберётесь? — Да, спасибо. — В случае необходимости, мы вас вызовем. Я всё же не утерпела и спросила: — А это дело вы расследовать будете? — Не знаю пока, — пожал плечами следователь. — Смотря кому начальство его распишет. — Ясно. До свидания. По глазам сотрудника милиции было видно, что такое свидание вряд ли случится. По-моему, он подумал, что это — «глухарь». Я вышла в свежесть улицы. Ветер усилился и был не таким ласковым, как накануне. В городе стояла глубокая, настоящая, стопроцентная ночь, когда тишина и мёртвый покой охватили улицы, деревья стали жить, не оглядываясь на взбалмошных соседей-людей, редкие машины прекратили колесить по городу, в окнах погас свет. Сработали автоматизмы, и я увидела, что очутилась на том же месте, где на меня совершили нападение. Трава в одном месте была примята: здесь виднелись следы потоптавшихся сотрудников милиции, совершавших осмотр места происшествия, и собравших мало-мальски значимые следы. Следы. Я вспомнила про грязь под ногтями и хотела было уже вернуться, но сил не было. Поэтому я встала на тропу и направилась вперёд, домой. Проходя мимо пруда, я услышала кваканье лягушек. При моём плохом зрении и скудости освещения увидеть их не представлялось возможным. Поэтому я решила подойти поближе и посмотреть на этих земноводных. «Ну, уж нет, в этот раз не уйдёте, — злорадно думала я про себя. — Однажды я понадеялась застать вас в более удобное время, а вы взяли и закончили концерт». Я полезла к пруду, держась за высокие стебли травы. Лягушки смолкли, однако я увидела то, что мне понравилось. На одном из берегов прудика торчала из воды моя сумка. Я знаю, что это моя сумка — она яркая и приметная, но, наверняка, пустая. Что ж. Вот это более веский повод вернуться в ОВД. Я поскорее вылезла из зарослей и поспешила к зданию милиции. 2 — Я только что была у вас. Помните? По грабежу. Сотрудник дежурной части посмотрел на меня сквозь стекло. — Да, и что? — Мне нужен следователь, что последним допрашивал меня. — Зачем? — сотрудник опустил глаза на стол и стал искать материал по моему делу. — А, вот, Ладный Павел Романович. Ваша фамилия Полозова? Я кивнула. — Тогда он. Подождите. Он по громкой связи вызвал Ладного спуститься вниз. — Если только на выезд не уехал. Я понадеялась, что не уехал. Мне не хотелось общаться с операми, а ждать ещё несколько часов было мукой. — Не, не уехал. Сидоров поехал, там дознавательская статья, — отозвался от пульта связи со службами милиции другой дежурный. Вскоре со стороны лестницы послышались шаги, и к дежурке приблизился Ладный Павел Романович. Красивое имя. — Да, что звал? — он хотел было войти в дежурку, но сотрудник остановил его. — Вот, Полозова пришла, тебя видеть хочет. Ладный посмотрел на меня и спросил: — Что случилось? — Первое, — сказала я. — Я нашла свою сумку и её надо бы изъять. Второе, под моими ногтями, возможно, остались микрочастицы кожи преступника. — Вы что, детективов начитались? — удивился следователь. — Да, уж, — хмыкнул из-за стекла дежурный, — все сейчас такие грамотные стали. — Ну, так что будем делать? — спросила я, не обращая внимания на реплики. — Коль, — повернулся Ладный к окошку, — дашь машинку и криминалиста вещдок изъять? Дежурный значительно помолчал и буркнул: — Хорошо, ненадолго, а то скоро ответственный от руководства поедет объекты проверять. — Мы мигом. — Где это? — это уже мне. — Как ни странно, — хитро глядя, сказала я, — недалеко от места происшествия. — Бывает, — бросил следователь и ушёл за бланками. Мы доехали на УАЗике до ж/д вокзала, прошли по тропинке до прудика и уставились на мою сумку. — Кто полезет? — оглядел следователь свою команду. — Кто-кто? — Пробурчал криминалист, — как обычно, я и полезу. — Понятых бы, — робко предложила я, чувствуя некое не соответствие обстановки букве закона. — Хорошо бы, да где их в два ночи взять? — с умным видом протянул шофёр. Я всегда удивлялась способности водителей, наслушавшись речей специалистов, задвигать такие темы, что потерпевшие именно их считали руководителями следственно-оперативной группы, а не реального главу. — Ну, вы власть или кто? — уперла я руки в бока. Начала болеть голова, а в глаза, казалось, накидали песка и забыли за собой убрать. Ладный вернул бланк протокола осмотра места происшествия в папку и ушёл к ближайшим домам. Криминалист, слыша всё это, застыл над прудиком, смешно расставив ноги. Потом выпрямился и они с водителем закурили. Вернулся следователь, ведя за собой бодрого старичка и осоловелого паренька. Начался дополнительный осмотр места происшествия. Сумку вынули, вытряхнули содержимое. Содержимого не было. — Может ещё по округе поискать? — предложила я, всё больше веселясь от того, что не мне одной плохо. – Вряд ли ему понадобились ручка, носовой платок и пропуск в Универ. Никто, казалось, меня не услышал. Однако чуть погодя все уже разошлись вдоль тропы, изучая поверхность земли. И всё же сумка оказалась единственным уловом. Прекрасно. Выброшу её, когда вернут. — А, Сергей, я что хотел сказать? — Обратился Ладный к криминалисту. — У неё под ногтями микрочастицы подозреваемого. Собери их, хорошо? — Ну, это лучше сделать в отделе. Здесь темно, да и условий никаких. — Тогда придётся возвращаться с нами, — решил отыграться на мне следователь. Мы снова погрузились в автомобиль, отпустив расписавшихся в протоколе понятых, и опять вернулись в ставший уже родным за эту ночь ОВД. Меня начал бить нервный смех, когда мы опять пришли в кабине следователя и расположились там. Криминалист аккуратно собрал биоматериал из-под моих ногтей и упаковал в пакетики. — На, Паш, потом экспертизу назначишь. — А что с сумкой? Вряд ли можно найти следы? Криминалист Сергей повертел её для значимости своего вердикта и вернул следователю, отрицательно покачав головой. — Всё, пока. — До свидания, — проговорила я. — Сплюньте, — возмутился Сергей. — Надеюсь никого из вас больше сегодня не увидеть. — Ага, счастливо, — проговорил Павел. — Ладно, я тоже пойду, — сказала я. Ладный встал размять ноги и сказал, провожая меня до двери: — Хорошо, что вы нашли сумку. Это важно. — Я думаю, — сказала я и вышла из кабинета. На улице опять была ночь. «Что-то я верчусь на одном месте. И никак не могу с него сойти, — вырвала я из сонма мыслей одну, самую ближайшую. — Жаль денег нет. Вот сейчас бы я не отказалась добраться до дома на такси». Из подъезда стали выходить сотрудники милиции, а со стороны стоянки послышался взвизг тормозов УАЗика. — Вы ещё не уехали? — спросил меня Ладный. — А мы вот на место происшествия едем. — М-м, тяжёлая у вас работа, — протянула я, втайне надеясь, что меня подвезут. — Давайте мы вас подбросим как можно ближе к дому. — Спасибо, — произнесла я с чувством. — Вы меня очень сильно выручите. — Пошли, — махнул мне следователь и мы все стали устраиваться в салоне. — Коль, девушку надо будет доставить до ул.Энтузиастов. — Сделаем, — покачав головой от плеча к плечу неопределённым жестом, согласился водитель. Наконец, я оказалась возле дома. — Спасибо. — Спасибо не булькает, — подмигнул водитель мне на прощание. Я вошла в подъезд, поднялась на свой этаж и очутилась в квартире. От удовольствия, что я сейчас буду в комфорте, мне стало весело и приятно на душе. 3 Утро не принесло успокоения моему организму. Врач накануне сказал, что сотрясения нет, но моя-то голова живёт по своим, не понимаемым медициной, законам, и болит она тогда, когда ей вздумается. А вот челюсть пострадала больше — пусть и не была сломана, но имелись синяк, что распространился как плесень на полскулы, и опухоль, что мешала говорить и открывать рот. Я отодрала себя от кровати и пошла умываться. На работе шефы, увидев меня, сказали, что я постоянно влипаю в разные ситуации, и что мне пора подумать над своим поведением. Вместе мы посмеялись, кто над чем и как мог, но домой меня пораньше отпустили. Хорошо. В конце недели на занятиях девчонки не давали мне покоя и каждый напоминал мне о том, что мне предлагали поехать на машине, что спасло бы моё имущество и здоровье. Наивные, чему быть, того не миновать. Ещё через несколько дней синяк вслед за спавшей опухолью прошёл, и я была готова показаться на люди без фантазирования о том, что им интересна причина моей травмы. В среду я не пошла на работу, ну, просто не захотела. А, может, и болело что-то. В итоге в четверг первым телефонным звонком оказался звонок из ОВД. — Где вас носило? — послышался нервный голос. — Мы вам пытались дозвониться вчера целый день. — Что-то случилось? — поинтересовалась я. — Да, мы задержали человека, и вам надо было его опознать. Но вы не пришли и поэтому мы вынуждены были его отпустить, — не стал щадить мои чувства голос и закончил с пафосом: — Мы же не можем держать его бесконечно. Это противозаконно. — Ясно. Действительно, жаль, что так вышло. — Да, мы вас в ИВС в следующий раз закроем, чтобы не мешали следствию. — Ну да, как же, — спокойно отреагировала я. Трубку повесили. «Неприятно, — подумалось мне. — Надо скорее восстанавливать симку, а то ещё что-нибудь интересное пропущу». Интересное не заставило себя долго ждать. — Добрый день, — произнёс в трубке знакомый голос Ладного. — Мы тут человека вчера на опознание привозили. — Да, простите. Надеюсь, я вас не сильно подвела? — Сильно, — сказал голос, не особо, впрочем, уверенный в тяжести моего проступка. — Я не знаю, купили ли вы новый телефон. Поэтому на всякий случай запишите мой номер, будете мне перезванивать. Чтобы я вас не терял. — Так всё-таки вы ведёте это дело? — Да. Записывайте номер. — А с опознанием что делать? — Опера поехали за ним. Правда, особо не надейтесь. Потому что он не очень похож, да и алиби у него есть. Поэтому просто подъезжайте, посмотрим, опознаете его или нет. В 12 подъезжайте. — Ладно, хорошо. «Интересненько, — спросила я у деревьев за окном, — к чему бы всё это?» Опознаваемый, действительно оказался не тем, чем надо. Когда Ладный позвал меня из коридора войти в его кабинет, где уже стоял полный состав следственного действия, я, оглядев трёх лиц, представленных мне на