FM

В 2242 году всемирный научный центр «ГинГема» начал работать над проектом Future Mind. Новая система связи должна была дать возможность людям общаться напрямую независимо от расстояния и без электроники – просто сосредоточившись на образе нужного человека. В том же году по Америкам прокатилась волна пикетов под девизом «Don’t touch our brains», а Медицинская Ассоциация Азиатского Альянса выразила проекту осторожное недоверие. Однако уже спустя 20 лет пилотажное испытание мини-модели спутника на территории научного городка привело в восторг даже самых яростных противников проекта... текст лекции по истории для старших классов, «Возрождение», 2489 г. - …уми! Ему редко что-то снилось. И ещё реже он запоминал, что именно. Коичи поморгал, осторожно разжал сведенные пальцы (он всё ещё ощущал под ними плечи бьющейся в припадке сестры) и резко сел, выпутываясь из спальника – сон не из тех, которые хочется досматривать. В конце спасатели не прилетают, а Мегуми перестаёт помогать вентиляция лёгких. Даже если подсознание всё вывернет иначе, это ничего не изменит. Коичи размял затёкшую шею, покрутил головой и, наткнувшись на внимательный взгляд спутника, слегка напрягся. – Я много болтал? – Угу. Про математику, – Цуёши сощурил глаза и потянулся. – Ворчал себе под нос «корень из 17450, корень из 17450». - 132.0984, – автоматически сообщил Коичи. Этот сон всегда начинался с таблицы зачисленных на физфак Тодая. Ему тогда не хватило одного балла. Родители и Мегуми были уверены, что он поступит. У него уже всё было распланировано: на втором курсе начать писать диссертацию, после пятого – защитить, а спустя ещё два года пробиться в «ГинГему», поближе к проекту Future Mind. Женитьба, двое детей, дочь отдать в музыкальную школу с пяти лет, а сына… Всему виной был корень из 17450. Коичи это знал твёрдо. У него всегда были ошибки в счёте. Он помнил, как потом лихорадочно решал, устроиться на неподходящую работу сразу или больше времени уделить подготовке и год просидеть на шее родителей? Как варианты не хотели выстраиваться вместо триста раз обдуманного, правильного и выверенного первоначального плана. И как он мысленно жестоко расправлялся с ненавистным числом по пути домой. Так давно. Теперь ответы сами всплывали в голове. Его особенность М-синдрома. – И всё? – настороженно уточнил Коичи. Ему бы не хотелось знать, что он, как в классических случаях психотравм, опять звал сестру. Тем более при этом вот, которого он знает недели три от силы. Цуёши заметно поколебался. – И всё. Коичи кивнул, смиряясь. Значит, слышал. – Хотел спросить, ты зачем в Эсмерад идёшь? Лечиться и в цивилизацию? Цуёши пожал плечами и неопределённо качнул головой. – А я вот хочу заручиться в Изумрудном городе помощью, окрепнуть, а потом…. Готов поспорить, гингемовцы отсиделись в каком-то бункере. Тебе когда-нибудь хотелось найти их и отомстить? За взрослых, за синдром, за всё. – Нет, – спокойно ответил Цуёши. – Я тут морковь сушёную нашёл. Завтракать будешь? Коичи вздохнул: – Не уходи от вопроса. – Не ухожу, морковка важнее, – Цуёши помолчал. – Прошлого уже нет, Коичи-кун. Оно было. А есть – мы и будущее. И я бы хотел быть у будущего. Он подумал и добавил: – И чтобы ты был. Ты забавный. – Вот уж спасибо, – хмыкнул Коичи. Забавным его ещё никто не считал. – Ты бы сказал хоть, кем был до? – Музыкантом, на гитаре играл, – неохотно отозвался Цуёши, рассеянно блуждая взглядом по стене за спиной Коичи. – Учился на первом курсе. Прогуливал, отчислить грозили. Ну его. – На настоящей? Двадцатый век? Ничего себе. Если вдруг найдём где-то гитару, сыграешь? Цуёши