опознание, в первую секунду подумала, вдруг я могу ошибиться. Ведь люди на свету и в темноте, в спокойной обстановке и в критическом состоянии опасности, в среде других и один на один выглядят по-разному. Кроме того, психологическое состояние, окружающая обстановка, суть происходящего окрашивают ситуацию в такие тона, что привычная реальность, каждодневная и рутинная, меняется, освобождая место неким природным, естественным реакциям. Человек словно раздваивается, его социальная часть, годами шлифованная культурой перестаёт быть главенствующей, задавать тон и вести за собой природу. А вот психологическое восприятие опасности собственной жизни, реакции в ответ, наблюдение за поведением противника выходят на первый план. С таким мне раньше встречаться не приходилось, поэтому сейчас надо было соединить воедино обе части личности, чтобы использовать информацию и от одной, и от другой. — Предупреждаю вас об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и дачу заведомо ложных показаний, а также разъясняю статью 51 Конституции РФ…, — слышалось мне сквозь пелену моих размышлений. «Удивляюсь, как люди могут жить сразу в двух мирах — реальном, где функционируют другие люди, и в суперирреальном, который находится в их головах. И ведь все кажутся адекватными и нормальными, а сами постоянно ведут разговоры с кем-то ещё, находящимся у него внутри». — Посмотрите внимательно на представленных вам лиц и скажите, видели ли вы кого-нибудь из них, если да, то когда, где и при каких обстоятельствах, и по каким приметах их опознаёте. Я, наконец, отвернула голову от следователя, продолжая вести с собой монолог-диалог: «Надеюсь, никто не заметил, как я на него смотрю. Интересно, что это? Любопытство от ОВД или он мне нравится?» Я осмотрела всех. «Ну, слава богу, — успокоила я себя, я могу ещё отличить одного человека от другого». — Нет, никого из предъявленных мне лиц я не опознаю, — я снова повернулась к следователю. Наверное, он знал результат следственного действия, так как ни один мускул не дёрнулся на его лицо. Хотя, на мой взгляд, он мог бы и понадеяться на то, что так быстро нашли нужного человека. Ладный занёс мои слова в протокол и распечатал его. Все по очереди расписались и стали расходиться. К нам подошёл оперуполномоченный: — Ну, что. Не он? Мы дружно покачали головой. — Ну, ясно. Похож хоть чем-нибудь? — В деле есть фоторобот, — сказала я. — Можете сравнить. — Паш, чего это потерпевшие у тебя такие борзые? — опер полистал материал в поисках фоторобота. — Я заберу, отксерокопирую? — Да, хотя у ваших есть экземпляр. Оперуполномоченный удалился. — Ещё что-нибудь? — спросила я. — Нет, на этом всё, — Ладный подписал протокол сам, подколол его к делу и положил дело в сейф. — Как видите, над вашим делом работают. Я фыркнула и вышла из кабинета. 4 В пятницу вечером я сидела и смотрела телевизор. Как и в иной другой день ничего интересного он не демонстрировал, но у меня было такое расслабленное состояние, что чего-то другого я не искала. Оно нашло меня саму. — Наташ, а, Наташ, — промурлыкал в только сегодня купленном телефоне голос моей подруги Марины. — Что ты делаешь? Это означало, что вслед за этим последует предложение. — Ничего, телек смотрю. — А может, сходим куда-нибудь? — Куда? — начала я тянуть время, чтобы решить, надо ли мне это или нет. — Сходим куда-нибудь, посидим. — Сейчас? — Да, через часик. — Ладно, — сказала я. Мне стало смешно: это слово «ладно» было моим словечком, но фамилия следователя отобрало у него былую значимость и заменило её на новую, искристую, обжигающе романтическую. — Согласна? — обрадовался голос. — Я заеду за тобой через час. Пришлось резко оставлять диван и судорожно собираться. Вначале мы думали просто посидеть в верхнем зале, а потом уже решить, пойти ли поплясать или остаться здесь. Народу в пятницу, естественно, было много и мы надеялись с кем-нибудь познакомиться. Это избитая фраза и избитое желание, однако оно толкает каждый день и каждые выходные толпы людей на поиск своей симпатии, или любви, или удовольствия, или корысти. Так и мы, одинокие дамы пустились в это путешествие по волнам флирта, ожидания, возбуждения, поиска, разочарования и успеха. — За что выпьем? — подняла бокал Марина, сверкая глазами, как всякий, кто только что подошёл к начальному рубежу пятничного приключения. — Давай за нас, таких красивых и умных. Чтобы всё было успешно. — Давай, — махнула я рукой. После опустошённой бутылки мы решили спуститься на танцпол, выплеснуть опьянение и ту эйфорию, что даёт алкоголь. Народу там было немного, и это хорошо. Я люблю, когда никто не мешает мне размахивать руками и шарахаться по всей площадке, часто пляшу с закрытыми глазами, лишь иногда их открывая, чтобы понять, что я ещё не сваливаюсь с танцпола. Однако открыв однажды глаза, я увидела, что неподалеку за стойкой у колонны сидит молодой человек и сквозь дым сигареты смотрит на меня. Ладный. Я уже говорила, что зрение у меня никудышное, а вот фантазия — богатая. Поэтому мне и показалось, что он смотрит на меня. Однажды у меня уже был похожий случай, когда я в детстве простояла на морозе полвечера, якобы в ожидании нужного транспорта только потому, что мне показалось, что один симпатичный мальчик смотрит на меня. Это событие так и осталось на всю жизнь очень романтичным и ни к чему не приведшим событием. Помятуя об этой своей особенности, я снова прикрыла глаза и продолжила плясать. В следующий раз, как я открыла глаза, его на прежнем месте уже не было. «Ну, — сказала я сама себе. — Что я тебе говорила? Все эти твои мысли — суета сует». Однако приглянувшийся мне человек тут же попал в поле моего зрения, вернувшись уже со стаканом. Мне стало приятно. — Пойдём, посидим, — прикоснулась ко мне Марина. — Я кое-кого встретила. Мы вышли из зала и вернулись к своему столику. Там уже сидели два молодых человека, с которыми меня познакомила Марина: — Женя, Вадим, это — Наташа. — Давайте пересядем на диванчик. Вон один из них освободился, — скомандовал Вадим. Мы перешли чуть подальше и расположились за ним. Мужчины стали болтать, смеяться своим шуткам, которые я со вниманием слушала, но которые не меня задевали. Меня задел следователь. — На минуточку можно вас? — спросил он. Я удивилась, но с ним отошла. Мы встали у дальней стены, почти скрывшись из глаз моих новых знакомых. — Я вот что хотел сказать, — начал он бодро, а потом снизил темп. Ладный внимательно посмотрел на меня, разглядывая. Я тоже в ответ смотрела на него, но постаралась придать лицу невинное выражение. Меня в его присутствии почему-то что-то заставляло смеяться. Не он сам, или его походка или манера говорить — здесь всё было идеально, — но сама атмосфера, сама ситуация или сам факт нахождения рядом с ним — вот это вызывало нервное веселье. Он был трезв, но его речь сбилась, и он всё держал перед моим лицом ладонь со сжатыми в щепотку пальцами, добиваясь от меня понимания смысла своего рассказа. — Я составил протокол опознания вещей. Вам надо будет прийти опознать свою сумку, которую вы же сами и нашли. Это формальность. Но, тем не менее, важная. — Я понимаю. — Завтра сможете зайти? — Завтра суббота. — Вы заняты? Не сможете? — Да нет. Разве вы работаете? — Да, мы, — он махнул рукой, убрав её, наконец, от моего лица. — Ненормированный рабочий день, как говорится. Он улыбнулся, глядя мне в глаза. Ох уж этот взгляд в глаза. Он очень опасен. Мужчины глядят друг другу в глаза, когда выясняют, кто сильнее или, пытаясь донести некую одному ему понятную мысль до собеседника. Это их дела и пусть они сами расплачиваются. Но вот когда мужчина смотрит женщине в глаза, всё намного серьёзнее. Для кого-то это соревнование; кому-то надо что-то доказать; кто-то выясняет истинные намерения стороны; а кто-то ставит вопрос и ждёт, подхватит ли игру партнёр, не свернёт ли, ответит ли положительно, а, значит, не отведёт взгляд, или, наоборот, спрячется, стушуется из-за нежелания или опасения ввязываться в невыгодную ситуацию. Взгляд глаза в глаза — это первое проникновение в мир другого — не просто способ познания, но вторжение со своими законами и своими желаниями. Этот вид взгляда — почти физическое прикосновение, такое же ощутимое, как касание телом, а потому может быть и мягким, нежным, и грубым, нахальным. Я взгляд не отводила, уж больно важен для меня этот человек. Но решила вернуть разговор в деловое русло: — Во сколько? — Что во сколько? — не понял следователь. Так и есть, не о деле думал. — Во сколько приходить, говорю. — А-а, — он, наконец, прикрыл глаза, потёр рукой, соображая. — В 14 часов, устроит? — Хорошо, — улыбнулась, если не сказать, рассмеялась я. — Я пойду? — Вы? А ну да, да. До встречи. Я обогнула его и пошла к своему месту. По дороге я обернулась и увидела, как он направился мимо гардероба к выходу. «Эх», — вздохнула я, отворачиваясь от столь приятного зрелища, и оборачиваясь к залу. Я села на диван рядом с Женей. Но мной овладело какое-то щемящее чувство. — Кто это? — мило спросила Марина. — Да, так, потом расскажу. Я ещё раз обернулась назад. И тут поняла, что меня стало беспокоить. Примерно в центре зала сидела компания, занимая два столика. Ребят было человека четыре, но они развалились на стульях так, что казалось им и двух столов будет мало. Вели себя шумно, но достаточно прилично. Спиной ко мне сидел молодой человек, о чьё лицо споткнулся мой взгляд, когда я перестала пялиться на фигуру моего следователя, возвращаясь в зал. Я похолодела, узнал ли он меня или нет? Конечно, если вспомнить все мои рассуждения о разных лицах одного и того же человека в разных ситуациях, то вряд ли узнал — вечерний наряд и красивый макияж в пику курточке и брюкам в темноте леска никак не сочетались в образе одного человека. Но что делать, я не знала. — Наташа, — нежно зашептал мне на ухо Женя, — что-то случилось? — Нет, нет, — постаралась я улыбнуться как можно шире. – Так, мысли всякие. Ладный. Он ушёл недалеко, и он сможет мне помочь. Но звонить придётся отсюда, чтобы не светиться лишний раз перед «хищником». А в том, что