снова пожал плечами. Может, имел в виду «да». А возможно и «нет». Коичи не понимал. Иногда он бывал странным, этот его однофамилец. Впрочем, он ему нравился. С ним было просто. – Ну ладно тог… Неожиданно в углу завозилось и зашуршало. Коичи дёрнулся, потом быстро подошёл к груде тряпья и извлёк за шиворот мальчишку лет восьми-девяти. – Это… что? – Это к нам ночью приблудилось, – Цуёши философски развёл руками. – Тут потеплее, чем на улице. И безопаснее. Мальчик попытался оглянуться, а потом аккуратно освободил воротник курточки из захвата Коичи. Поклонился. – Цуёши-семпай, а зачем кто-то-семпай меня за ворот дёргает? Он глупый? – Это кто-то-семпай от неожиданности. А вообще он очень умный. Знаешь, как считать умеет? – Да? – мальчик с сомнением покосился на младшего Домото. – Коичи-кун, 8 раз по 519? – 4152, – неловко ответил Коичи. Его не покидало ощущение, что Цуёши с этим мелким над ним издеваются. Может быть, даже жестоко. – Ого-о-о, – с уважением потянул малыш. – Кто-то-семпай крутой. Ощущение стало более ещё более явным. – Я не кто-то-семпай, – раздражённо буркнул он. – Меня зовут Коичи Домото. – Ой, ты Домото и он Домото. Вы братья? – Нет, – Коичи повёл плечом. Он, честно говоря, понятия не имел как вести себя с детьми. Может, что-то спросить? – Фамилии просто одинаковые. А ты вообще откуда взялся? – А я потерялся, – заулыбался мальчик. – Когда потерялся? – Цуёши подбадривающее потрепал его по плечу. – Когда они умерли, – мальчик сосредоточенно наморщил лоб. – Они все умерли и меня потеряли. – Понятно, – растеряно пробормотал Цуёши. – Ну… – Так это же давно было. Полтора года назад, – Коичи внимательно посмотрел на мальчика. Чистенький. Насколько это возможно. Щёки пухлые. Как будто совсем домашний ребёнок, только волосы длинные и не очень прочёсаны. – Правильно. Вот с тогда и теряюсь, – мальчишка улыбнулся ещё раз, немного осмелел и влез к Цуёши на колени. Доверчиво, как трёхлетний. – Меня зовут Тайске, – важно произнёс он. – Тайске Фудзигайя. И у меня чешется рука, - добавил он совсем не серьёзно. – Очень. – Покажи. Фудзигайя протянул руку Цуёши. Тот задрал на нёй рукав и присвистнул. Начавший подживать шрам в виде буквы «М» начинал шелушиться, проглядывала розоватая молодая кожица. – Раньше болела сильно, а теперь просто чешется. – Зверьё, – Коичи нахмурился. – Он же маленький. – Они боятся, Коичи-кун, – Цуёши рассеянно подул на шрам. Тайске хихикнул, было щекотно. – Тай-тян, а что ты умеешь? – Ну, не знаю. Я пою, стихи читать могу… – Нет-нет, такое, что у других не выходит. Фудзигайя потёр нос. Он не знал, как рассказать этим большим, что иногда он хочет чего-то от человека, смотрит на него и тот это делает .Не всегда, правда. Но, например, выносит ему курточку из магазина – один ходить туда Тай боится. Но разве так бывает? – Не хочешь, не говори. Тайске кивнул: – А у вас поесть есть? – Держи, – Коичи расковырял банку консервным ножом. Тайске недолго думая запустил в ёмкость всю пятерню и с аппетитом набил за обе щёки. – Погоди, - сообразил Цуёши. – Когда ты в последний раз ел? Если много есть, после долгого голодания, можно отравиться - это он помнил. – Вчера утром. Мне часто есть хочется, – Фудзигайя виновато моргнул и на всякий случай прижал банку покрепче к животу. – Ешь спокойно, никто не отбирает, – отмахнулся Коичи. – Будешь запихиваться – подавишься. – Не-е-е, - с набитым ртом промямлил Фудзигайя. – И не разговаривай во время еды. Тебя разве ма… – Коичи резко замолчал. – В общем, не разговаривай. Цуёши, глянь, что там за окном? Шум страшный. Цуёши осторожно высунулся в окно. По улице, быстро