увиденный мной в компании — и есть «хищник» я уже не сомневалась. Я набрала номер следователя: — Это потерпевшая Полозова. Простите, что я вас отвлекаю. — Да, — отозвался он немедленно. — Но мне нужна ваша помощь. — Что такое? Я слушаю. — Он здесь, — зашептала я в трубку, будто человек в среде шумной компании и так далеко от меня мог услышать наш разговор. – Тот парень, что напал на меня. Конечно, он одет иначе, но я его узнала. — Так, — жёстко и собранно произнёс Ладный. — Минуту дайте подумать. Потекли мои деньги и секунды. Я увидела, что парень направился к выходу из зала. Покурить или насовсем, невозможно было угадать, и, значит, нельзя надеяться на лучшее. — Он выходит из зала. — Ясно. Выходи на улицу, я стою у подъезда. — Да, — сказала я в трубку, и встала. — Сейчас приду, — бросила я на ходу своей компании. Я торопливо, но плавно поспешила к выходу. На улице впереди замаячила фигура нападавшего. Я пробарабанила по ступеням. «Конечно, знать бы, что придётся бегать, кеды одела, — подумала я. — Вот он сегодня был в туфлях. Значит ли это, что в тот день он специально надел кеды, зная, что придётся убегать?» — Наташа, — послышалось сбоку. Возле тёмной машины иностранного производства стоял Ладный. — Это тот, который вышел? Не слушая мой ответ, он направился вслед за парнем. — Постойте. Это, конечно, он, но если вы побежите, вы его спугнёте. — Я тихо, — не останавливаясь, бросил мне следователь. — Ну, уже нет, я вам помогу. — Останься, ты своё дело сделала, теперь отойди в сторону. Вдруг что случиться. Или он тебя узнает, тогда тоже спугнёшь. Я, наконец, догнала стремительно двигавшегося к парню Ладного. Расстояние между ними сокращалось, надо было что-то придумать. — Вот ты всегда такой, — сказала я капризно. — Что? — не понял и удивился следователь. — Ты меня никогда не слушаешь. До преступника оставалось с пяток шагов. — Потому что постоянно вмешиваешься. Тут я разозлилась. — Что ты сказал? — я повысила голос. Парень впереди чуть повернул голову, ловя ухом как локатором наш разговор. — Я делаю тебе только хорошее, помогаю, а ты, ты. Я ускорила шаг и обогнала парня. Повернулась к нему лицом и пошла спиной. «Хищник» оказался между нами. — Посмотри мне в глаза и скажи, что-нибудь в своё оправдание. Я уставилась прямо в глаза парню. Он резко остановился, затем, разворачиваясь, ринулся назад. Однако натолкнулся на следователя, который ловко обездвижил его, проведя захват так, что тот не мог сдвинуться. Из-за забора на дальнем конце улицы показалась милицейская машина и я побежала ей наперерез, размахивая руками. УАЗик подъехал к нам, и оттуда высыпали сотрудники ППС. Ладный передал им задержанного с рук на руки. Те открыли «стакан» и погрузили ценный для нас груз. — Вы с нами? — спросил командир наряда ППС. — Нет, вы езжайте в отдел, мы сами доберёмся, — переводя дыхание, проговорил следователь. — Добро, там в дежурку сдадим. Следователь кивнул. Мы остались одни. — Ну, зачем ты это сделала? — Что? — улыбнулась я. — Прикольно же. — Тебе всё хиханьки, да? — Да нет, — печально сказала я. — Просто от присутствия одиноко идущего парня он бы насторожился, а тут пара ссорится — обычное дело. Он и отреагировал только, когда я ему в глаза посмотрела. Ладный закурил сигарету. — Наряд вы вызвали? — спросила я его. Он кивнул, затем сказал: — Всё, пора возвращаться. Тебя подвезти или ты останешься? Я пожала плечами, и мы побрели назад к клубу. Ладный произнёс: — Ты молодец. Вовремя среагировала. Точно он? — Да. Я же говорю, одежда не та, но фигура и лицо — его. Зря он сделал, что промахнулся тогда. — Клуб дорогой, а он дёрнул у тебя сумку, в которой улова было тысячи на полторы, не больше. Спрашивается, на что он живёт и на что гуляет. — Там компания была. Может, кто-то башляет. Ладный взглянул на меня. Усмехнулся: — Подвезти, Шерлок Холмс? — Да, пожалуй, — бодро согласилась я, хотя, с другой стороны, надо бы вернуться и сказать, что уезжаю. Ладно, позвоню Марине позже. В машине было комфортно, тепло, уютно, Ладный включил приятную музыку. От едва слышного шума двигателя, запаха сигареты, присутствия рядом желанного мужчины, закружилась голова, тело стало мягким и расплылось на сидении кресла, хотелось ехать так долго, не прерывая блаженства. — Днём надо будет подъехать провести следственные действия, — вернул меня в суровый мир Павел Романович Ладный. Я проснулась и с готовностью кивнула. Мы подъехали к моему дому, остановились. Ладный закурил сигарету, сказал: — Сейчас с ним побеседую, а утром допрошу. — Рапорт вы напишите, или ППС? Он удивлённо посмотрел на меня? — Ну, — замялась я, — ведь есть такое понятие «палка». Может, лучше вы напишите? Вас похвалят. Ладный засмеялся. Помолчали. — Ладно, — промолвила я. — Я пошла. — Спасибо, Наташа. Ты оказала неоценимую помощь в раскрытии данного преступления. — Очень-очень поэтично, — улыбнулась я. Ладный задумался, помотал отрицательно головой в такт своим размышлениям, а потом обратился ко мне: — Слушай…, — у него зазвонил телефон. — Подожди. — А потом в телефонную трубку: — Да, я слушаю. Нет, ещё домой не иду. Дел много. Раскрытие у меня. Да, опять. Работа такая. Всё, ложись спать. Пока. — Жена? — зачем-то спросила я. — Нет, — выпустил Ладный клубок дыма. — Мама. Я что хотел сказать, по поводу сегодняшнего задержания тебя надо бы допросить дополнительно: что да как. — Хорошо. Сейчас? — Ты устала? — Нет, — счастливо замотала я головой. — Прости, что на ты, — спохватился следователь. Я наклонила голову на бок, разглядывая его. — Ну, что сейчас поедем, быстренько допрошу тебя и по домам, ладно? Я кивнула. 5 Войдя в ОВД, Ладный сказал мне идти к его кабинету, а сам скрылся в дежурной части. Полчаса спустя он появился, неся с собой свой рапорт о задержании, зарегистрированный в журнале, и текст объяснения «хищника». — Полный расклад, — глаза его сияли. Небрежно бросив бумаги на стол, произнёс: — Но это так, предварительные намётки. Потом объяснения выброшу. Нужно закрепиться допросом. А представляешь, где живёт? В соседнем посёлке. Долго бы мы его искали. Он отпер дверь кабинета, и мы вошли. — Присаживайся, — пододвинул он мне стул. — Скоро закончим. Минут через пятнадцать мы снова спустились на улицу. — Красотища-то какая, тепло, темно. — Ага, — буркнула я. — Я на днях тоже так думала. Да в суп попала. — Ничего, не грусти. Как голова, щека? — Всё уже прошло. Мы поехали к моему дому. Настроение Ладного изменилось. Видно, что он расслабился, его греет какая-то мысль и теперь он жаждет предпринять нечто. Зазвонил мой телефон. — Да, Марина, — вспомнила я про подругу. — Я тут по делам уехала. А как ты? Уже уезжаешь? Ты доберёшься одна? Всё в порядке? Хорошо. Тогда созвонимся завтра. Пока. Ладный скосил взгляд: всё в порядке? Я улыбнулась. — А что, может, махнём в клуб, станцуем парочку танцев для эффектного завершения дня и по домам, а? — игриво и решительно предложил он. — Хорошая мысль. Мимо пронёсся мой дом, оставшись в одиночестве и темноте. Нас встретил ярко светящийся клуб, ступени вниз, темнота танцпола, мягкость медляка. — Я вас приглашаю, — улыбнулся Ладный. «Кто бы сомневался», — подумала я самодовольно. Левой рукой он взял мою правую руку, свою правую руку положил мне на спину, позволив себе нежно прижать меня. Его губы оказались возле моего уха и вскоре я почувствовала его дыхание, которое стало неравномерным, всё более убыстряющимся. Воздух толчками выходил из его лёгких, будто некое его желание запустило работу вегетативной нервной системы по иному темпу, но трезвая мысль, стараясь скрыть следы работы желания, тормозила весь процесс, отчего он рушился, не слушал хозяина и тем сильнее выдавал его смятение. «Ну, что за паранойя, — решила я оборвать этот бесконечный поток мыслей. — Ну, танцует человек, как может. Эй-эй, — оборвала я себя. — Куда это?» Я почувствовала, что его рука стала подниматься вверх по моей спине, затем вниз, поглаживая и привлекая меня всё ближе к его телу, и вскоре моя грудь, живот, бёдра уже прижимались к нему настолько, что испытывали давление. Мне стало смешно: «Все мужчины делают это. А ещё они думают, что они цари и боги. И что именно они командуют парадом. А вот я не захотела бы…» Его губы перестали согревать моё ухо и очутились возле моих губ. «Ну, он же не серьёзно, — пробурчала я себе. — Ну что такое, только встретились и на тебе. Ах…» Нежность сомкнутых на моих губах губ. Волнение и блаженство первого поцелуя. «Я опять болтаю. Сколько можно?» Я не заметила как, но моя рука уже гладила его затылок, перебирая волосы и щекоча кожу. Он сильнее прижимал меня к себе, нависал надо мной, будто плечами, руками, бёдрами отгораживал меня ото всего мира. Музыка кончилась. Он расслабил объятья, но не выпустил меня. Отстранился. Посмотрел в глаза. Ещё раз тонко и на мгновение прикоснулся губами к губами. Улыбнулся. А губы дрожат, отчего он пытается то улыбнуться, то сомкнуть губы, чтобы скрыть это волнение. Не получится, дорогой, если только я не отвернусь и не уйду. Он выпустил меня, взял за руку и потянул за собой. По дороге постоянно оглядывался, будто не доверял ощущениям только руки. На улице ещё раз обнял, и, словно проверяя свои воспоминания, ещё раз поцеловал. Мы добрались до машины, иначе это передвижение не назовёшь. Устроились на сидениях. Ладный закурил, спросив разрешения. Повернулся ко мне, снова улыбнулся, рассматривая моё лицо, глаза, губы. — Куда поедем? Я пожала плечами: — По домам. Завтра же сложный день. Поэтому надо быть в форме. Он кивнул и завёл двигатель. Снова за окном замелькали дома, улицы, деревья, река. Только сейчас обстановка снова изменилась. Не было уже неопределённости, которая, скорее всего, мучила не только меня одну. Правда, лично у меня эта новая ситуация порождала массу новых вопросов. Наверное, мои червяки в голове были бесконечно ненасытны и им не хватало пищи для размышлений. Возле моего подъезда Ладный остановил машину. Повернулся, потянулся ко мне рукой, наклонил голову, медленно приближаясь. Поцеловал меня мягко, потом всё настойчивее, страстнее, захватывая то верхнюю, то нижнюю губу; рукой нежно, но твёрдо касался моего лица, водил другой рукой по спине, массируя её, и возбуждаясь всё больше, а меня заставляя томиться от наслаждения. На спине зашелестели расстёгиваемые пуговицы и я отпрянула. Я не знаю почему. С одной стороны, мне безумно хотелось продолжения этого действа, углубления отношений. С другой стороны, мне казалось важным держать дистанцию с тем, чтобы в случае опасности иметь возможности для манёвра не только физического, но и психологического — манёвра выйти достойно из ситуации и манёвра не разбить своего сердца. Даже если он повернётся и уедет сейчас, обидевшись или разочаровавшись, я на этой стадии останусь цела. Уйдёт позже — будет больнее. — Что не так? — Всё так, но мы же условились, что завтра рано вставать. — Только в этом причина? — Ладный затянулся сигаретой, глядя в лобовое стекло перед собой. — Да, конечно, — как ни в чём ни бывало, сказала я. — Тебя проводить до квартиры? — справившись с собой, спросил мужчина. Я рассмеялась и помотала головой. Секунду подумала. Приблизилась к нему и быстро и мягко поцеловала в губы. — Ну, почему? — надув губы спросил Ладный, впрочем, перестав сердиться. Я хитро улыбнулась: — Я так хочу. Мужчина помотал головой, улыбаясь, снова потянулся ко мне в надежде уговорить и изменить решение, но я уже выскакивала из салона автомобиля, на прощание послав воздушный поцелуй. Я зашла домой, взглянула в зеркало — на пол-лица улыбка, будто свет зажгли. Зазвонил телефон: — Добралась? Всё в порядке? Я чуть с ума не сошла, от радости даже говорить не могла. Улыбка мешала мимическим мышцам лица нормально двигаться, отчего звучали слова как-то детски-глупо. — Да, всё хорошо. — Мы же встретимся сегодня? — Да, нам ещё следственные действия проводить, — засмеялась я. — Тоже хорошо. Целую. Пока. — Пока. Целую и обнимаю. — Пока. — Пока. Целую. — И я тебя целую. — Ну, вешай рубку. — Хорошо. Пока. Целую. — Пока. Отключился. Э-эх, хорошо жить на белом свете. Я запрыгала по комнате — «Соседи, простите». На этот раз кровать помимо уютной и ласковой колыбели показалась мне ещё и пристанищем довольного, счастливого тела, чьего души судьба пусть на чуть-чуть, но изменилась. 6 Утром я встала, как только могла рано. Оделась и стала ждать звонка. Конечно, накануне мы условились на 14 часов, но с учётом новых обстоятельств мог поменяться и наш распорядок работы. — Алло, Наталья Викторовна, это следователь Ладный вас беспокоит, — прозвучал, наконец, знакомый голос. А то я уже заскучала было от ожидания. — Подъедьте, пожалуйста, в ОВД. Надо будет следственные действия провести. — Хорошо, — строго и сухо произнесла я. — Через 20 минут буду. — Да, — мужчина повесил трубку. Значит, кабинет полный народу. Представляю, опера, коллеги следаки, может, адвокат чай пьёт. Э-эх, хорошо. Я вскочила и побежала в ОВД. Я снова очутилась в коридоре, народу опять не было. Однако вскоре засуетились кабинеты, распахнулись двери, зашагали люди, загомонили сотрудники. Всё стихло. Так повторялось ещё пару раз, в том числе и с вовлечением в этот водоворот кабинета моего следователя, как меня позвал выглянувший Ладный: — Заходите. В кабинете было накурено. «Кто бы сомневался». Возле кресла Ладного в торце его стола сидел «хищник» и рядом – адвокат: высокий мужчина, начавший полнеть не с рождения, а с появления в его голове идеи о том, что «живём лишь раз». Он с умным видом просидел всю очную ставку, иногда вставляя реплики или вопросы, глядя на меня из-под бровей. Видно, что бесплатный, тогда чего старается? А-а, наверное, компания моего оппонента пообещала ему оплату. Ладно, пусть работает. — Разъясняю статью 51 Конституции РФ… Вас, Полозова, предупреждаю по статьям 307, 308 УК РФ. — Понятно. — Знакомы? — Нет, видела два раза: Когда сумку вырывал и по лицу бил, и второй — когда в клубе вчера заметила и участвовала в задержании. — То есть вы так вот смогли узнать моего подзащитного, в другой одежде, в другом месте? — Да. — Вопросы, пожалуйста, позже, — напомнил мой следователь. Адвокат откинулся на спинку стула, приготовившись фиксировать. «Наверняка, ему всё уже известно из допроса своего подзащитного и из беседы с ним, а всё равно сидит, конспектирует, — фыркнула я про себя. — Наивный. Думает напугать». — Трофимов, вы. — Ну, видел. — В каких отношениях друг с другом находитесь? — Да, никаких, — сказала я. — Неприязни к нему не испытываю. — А чего тогда в ментовку побежала? — Ну, ну, Игорь… — Не пререкайтесь с потерпевшей. — Так что, какие между вами отношения? — Никаких, третий раз вижу: тогда, когда сумку дёрнул, вчера и сейчас. — Наталья Викторовна, расскажите, пожалуйста, об обстоятельствах произошедшего. «И всё по новой, пусть в сжатой форме, но снова. Эдак до суда дойдём, выучу их наизусть. А адвокат молчит, на суде, видать выступать будет, оратор». — Трофимов, вы расскажите об обстоятельствах совершённого. — Ну, что. Я вышел из магазинчика, что у переезда. Смотрю вон она переходить дорогу и прямо в лесок. А вокруг больше никого. Я за ней. Она, наверное, почувствовала что-то, или просто нервная. Ну, в общем, я хотел сзади вырвать и убежать, чтоб она меня не увидела. Но она отошла в сторону и я промахнулся. — Дальше, Трофимов. — Ну, что я обошёл её, ударил в лицо, схватил сумку и побежал. Она меня оцарапала. Потом дома заметил. — Сумку куда дели? — Выкинул где-то по дороге. Телефон взял, деньги взял. Потратил на собственные нужды. — Так, вопросы у адвоката будут? — Нет, — важно причмокнул тот. — У вас друг к другу вопросы есть? Мы дружно помотали головой. — Заявления, замечания, ходатайства есть? Нет? Прекрасно, сейчас распишитесь. Ладный закончил записывать наши показания, распечатал протокол, и мы расписались. — Валерий Семёнович, — обратился следователь к адвокату, — сейчас обвинение предъявим и всё на этом. Договорились? — Да, если вы считаете, что у вас есть все основания предъявить обвинение, — пожал плечами защитник. Ладный кивнув, подколол протокол к материалу и обратился ко мне: — Наталья Викторовна, нам надо будет ещё поработать с вами. Поэтому подождите в коридоре, хорошо? — Да. Я скромно вышла из помещения. Примерно через три четверти часа в кабинет вошёл опер и вывел Трофимова. За ними выплыл адвокат, по дороге разговаривая с моим следователем: — Что ж, на арест повезёте? — Да. — Когда? Завтра? — Да, скорее всего с утра. Я вам позвоню и скажу точное время. — Аха. Завтра кто дежурит из судей? Петрова? — Скорее всего. — Тогда до завтра, Павел Романович. — До свидания, Валерий Семёнович. Заходите, Наталья Викторовна. «Боже, какой политес. Все на Вы, да по имени отчеству, а сами по разные стороны баррикад. Бедный Паша, что завтра будет. Надеюсь, ему доказухи хватит». Вошли в кабинет, и Ладный тут же запер дверь на ключ: — Я ужасно соскучился. Мужчина обнял меня, зашептал в волосы: — Сижу работаю, а как только минутка есть свободная, так сразу о тебе думаю. Ты прости, что так официально с тобой говорил. Сама понимаешь, чтоб никто не догадался. — Да, Павел Романович, я понимаю. Он засмеялся: — Называй меня без отчества, когда мы одни. — Хорошо, — я посмотрела на него снизу вверх. Опять это волнение, теперь к нему примешивается ещё и обстановка, в которой мы встретились: официальный кабинет, за дверью много людей, которые имеют отношение к Павлу и виды на него. Чувствую, что это на грани дозволенного. Ну и пусть. — О чём ты задумалась? — Удастся его арестовать? — Думаю, что да. Ты провела все оперативно-розыскные мероприятия и доказательства есть. — А характеризущий? — Ты и такие слова знаешь? — Я не так выразилась. Характеристики или ещё что-то, — покраснела я. — Да, чуть подсобрал. Сейчас дело сложу, начальнику следствия покажу, а завтра на арест. Да, кстати, ты за сумку ещё не расписалась. Вот, смотри, ты её опознала, мы её осмотрели с твоим участием. Распишись. Пока пусть при деле будет. А потом заберёшь. — Как скажешь. Тебя подождать? — М-м, пока не знаю. Хочешь чаю? Я пока тут всё проверю, а ты, если хочешь, посиди здесь. — Ага, с удовольствием, — я закивала головой. Ладный налил мне чаю, а сам стал перебирать бумажки. Скоро в кабинет постучали. Пришлось вставать и открывать. — Чего закрываемся? — спросил строгий голос, принадлежащий молодой женщине. — Надо. — А-а, ну-ну, — неопределённо заметила гостья, бесцеремонно проходя в кабинет. — Дай сахару, пожалуйста, лень бежать. — Свет, шеф на месте, не знаешь? — спросил мой следователь, насыпай из банки сахар в свёрнутый из бумаги пакет. Женщина пожала плечами: — Не знаю, полчаса назад видела его на первом этаже. Да, всё равно скоро соберёт. — Действительно. — А у тебя что, раскрытие? Я видела, толпился народ. — Ага, грабёж. — Спасибо за сахар. Женщина развернулась и пошла к выходу. — Куда это ты сахар несёшь? Отсыпь мне немного, — послышалось со сторон коридора. — Отстань, видишь, сама его только что добыла, — отмахнулась женщина. — Хорошо, приди же ко мне подвезти тебя в поликлинику с дитём. Посмотришь тогда, — вполне миролюбиво произнёс мужчина мстительные слова. — Спроси у Павла. В кабинет, развязно шагая, как все водители, ввалился молодой парень. — Паша, привет. Чайку нальёшь? — Откуда вы все повылазили? — У меня смена, знаешь ли. — Шефа что ли привёз? — Ага, в кабинет к себе пошёл. Эй, ты куда? А чаю мне? — Посиди пока с девушкой, я быстро, — стремительно удаляясь от кабинета, произнёс Паша. — Угу. Спасибо за компенсацию, — съязвил водитель. Парень сел верхом на стул и стал раскачиваться: — К Павлу пришли? — Да, — сказала я. — М-м, — парень закурил. — Чего это он так долго? Парень встал, нашёл себе чашку и налил воды. В кабинет влетел Ладный: — Вовк, хорошо, что ты всё ещё здесь. Надо бы съездить кое-куда мигом. — Ну, не знаю, — завёл песню водитель. — Вдруг начальству понадоблюсь. — Ничего, не бубни, — натягивал следователь куртку. — Николай Петрович сам сказал тебя взять. — Вот так всегда, — всё также монотонно, растягивая слова, произнёс Вовка. — Не дают чая попить. — Да, ладно, заканчивай уже. — Наташа, тебя подбросить? Мне на работу к одному гаврику надо, характеристика готова. Да, пожалуй, ещё допрошу парочку лиц. — Да нет, спасибо, Павел Романович. Я сама дойду. — Прости, — сказал Ладный, закрывая за всеми нами дверь. — Просто беготный день. Я улыбнулась. На улице мужчины направились к служебному автомобилю, а я решила пройтись пешком. Всё было хорошо. Наверное, от усталости или бессонной ночи, но в голове не было ни одной мысли. Даже рассуждать не хотелось. Хотелось спать лечь или просто посидеть одиноко в тишине. Я шла по солнечной улице, но что-то было не в порядке. «Не может такой мужчина не встречаться ни с кем из отдела», — вскоре появилась мысль, отчего я остановилась физически. «Действительно, — тут же нашла я ей подтверждение, — на работе полно красивых женщин. Напряжённая работа и длинный рабочий день создают возможность заводить служебные романы». Настроение испортилось. «Хотя бы то же поведение сегодняшней коллеги. Она не церемонилась и была как дома. А сколько ещё тайных подруг…». «И это в его характере: ещё бы, ведь он так легко сошёлся со мной!», — ужаснулась я. Началась полоса самобичевания. Я пришла домой и мне захотелось завыть от жалости к себе. «Вот ведь, говорила я, что надо было не начинать отношений, а если и начать, то в тот же день и закончить, — ругала я себя. – Но нет, подумала, что всё будет хорошо». Помучавшись со своими мыслями до ночи, я заснула. Примерно в 01 час ночи раздался звонок телефона. — Не разбудил? — голос Ладного был уставший и раздавался словно из пустого помещения. — Нет, — сказала я. Ото сна я ещё не отошла, но воспоминания от моих обид быстро вернулись ко мне. Однако я решила не демонстрировать свою слабость, поэтому ровно произнесла: — Ты ещё на работе? — Да, пришлось. Представляешь, только вернулся в отдел, привозят ещё одного по другому «глухарю». Только- только закончил работать. — Бедненький, — посочувствовала я ему. — Ты хоть поел? Тоже мне горе какое — не поесть. Вот у меня — горе: мне нанесли ужасную рану. — Да, всё в порядке, — подтвердил мои слова Ладный. — И я уже закончил, сейчас домой иду. — Ясно. Желаю удачи, — сказала я сухо. Павел замолчал. «Ну, что молчишь? — встревожилась я. — Догадался о чём-то?» — Что-нибудь случилось? — Наконец, спросил он осторожно. — Нет, — буркнула я. А потом произнесла социально одобряемое объяснение. — Ночь на дворе, и я ещё не проснулась. Павел снова помолчал. — Ты лучше скажи, что не ладится, — посоветовал он мне. Я вспылила: «Да, как ты смеешь при своём поведении ещё и советы мне давать!» Но вслух сказала: — Нет, всё в порядке. Спокойной ночи. — Хорошо. Спокойной ночи. Извини, что разбудил. Я повесила трубку, и заплакала. «Почему мужчины так бесчувственны? Тут целая трагедия происходит у человека. А им хоть бы что. Даже не спросил, не поинтересовался, что у меня произошло». Я немного подождала его звонка, часа полтора. Потом поняла, что его не последует. Отчего расстроилась ещё больше и заснула. А, нет, ещё сходила попить водички. А вот потом – заснула. На следующий день около 10 часов Ладный позвонил мне и спросил: — Я хотел с тобой встретиться сегодня. Как ты? — А я тебе не помешаю? Третьей не буду? — не удержалась я от язвительности. — Наташ, ты чего? — не понял Павел. — Ничего, — всё также в плохом настроении ответила я. — Ты не будешь третьей. Ты мне очень нравишься. Не стоит ревновать. Я замолчала, не зная, что сказать. С одной стороны, очень хочется верить словам, а, с другой, как-то опасно: поверишь, а, оказывается, надо было ещё и проверять. — Ты всё ещё не веришь мне? — Да нет, — уклончиво ответила я. — Верю. — Э-эх, — вздохнул следователь. — Вечером встретимся, обсудим. Целую. 7 — Ну, как арестовали? — Да, всё в порядке. Ты лучше скажи, что это на тебя нашло? — Да, так. Ничего, — мне уже стало стыдно за своё поведение и мысли. Поэтому хотелось, чтобы он их просто забыл. — А с другим человеком как? — А этого отпустил. Мы поработали с ним и на подписку. И всё же, почему такие мысли? — Ну, — потянула я, а потом не выдержала: — Мне показалось, что вокруг тебя полно красивых женщин. А мне бы не хотелось быть одной из всех. Ладный покачал головой: — Зря ты так думаешь. Ты меня ещё не знаешь, поэтому действуешь по какой-то определённой модели. — Ясно. Может, ты и прав. — Не может, — развеселился Павел. — А так и есть. Запомни: я всегда прав. А если не прав, смотри пункт первый. Он наклонился ко мне и поцеловал: — Всё? Закончили на этом? Я закивала головой. — Хорошо. — А куда мы сейчас? — спросила я, надеясь, что всё ещё изменится: дурацкое, нервозное настроение никак не покидало меня. Более того, к моим обычным мыслям прибавились чувства стыда и грусти. Ладный затянулся и, выпуская дым в приоткрытое окно автомобиля, произнёс, глядя сквозь прищур на меня: — Я бы, конечно, хотел завезти тебя в лесок, подальше от посторонних глаз, а вот там… Но можем и более цивильно провести время. Я засмеялась: — А почему две альтернативы-то? — Потому что, — проговорил мужчина, заглушая мотор возле одного из кафе, — я слишком трезв. «А-а, вот в чём дело, — подумалось мне с разочарованием (мысли опять пристали ко мне со своим надоедливым нытьём и рассуждениями), — накануне был более смел и напорист». Мне стало скучно. Не потому что мне хотелось внимания, приставаний и секса, а это отсрочивалось на неопределённое время, а просто стало скучно и всё тут. Придётся смотреть, что там будет дальше. Мы зашли в бар, заняли столик, заказали спиртного и еды. Да, я люблю поесть. Могу даже пересказать все блюда из меню, что мы заказали. Но это не имеет значение. На самом деле, я не знаю, что имеет значение, а что нет. Да и для чего имеет значение? Тоже непонятно. Я сидела и жевала свой салат, не думая о пище и без всякого удовольствия. — Что? — я не расслышала вопроса. — Здесь громкая музыка. — Тебе не скучно? — Нет, что ты, — разуверила я мужчину. — Ты очень интересный собеседник. — Так ведь я ещё ни слова не сказал, — удивился он. — А я по глазам вижу, — увильнула я. Но мне, действительно, было скучно. Точнее стало неприятно и неуютно. Мне хотелось исчезнуть, испариться, не быть здесь. Мне даже казалось, что вся моя кожа ощущает некое неприятие этого места. Да и не от места, наверное, зависит. Ведь я бывала здесь раньше, и меня так не «колбасило». Я посмотрела на сидящего напротив мужчину. Может, дело в нём? Не скажу, что он громко чавкает или прихлёбывает: ведёт себя прилично. А вот что-то не то. Ладно, может, потом пройдёт. Бухнỳть бы хорошенько, чтобы снять это напряжение. Но при нём неудобно напиваться. Вот, помню, однажды была в гостях у своей знакомой, которая принадлежала приличной семье: они на день рождения покупали одну бутылку вина человек на 15, и ничего, им это нравилось. Поэтому, когда я однажды выпила две рюмашки такого вина, на меня посмотрели как на законченную алкоголичку. «А может, действительно, я алкоголичка? — подумала я и потянулась к бутылке, намереваясь наполнить бокал. — И нечего от себя бежать». Бежать мне не дал Ладный, вытащив из моих пальцев сосуд и наполнив мой бокал. «Глупости какие-то лезут?» — подумала я. «А я предупреждала тебя, Наташа», — сказала мне мысль. «Я помню, но я не могу от них избавиться». — Ты какая-то грустная, — с сочувствием вклинился в нашу оживлённую беседу мужчина. — Нет, это я просто задумалась. — Над чем? — напрягся Павел. «Над чем, над чем? Тебе лучше не знать, во-первых, а, во-вторых, мне и самой неизвестно, о чём именно я думаю, а что просто залезло мою голову и там торчит и размножается». Тут я подумала, что всё это со стороны похоже на бред сумасшедшего — какие-то мысли-черви, которые чего-то там копошатся. Мне стало страшно, а вдруг меня упекут в психушку? Слава богу, что никто не умеет читать мысли. Я рассмеялась: «Да, если бы и сподобился, то всё равно не смог бы прочитать — в этом бедламе сам чёрт ногу сломит». — Что тебя так рассмешило? — вопрошающее лицо Ладного всё ещё находилось передо мной. — Да нет, ничего, — поспешила сказать я, не придумав ничего взамен истины. Павел хотел было обидеться, но передумал. — А ты сам чего такой неразговорчивый? — спросила я, стремясь за чужими ответами скрыться от необходимости говорить о себе. — Наверное, тоже задумался, — он посмотрел на меня из-под бровей. «Или сексом что ли заняться, чтобы скинуть это напряжение, — пришла мне в голову мысль. — А там, может, и забуду это своё дурацкое состояние». Мысль мне понравилась, и я решила действовать. Когда действуешь, часть мыслей куда-то уползает. Наверное, у них совместная непереносимость друг друга — мысли и действия. Я улыбнулась мужчине: — Зря, сейчас самое время расслабиться. Ты же завершил на сейчас все свои дела. Вот и наслаждайся ужином. Да и мной. Павел внимательно посмотрел на меня. — Конечно, — произнёс он тихо. — Здесь есть, чем наслаждаться. Я улыбнулась поверх бокала. Затем откинулась на спинку стула и стала рассматривать зал. Снова повернулась к партнёру, тот продолжал в той же позе наблюдать за мной. Я улыбнулась ему. — Искушаешь меня, да? — спросил он. Я, улыбаясь всё также неопределённо и расслабленно, сказала, что нет. Ладный обвёл взглядом зал и подозвал официанта: — Рассчитайте нас, пожалуйста. Тот удалился, а Павел предложил: — Хочешь, по пути купим ещё вина? Тут мне стало опять смешно. — С удовольствием, ты очень внимателен. Расплатившись, мы вышли из помещения. Сразу стало легче. На улице, наверное, не так сильно заметен интерес человека к человеку. Я не о себе и мужчине, а обо всех вокруг и о нас, как о двух противоборствующих сторонах. Мы сели в автомобиль, Ладный вырулил с площадки и мы поехали в сторону старого города. — Предлагаю посидеть у меня. — А как же мама? — Мамы сегодня нет дома. — На работе? — не унималась я. — Нет, она на пенсии. А сейчас поехала к сестре в деревню. Может, ночью вернётся, а может и утром. — Понятно, — неопределённо мотнула я головой. По дороге мы зашли в супермаркет, купили вина. Вошли в его квартиру. Она оказалась однокомнатной в девятиэтажном панельном доме. Прямо от входа — коридор, оканчивающийся кухней, слева — вход в единственную комнату. Я зашла в ванну помыть руки. Женских вещей не было. На кухне царил чисто мужской порядок вещей. — Ну, положим, ты живёшь один. — Да, — просто сказал Ладный. А сам, смотрю, довольный, прячет улыбку. — Почему вас, женщин, всегда так настораживает присутствие рядом с мужчиной другой женщины? Я вскинулась. Эти бесконечные разговоры между мужчинами и женщинами о природе двух полов порядком надоели, но люди постоянно возвращались к этой излюбленной теме. Поэтому я промолчала. А чего говорить, когда в двух словах не ответишь, а пускаться в дискуссию… — За тебя, — налил вино Павел. За всё время, что я его знала («Бешенное количество лет, надо сказать») он при мне пил спиртное впервые. — Спасибо. Но и за тебя одновременно, — подхватила я. Сделав глоток, он поставил бокал и приблизился ко мне. Мне снова стало неловко, хотя ведь знала, к чему шла. Он скользящим движением обхватил мою талию, прикоснулся своим телом ко мне. Дотронулся губами до моих губ, прижимал всё крепче, всё настойчивее целуя. «Сейчас всё пойдёт по накатанному, — привычно подумалось мне. — Организм и без вмешательства головы знает, чтó ему делать. Ведь знает же ни разу не занимавшийся сексом подросток, как и что надо делать во время полового акта, даже не изучая для этого специальную литературу. Значит, откуда-то им известно. Наверное, из глубоко укоренившихся в опыте человечества традиций». Вот так и с нами. Через несколько секунд мы оказались в его кровати. Через несколько минут — перестали страстно и нежно обнимать друг друга. «Надеюсь, что сейчас он не будет курить в постели». Ладный поцеловал меня, нежно проводя кончиками пальцев по контуру лица и улыбаясь. Поцеловал, слегка коснувшись, и встал. Я услышала, как он устроился на кухне, и вышла к нему. Он сидел возле окна и, глядя через него на улицу, курил. Когда я подошла, то приобнял и посадил к себе на колени. Помолчали. — Предлагаю тебе остаться у меня. Мне стало грустно. Наверное, мне всегда хочется, чтобы человек был всецело мой и навсегда. А когда речь заходит о временных границах, то мне становится грустно. Как будто кто-то за меня решил, как долго мне отведено на то или иное действие или событие. — Давай лучше чаю попьём. — Почему это лучше? — удивился он. — Конечно, можно и чаю. Мы о чём-то разговаривали, о погоде, наверное, пока не стало совсем темно. И я всё-таки решила вернуться к себе домой. — Как хочешь, — сказал он, стоя в дверях квартиры. — Созвонимся ещё? — Да, конечно, — улыбнулась я. «Чёрт возьми, что же такое происходит? — досадовала я, идя по двору от дома Павла. — Я же так хотела этого. И всё так хорошо начиналось. Почему сейчас всё так неудовлетворительно? Ладно, подумаю вместе со Скарлетт О'Харой об этом позже. Может, само собой что-то изменится». Утром он позвонил, сказал, что будет в районе моего дома около 14 часов и спросил разрешения зайти на чай. Я согласилась. Я всё ещё надеялась на чудо. Он пил чай и настойчиво пытался меня поцеловать. Потом он ушёл, не знаю, обиделся или нет. Мне всё равно. Вечером он звонил, я не взяла трубку. И посыпались смс-сообщения: «Ты где? Почему трубку не берёшь? У тебя всё в порядке? Что произошло? Я тебе не нравлюсь? У тебя есть кто? Почему ты трубку не берёшь? Давай поговорим. Я хочу тебя увидеть. Зря ты так себя ведёшь. Ты со мной поступила некрасиво. Если тебя что-то не устраивает, так и скажи. Ладно, хорошо, не нравится, тогда прощай. Извини, что надоел… Прощай». Мои червяки-мысли, почему-то молчали, хотя им как раз надо было вылезти и начать думать, решать проблему. Им можно было бы потренироваться хотя бы над его вопросами. Но нет, притихли. Как будто сделали своё чёрное дело и теперь спрятались. Жаль. А если жаль, то можно оторвать себя от дивана и начать решать проблему, ну, не проблему, задачу или хотя бы вопрос. А я сижу и ничего не делаю. Ведь если бы хотела, наверное, пошла бы или трубку, по крайней мере, взяла. В конце недели снова была в клубе. Видела там Павла. Возникло секундное желание подойти, вспомнить то возбуждение и острые приятные чувства. Не смогла. Они куда-то улетучились. *** …Я тщательно пережёвываю салат, не думая о пище и без всякого удовольствия, и тупо смотрю перед собой. Чушь какая в голову лезет — целая жизнь придумана и пронеслась в моей голове, до мельчайших подробностей и вплоть до расставания. Я встаю со своего стула, обхожу зал кафе, возвращаюсь на место, чтобы снять напряжение. У Павла озабоченное лицо, я отвечаю ему не менее хмурым взглядом. «Лучше молчи», — молча, советую я ему. — Случилось что? — Нет, — я взяла ситуацию в свои, реальные, а не мыслей-червей, руки. — Я хочу танцевать. Реально сейчас поехать куда-нибудь поплясать? — Да, если хочешь, — говорит мне мой герой и машет официанту рукой подать счёт. Мы расплачиваемся и мчимся в клуб. Чего хочет женщина, того хочет бог. Воистину. Яркая музыка, вспышками свет, гром и тишина, эмоции ожидания и разочарования. Всё смешалось. Дискотека. Старлей остаётся на своём обычном месте у стойки, я — в центре площадки. Да, хоть я и не истеричка, мне сейчас нужна вся энергия всего зала. Так надо. Мне надо. С каждым движением уходит лишнее напряжение, и приходят новые впечатления о своём теле и своём позиционировании в этом мире. Кто-то скажет, что всякая клубная жизнь — чушь полнейшая и просто проведение своей жизни в пустоте и забвении, иллюзиях и пустых ожиданиях. Пусть так, но иногда она — всё же полезна. Всё должно быть в меру. Я устала, вымоталась физически. Держать ритм в моём возрасте уже тяжеловато. Ну, и пусть. Я счастлива. Этого состояния я не смогла добиться простыми методами самовнушения и самоконтроля. Что ж, значит, я слабая. Однако, с другой стороны, я владею средствами достичь нужного состояния подручными способами. Я возвращаюсь к Ладному, он почти тает. Я знаю. Я такая. Я касаюсь его, повожу плечами в такт музыки, трогаю его тело, глажу плечи, грудь, придвигаю лицо к его лицу. — Я хочу тебя. Он не слышит, но понимает меня. Он отставляет свою вечную сигарету, и мы двигаемся к выходу. Садимся в автомобиль. Переехали плотину. — Мне нравится памятник Ленину, — говорю я ему, не имея ничего конкретного в виду, однако он понимает так, как настроен понимать. И мы оставляем машину на площадке возле монумента. Двигаемся по аллее к каналу. Он прижимает меня к парапету, дыхание очень громкое, такое впечатление, что его могли бы услышать на другом конце Вселенной. Что ж. — Пожалуйста, пожалуйста, — шепчу я и вижу по его глазам, что ему тоже невмоготу терпеть. — Не лежи на холодной земле, — говорит он мне позже. Мне захотелось плакать. Но я улыбаюсь и продолжаю смотреть на тёмную воду. Тогда он берёт меня на руки и несёт меня к машине. Мне приятно и его действия кажутся трогательными. Наверное, я расчувствовалась. Мы едем в город, по дороге поём песни, звучащие по радио. Мир кажется правильным и гармоничным, всё на своих местах и представляется, что звёзды нам улыбаются. Хотя они даже не подозревают о нашем существовании. Мы подъезжаем к старому городу. — Думаю, что у меня будет лучше, — говорит он мне. — А как же мама? — Я живу один. А мама не должна контролировать такого большого мальчика, как я, — говорит мне партнёр и улыбается. Я люблю эту улыбку. Интересно, чем, действительно, всё это кончится? 8 Утром я проснулась и не сразу вспомнила, где нахожусь. Светлый потолок, светлые стены, небольшой беспорядок. Из-за двери доносится шуршание. — Прости, убегаю, — сказал мне Павел, на ходу надевая брюки и чмокая в губы. — Ты как себя чувствуешь? — Всё хорошо, — сказала я, потирая лицо. — Подожди, я сейчас уйду. — Нет, нет, отдыхай. Это мне пора бежать, у нас совещания рано начинаются. Ты потом захлопни за собой дверь. — Какой же ты хороший, внимательный, — сказала я, подошла к нему и стала гладить по голове, опущенной к завязываемым на ботинках шнуркам. — Постой, ты меня эдак задержишь: я не смогу устоять, — сказал Ладный, смеясь. Выпрямился, в глазах волнение. Обнял меня, на мгновение крепко прижав к себе, отпустил, погладил взглядом по лицу, отпустил. — Всё, мне пора, — зашептал он. Потоптался на пороге и вышел. На следующий день мне нестерпимо захотелось видеть его. Поэтому я взяла и зашла к нему, не предупреждая заранее. Правда, я долго стояла в коридоре, боясь нарушить его следственные действия. А когда заметила, что к нему запросто заходят его коллеги, то тоже решилась. Он обрадовался, хотя ярко это не демонстрировал. Я села за стол, который примыкал к его столу. И молча просидела, пока он допрашивал какую-то бабульку, жалующуюся на то, что её зять взял починить телевизор и украл его. — Почему вы считаете, что украл? — видимо, в сотый раз спросил следователь. — Ну, как же? — возмутилась также в сотый раз бабулька. — Ведь он не работает. Значит, он его подменил. Нанял своих дружков-собутыльников и подменил. Ведь у меня-то был хороший телевизор, а теперь он не работает. Ясно дело — пропили. А мне подсунули плохой. — Мы допрашивали вашего зятя, да и вашу дочь. Они говорят, что телевизор тот, который у вас забирали. — Ну и что! — удивилась несообразительности молодого человека потерпевшая. — Ведь они все в заговоре. Зять отнёс телевизор своему знакомому из соседнего подъезда. А тот — известный пьяница. Украл и зятю подсунул старый. — Ну вот видите, — начал было Ладный. — А тот всё равно всё знал и мне вернул старый, — не унималась старушка. Ладный кинул на меня взгляд с усмешкой, и тут же вернулся с серьёзным видом к допрашиваемой. — Всё, я записал ваши показания. Прочитайте внимательно и распишитесь. — Да уж таких протоколов я несколько записала, а толка нет. Я уже себе и новый телевизор купила. Женщина расписалась и, попрощавшись, вышла. Ладный усмехнулся мне, подкалывая протокол к делу: — Вот дело — пухнет от одних приостановлений и возобновлений дела. — Глухарь? — участливо спросила я. — Да, — неопределенно пожал плечами Павел. — Ему уж года два. Всё одни и те же песни с зятем. Хотя, как ты видишь, они иногда варьируются. Он усмехнулся. Обогнул стол, наклонился ко мне и поцеловал. — Хорошо, что зашла. Рад тебе. — Я тоже. Соскучилась. Вот и решила заглянуть. Он сел на своё место, посмотрел на перекидной календарь. — Ещё люди? — Да, — он состроил конфузливую гримасу. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалилось двое в форме. — Паш, привет, прикинь…, — начал один с усмешкой, Валентин, и затем ко мне: — Здрассьте. — И опять Павлу: — Занят? — Нет, говори, — закурил сигарету Павел. — Так вот, — один из них уселся в торце стола, а другой, подтащив стул, расположился рядом, нашарил пепельницу и придвинул к себе. — Так вот, провожу сейчас опознание. А лицо одного подставного мне знакомо. Ну-ка, смотрю, а как фамилия? И фамилия знакома — Лановой. Ба! А это тот же, что в прошлом месяце был у меня понятым. Я говорю операм, вы что, дурни, тягаете одних и тех же. Они смотрят на меня, как бараны: «Бери, кого дают». — Да, — посмеялся Ладный. Затянулся и, глядя на коллег сквозь дым, сказал: — Ты не сильно-то пузыри пускай, он скоро к тебе под бок следователем придёт. — Да ты что?! — услышав сплетню, распахнул глаза второй сотрудник, Тихон. — А что ты думал? — Ладный с серьёзным видом уставился на коллегу. — Осматривает место своей будущей работы. — Мир тесен. — А он сам-то знает? — наливая себе чай спросил Валентин. — Он, может, и не знает, а его отец — вполне в курсе. Тихон покачал удивлённо головой, потом сказал: — Пойдём, изопьём чего-нибудь крепкого? — Ну, может, чуть позже. — А что так? — прищурил глаза Валентин. — Занят? — Есть немного. — А ты и девушку с собой бери. Я усмехнулась, рассматривая всё это действо. — У меня люди. — На полчасика в лесок. — На полчасика? Давай, если так. — Мы пошли одеваться. Ребята вышли, а Павел обратился ко мне: — Пойдём с нами? — Да мне не хотелось бы мешать. — Не помешаешь, — сказал он мне и поцеловал. — Мне приятно быть с тобой. — А им? — Они — хорошие ребята. Я усмехнулась. Мне очень хотелось пойти. Мы расселись на поваленном бревне недалеко от отдела. Погода была чудесная, солнце слегка пригревало, просачиваясь к нам сквозь плотную паутину хвои. Где-то слышался гомон детей. По бревну деловито полз муравей, подчиняясь природным законам, инстинктам и требованиям нужды. — Что-то такая пора настала, — произнёс Валентин. — Зависаем последние недели три почти каждый день до самого утра в клубе, в бильярд играем или в боулинг. Потом сразу на работу. Чуют мои сердце и печень, так долго не выдержу. Ни у кого до зарплаты нет пару тысяч? Все рассмеялись. — Ты поменьше со Светкой общайся, — подсказал выход Тихон. — Да ведь я не только со Светой, — промямлил Валентин. Павел переглянулся с Тихоном, покачал головой: — Сам успокоишься, когда время придёт. — Да ну, ты что, окстись, я не могу жениться. Мне рано. — Я не про жениться говорю. Хотя мысль хорошая. — Нет. Вы моей смерти хотите? Когда вокруг столько девчонок, я буду связывать себя по рукам и ногам? Уж лучше веселиться и … — И занимать у друзей денег, — подхватил Тихон. — Да, занимать. Но я же верну. Дашь? — Нет, у меня нет. Бич наших дней — кредиты. Валентин вздохнул и продолжил изучать банку с пивом. Наступила тишина, шелестела листва, птицы передавали некую мысль своим сородичам и нечто невообразимое — нам. — Всё, пора, — Ладный сделал последний глоток и поднялся. — Сейчас терпилы придут. Мы отправились назад. Скрывшись из глаз товарищей, следователь прислонил меня к дереву. Я обвила его шею руками и поцеловала. Он не стал сопротивляться. Потом отстранился: — Мне, и правда, пора. Я улыбнулась: — Конечно, я тоже ухожу. Пока. — Позвоню тебе, как освобожусь. — Да, пока. — Пока. Мы дошли до отдела, он свернул в подъезд здания, я пошла на остановку автобуса. 9 Однажды Павел позвонил и мне сказал: — Скоро праздник — день милиции. Я иду, пойдёшь со мной? — Ну что ты, я же никого не знаю. — Ну и пусть, ты же идёшь со мной. А начальство сказало, что мы можем пригласить свои половины. У меня зачесался язык съязвить, но я смолчала. — Ну, я подумаю. Я была согласна. Празднование назначили на пятницу, как это обычно и бывает. Ладный заехал за мной. Я долго думала над тем, чтобы такое надеть. Остановилась на чёрном облегающем платье, средней длины. Мы приехали одними из последних. Мой герой задержался на работе: всё никак не мог оторваться от своей любимой работы, а потому поназначал время допросов до самого вечера. В холле группками по интересам толпился народ, в зале было шумно и весело: конечно, ввалится за пару часов до окончания веселья. Мы сели на свободные места. Павла тут же обступили, завязался разговор. Ему стали наливать бесконечные штрафные, но он как-то держал себя в руках. Не спорю, очень любопытные истории рассказываются сотрудниками друг другу в свободное от работы время, но мне стало скучновато. Ладный предоставил меня себе. Поэтому я решила не сидеть зря, а развлекаться. И при первом возникшем желании я встала и незаметно выпорхнула из-за стола потанцевать. Потанцевать в своей манере. — Слышишь, подруга, — послышалось сбоку. — Ты бы потише. — Извините, — сказал я с достоинством, хотя чувствовала, что мне не хочется конфликтов. И отодвинулась в сторонку, чтобы мне не мешали. — Я не про танцы, — возник рядом со мной голос. — Я про наших ребят. Тут уж я удивилась: каких ребят? — Каких ребят? — Ну, Ладного, в частности, — сделала мне одолжение своим пояснением девушка. Наконец, я обернулась к ней и рассмотрела. Это была та самая молодая женщина, что однажды уже входила в кабинет моего следователя покурить и потрепаться. Да, красивая, да, молодая, да, уверенная в себе. Но не до конца. Я остановилась и стала внимательно её слушать. — Да. Нам не нравится, когда пристают к нашим мужчинам. А ты повисла на нём, как шуба и висишь, вздохнуть не даёшь. Я посмотрела в её глаза, обвела взглядом лицо, постаравшись придать лицу спокойное, внимательное и сочувствующее выражение. — Ты не наша, — продолжала женщина. — Ты не из нашего мира. У нас, знаешь, какая жизнь? Своя, особенная. Это как закрытое общество. Вот оно — её слабое место. — В общем, не стоит тебе так увиваться вокруг него, — подвела итог женщина. Женщина откинула волосы назад и отошла. Ну, что я могла сказать? Не проводить же психотерапию в полевых условиях? — Как её зовут? — спросила я у Павла. — Катерина, — сказала мне Павел, — тоже следователь с нашего отдела. А что? — Нет, ничего, — протянула я. Ладный замолчал, потом спросил: — Не устала? — Нет, — помотала я головой. — Домой не хочешь? — Ну, можно, — согласилась я. — Мы всё вроде видели. Не так ли? — Так ли, так ли. Мы вышли в холл, оделись — на улице стало с каждым днём свежеть. — Павел, вы домой? — к нам приблизился долговязый субъект — один из коллег Ладного. — Да, вот девушку провожу, и домой. — Я с вами. Можно? По мимике Павла было ясно, каким именно образом он выругался. — Хорошо, давай. Он застегнул куртку. — Наташа, познакомься, Иван. Иван, это — Наташа. — Да, я вас заметил. Вы красиво танцевали. — Кто бы не заметил? — сквозь зубы проговорил Павел. Я так думаю, что по первоначальному плану мы намеревались пойти к Павлу, однако этот субъект никак не отвязывался. Оказалось, что он живёт неподалёку от Ладного. Почему тот просто от него не избавится? — Иван недавно у нас. Он, так сказать, под моим попечением, — с нажимом разъяснил мне Павел. — Да, — загоготал долговязый. — Знаете, я сама дойду, — сказала я, когда мы были возле дома моего следователя. Моей новой идеей стало сейчас покинуть их, а потом огородами пробраться к Павлу. — Надо бы вас всё равно проводить, — не отлипал Иван. Ладный вздохнул: — Хорошо, давайте ко мне заглянем, передохнём, а потом проводим девушку. Иван тебе совсем не обязательно с нами идти. — Я бы всё же пошёл. Как-то не догулял ещё, — он достал из кармана почти полную бутылку водки и широко улыбнулся. Мы зашли в подъезд Павла. Посидели на кухне. Часа через полтора мне стало казаться, что эта ночь никогда не кончится. И я пошла в комнату спать. Полежала, подумав, что смогу дождаться моего героя. Однако бубнёж из кухни не прекращался. Меня разбудил свет в лицо: — Я хотел сказать, что пошёл. До свидания. Лицо у долговязого никак не изменилось за последние несколько часов. Куда в него столько лезет? — Да, хорошо, — я поднялась и, прищурившись, прошествовала в коридорчик. — До свидания. Я прислонилась к дверной коробке, Павел стоял слева, уже опираясь от усталости о наличник. Мы все ждали. А Иван и не думал униматься. Уже одевшись, он стоял и мерил меня взглядом, что мне даже стало неудобно — появилось чувство, что он меня с упоением разглядывал, невзирая на стоявшего рядом мужчину. — Я думаю, вам пора, — осмелилась сказать я. — Вы можете обеспокоить своим отсутствием дорогих вам людей. Иван широко и непонимающе улыбнулся. — Я пошёл? — спросил он у Ладного, бросая на меня недвусмысленные взгляды. — Да, Ваня, думаю, что вот сейчас точно пора. — До свидания. Наконец мы закрыли за ним дверь. — Странный какой-то, — сказала я, снова забираясь в постель. — Конечно, — подтвердил Ладный, сев на кровать, и расстегивая рубашку, — вышла обнажённая в коридор. Какой иной реакции ты хотела? 10 — Наташа, привет, — в воскресенье мне позвонила Марина. — Что ты делаешь? «Началось», — с улыбкой подумала я и вслух ответила: — Жду твоего звонка. — Очень приятно, — улыбнулась в трубку подруга. — Давай сходим куда-нибудь? — Через час буду готова. — Хорошо, я за тобой заеду. — Договорились. — А почему ты не спрашиваешь, куда мы идём? — И куда? — Помнишь, Николая? Мы познакомились с ним на диско? — Да, помню-помню, — отозвалась я. Ещё бы я не помнила: он названивал мне после этого по несколько раз на дню, всё в любви объяснялся, жаждал встречи. В отличие от меня. Действительно, когда мы познакомились, я вошла в ажиотаж и соблазняла его напропалую, радуясь новому знакомству и ярким ощущениям. Но на следующий день хмель прошёл, а с ним — и желание с ним видеться. После каждого его звонка я убеждала себя, что да, хорошо, встречусь с ним обязательно. Но подходило мгновение свидания и мне становилось скучно и не интересно, было жалко тратить на него своё время, мне представлялась наша встреча во всех деталях и я уже уставала от неё. Тогда я под любым предлогом увиливала. Каждый раз. Через пару месяцев он поутих, но в его словах и письмах появилась агрессия, смешанная с упрашиваниям и обещаниями блаженства. Я ему, почему-то, не верила. Сегодня я решила, что опять хочу его видеть. Когда мы появились в баре, он сидел там со своими знакомыми и после общих тем все расселись по более близким группкам и завели более интимные беседы. Однако мне опять стало неловко от его присутствия и скучно от его разговоров. И тут из него снова попёрло: — Да как ты смеешь меня мучить? Ведь я влюбился как мальчишка, а ты так со мной играешь! Я молчу, а что мне ещё сказать на эти глупости? Каждый испытывает те чувства, которые испытывает. Его чувства — это его проблемы, а не мои. Согласна, мне неудобно, что он так страдает, но мне он совершенно не интересен. Если я ему всё это скажу, он меня, пожалуй, убьёт — вон, взгляд какой. Николай ещё какое-то время изучал моё молчащее лицо, а потом отвернулся. — Что, влюблённые, поссорились, — поинтересовался с другого конца Игорь. Он всегда наблюдал за нами и вмешивался, то ли объединяя нас, то ли разъединяя. Николай залпом выпил своё спиртное, и обернулся ко мне: — Ладно, — произнёс он решительно, — даю тебе ещё один шанс: у меня будет день рождения, приходи. Придёшь? Я неопределённо улыбнулась ему. А что? Не буду же я подставлять свою жизнь под удар. — Если ты придёшь, я буду считать, что ты ко мне хорошо относишься, и не унижаешь меня. А если нет, значит, ты меня обидела, и мы с тобой больше не увидимся. Решай. «Да, конечно, как скажешь», — подумала я. — Ты, наверное, стёрла мой номер телефона? — Конечно, — широко улыбнулась я. — Тогда пиши. Он продиктовал. — Ладно, — сказала я. — Мне пора идти — завтра на работу рано. — Да, — подхватила Марина, — нам пора. Мы встали, попрощавшись. — А поцеловать на дорогу? — как всегда крикнул со своего угла Игорь. Мы вышли на улицу. — Ну, что? — спросила, глядя на меня Марина, — придёшь к нему? — Естественно, нет, — просто ответила я. — Он мне не нужен. Молча забрались в машину. — Вася какой-то странный, — заметила Марина про их третьего друга, — ты не находишь? — Ну да, может. — Он когда пьёт, всегда насупленный и… аутичный становится: о чём-то думает, что-то говорит, будто сам себе. Хотя ведь очень интересный мужик. Мы вырулили со стоянки на проезжую часть: — А твой-то, твой-то постоянно мне звонит, спрашивает, как ты, почему не общаешься с ним, — Марина опять кинула на меня весёлый взгляд. — Извини за неудобства, — попросила я прощения. — Да ладно, мы с ним очень хорошо разговариваем. Он мне про свою жизнь рассказывает, я ему о чём-то своём. — Ты молодец, Марина, умеешь вести беседы. А сама подумала, что вот со мной-то он, отнюдь, не разговаривать хотел. Да и ладно. Всё равно это — не мой мужчина. Самое интересное, у меня уже был такой случай. Познакомилась с человеком, поначалу ещё интересно было, а потом — как отрезало. Он и писал мне, и звонил. Он такие смс смешные присылал: напишет, типа, «Я тебя люблю», а по краям звёздочками и штрихами украсит. Я не отвечала ему, так он стал своих знакомых просить, чтобы они мне звонили, уговаривали вернуться к нему, рассказывали, какой он чудесный человек. И смех, и грех, одним словом. «Что-то жизнь спиралью вертится», — пронеслось у меня в голове. Я хотела рассказать эту историю Марине, однако она могла бы ассоциировать себя с кем-либо и обидеться. Да и не понять моих параллелей. — Да, — продолжала Марина. — Мне нравится общаться с новыми людьми. Узнавать что-нибудь новое. Я молча кивнула. Мы подъехали к моему дому. — Пока, спасибо, что вытащила. — Пока, увидимся. 11 Во вторник я зашла в отдел, но Павла на месте не оказалось. Видно, вышел куда-то. — А, Наташа, — послышалось слева. — Ладного ждёшь? Я кивнула. — Не сиди в коридоре, заходи, чаю попьём. Я удивилась. С Катериной мы не были охвачены страстью дружбы. Более того, она не прочь была заглотнуть моего Павла, а меня вышвырнуть вон. В кабинете было накурено, вокруг стола сидело трое девчонок — инспектора ПДН и следователь. — Присаживайся. Чаю налить? — Да нет, спасибо, — ответила я и посмотрела на часы. — Классно на день милиции сходили, правда? — Я не была, — отозвалась одна из инспекторов. — У меня ребёнок заболел, пришлось дома остаться. Было что-то новое? — Да нет, — пожала плечами Катя. — Познавательного больше. Она быстро взглянула на меня, улыбаясь. Я тоже в ответ улыбнулась, не зная, к чему была произнесена её сентенция. — Применяю на практике полученные знания, — продолжала женщина, дуя на горячий чай. В коридоре послышались шаги, и Катерина торопливо произнесла: — Наташа, отойди-ка в сторонку. Давай сделаем твоему Павлу сюрприз. Вот сюда, — она поставила меня к торцу шкафа, откуда меня не было видно от двери. «Зачем я на это соглашаюсь?» — мелькнула мысль, но я быстро забила её в угол сознания. Послышался звук распахиваемой двери. — Привет. А, Кать, чай пьёте. Нальёшь мне глоточек? Вот спасибо. Катя…эй. Я выглянула из-за своего укрытия. Мне стало жарко, кровь прилила к щекам, губы пересохли. Лучше бы я не ставила экспериментов. Меньше знаешь, крепче спишь. — Наташа? — Ладный оторвался от губ Екатерины. — Добрый день, Павел, — сказала я деревянным голосом. Подошла к стулу за сумкой, всё так же монотонно улыбаясь, выдавила: — Спасибо, Катя, за угощение. Павел отпрянул от женщины и пытался схватить меня: — Наташа, постой. — А затем к женщине-следователю: — Катя, зачем ты так? Что там случилось потом, я не знаю: я вышла из кабинета. Наверное, вышла. Я как-то смутно помню это обстоятельство. Я вообще вспоминаю себя только через пару домов от отдела. «Ни ногой туда больше, — пообещала я себе. — Забуду туда дорогу, как страшный сон. Какой… вообще меня туда занёс?» Зазвонил телефон: «Ладный вызывает». Тьфу на тебя. Я не собственник, но так со мной себя вести! Ну, уж нет. Я свернула к гаражам. Тут спокойно, даже при желании можно поплакать. «Я же тебе говорила, что не всё так просто», — претенциозно произнесла мысль. «Отстань», — отмахнулась я. «Ты вошла в воду в середине потока, где тебе было удобно, — не унималась та. — А ведь там своё русло, свои законы. Чего ты хотела, снисхождения?» Я зацепилась платьем о кусты. Этого ещё не хватало. Кто их тут посадил? Почему, когда у человека несчастье, у него не ладится вообще всё? Пришло смс-сообщение: «Возьми трубку. Не психуй. Между мной и Екатериной ничего нет!» «Ха. — Мне стало даже жалко его: — Давай, лепи горбатого». Ноги устали, налились свинцом или ещё каким металлом, я в химии не сильна. Захотелось присесть прямо тут же в пыль. «Дура, дура», — ругала я себя. «А мы тебе говорили», — заверещали мысли. Снова здорово – мои червяки. «Интересно, кто кого?» — это ещё одни мысли вклинились. И, по-моему, они говорили сейчас о себе. Они бы ещё по рублю поставили на то, смогу ли я первой от них избавиться или они сгрызут меня похлеще червей земляных. «Зачем поверила ему? — гомонили они наперебой. — Он же — мент. А ты знала, что все они — кобели. У них работа такая — нервная. И напряжение они снимают бухлом и женщинами». «Чёрт!» — ответила я им в сердцах. — Постой же, — послышалось сзади. «За мной бежит, скотина. Чушь будет пороть про то, что не виноват, что жизнь у него такая». — Наташа! Не веди себя как девчонка, — выходя из себя, настаивал голос. Достали меня своим «не веди себя как девочка»! Ладный нагнал меня, схватил за руку: — Бессмысленно тебе говорить о том, что я не виноват? Тогда просто поверь мне. «Без всякой мысли», — хотелось мне добавить. «Надо их вообще отключить», — поплыла я по привычному маршруту огибая одну извилину за другой. — «По-моему, меня охватывает навязчивая мысль отключить мысли. Одна сплошная борьба мысли с мыслью, мысли за мысль, меня за мысль, и меня против мысли, а потом ещё… Боже, сколько можно!». Я устало остановилась. Мне хотелось убежать от этого человека подальше, потому что я очень обиделась. Но, с другой стороны, мне не хотелось от него бежать. А он смотрел на меня гневным взглядом. Наверное, я сильно насолила. Или он чувствует свою вину. Одно из двух. Или из трёх. Или вообще не в этом причина. Тогда в чём? Он меня тряс, приводя в чувство. — Посмотри на меня, — кричал мне Павел. — Я хоть раз подводил тебя? Я хоть раз дал тебе повод усомниться в себе, своих чувствах? Я прятала голову от его слов, эмоций и брызг слюны. Он был очень зол. — Ну? — Нет, — вынужденно согласилась я. — Тогда какого хрена ты тут устраиваешь? — Перестань орать, — разозлилась я. — Ты сейчас даёшь мне повод так с тобой себя вести. Ладный схватил себя за голову, забегал асфальту: — Я с тобой с ума свихнусь, — поражённо воскликнул он. — Придумаешь чёрт знает что. Сама нагородишь целую историю, а потом меня мучаешь. Да и себя тоже. Он остановился возле меня. И почти смеясь, произнёс: — Мазохистка ты. И не пытайся отрицать, у тебя на лице всё написано. Тебя прёт от твоих же собственных выдумок. Ты же черпаешь страдания в своих воображаемых историях, а потом — испытываешь те же страдания плюс удовольствие от терзания меня и себя. Как я раньше не догадался? Я стояла возле стены. Мне было и обидно, и досадно, что он оказывался прав с каждым новым своим словом, с каждым новым объяснением, которое приходило ему в голову. Ужасное душевное состояние. Нарядное платье, специально надетое для него, показалась мне жалким и смешным, хотелось сорвать его, истоптать, надеть латы и взять в руки копьё, чтобы пойти бороться за правое дело. Но я продолжала стоять возле стены с опущенными вниз руками и головой. Ладный замолчал. Подошёл ко мне. — Ну, теперь-то я поумнел, — сказал он мне просто. Я обречённо покивала головой. — Я теперь знаю, как надо с тобой жить. Я не поверила своим ушам. — Будешь придумывать что-то, рассказывай мне. Вместе посмеёмся. Я подняла голову, и он воспользовался этим, чтобы поцеловать меня. Так что мысли тоже иногда могут приносить пользу.