кружась, трясясь и подёргиваясь, нелепо вскидывая руки и ноги, двигались двое. По возрасту их одногодки – вон тот, покрупнее, мог бы с Коичи в одну группу ходить. У него в руках были обломки трубы, которыми он бил по всем попадающимся предметам. Крыши покинутых автомобилей отзывались гулким грохотом. Второй довольствовался крупным ножом и крышкой от кастрюли – видимо, приступ застал его за готовкой. – Вертушки, – с явным отвращением произнёс Цуёши и спрятался за косяком. Спустя пару мгновений продолжил. – Две штуки. Кромсают и пыль столбом. – Вертушки? – недопонял Коичи. – Ну, другие мутанты, не как мы. Не видел, что ли? – А, плясунки? Паршивое дело. Надеюсь, к нам не пойдут, пронесёт. – Да вроде бы по прямой идут. Цуёши поёжился, пихнул Коичи локтем и зашептал. – Возьмём мелкого с собой? А то пропадёт. Младший Домото медленно кивнул. – Ответственность, Коичи. Сам знаешь, какая дорога. Ты готов идти медленнее, чаще останавливаться, следить, чтобы с ним был порядок? Возьмёшь ответственность? – Возьму. – Вот и хорошо, – улыбнулся Цуёши. Я рад, что выбрал тебя. – Эй, это я тебя подобрал! – Ну да, ну да, как скажешь, Ко-тян, – лениво потянул Цуёши. Коичи округлил глаза, но Цуёши махнул рукой, дескать, погоди, возмущаться будешь потом. – А ещё я на вылазке был. Так вот, в полутора кварталах тут ещё наши есть, я клейма досмотрел. Славненькие, всем по тринадцать-пятнадцать, мальчик и две девочки. Девчонки своего пацана ещё зовут как-то смешно, Коко, что ли. Громкие, правда, – вздохнул Домото. - Но нормальные. Вместе безопаснее. К тому же, если я отключусь, будет кому помочь со мной и Тай-тяном. Отключался Цуёши не слишком часто, может пару раз в неделю минут на пять, и ещё на полчаса, иногда на час впадал в прострацию, обмякал и не реагировал на внешние раздражители. После этого некоторое время безошибочно показывал искомое направление – к городу, к еде, к чему угодно. Чуял, как говорил. За эти три недели Коичи успел привыкнуть к его обморокам. Собственно, так они и познакомились. Коичи увидел бесчувственное тело под дождём, проверил пульс и решил втянуть под навес. Но каждый раз, когда Цуёши так просто и обыденно говорил об этом, Коичи покидало всякое желание с ним ругаться. - Ладно, веди к ним. Тайске, жуй живее. Надо успеть проскочить, пока плясунки на второй заход не пошли. Не отмашемся. Шустрые. Цуёши тонко улыбнулся и утопил щёки в меховом воротнике своей необъятной куртки. В конце концов, он уже неплохо знал Кои-тяна. *** Запуск спутников Фьюче Майнд был назначен на август 2268 года. Когда всё пошло не так? Возможно, когда в спешке заказывали часть деталей на Воронцовском заводе Славянского содружества, где решили сэкономить на составе сплава, и он недостаточно хорошо экранировал потоки. Может, когда устанавливалась предельная мощность. У историков нет единого мнения по этому поводу. Следствием запуска стала гибель 67% населения земного шара в течение двух-пяти дней. Болезнь напоминала эпилептический припадок и заканчивалась остановкой дыхания. В результате практически не осталось людей старше сорока лет, а большинство выживших были детьми. Также у 8% выживших проявились так называемые Ф- и М- синдромы, названные по первым буквам злополучного проекта… текст лекции по истории для старших классов, «Возрождение», 2489 г. Четверг был похож на пятницу, а пятница была вылитая суббота, которая одновременно походила на вторник и полностью копировала среду. Впрочем, они все были детьми понедельника, и мало отличались от него. Душный погребок, три на четыре метра, почти не проветривался, только когда кто-нибудь, не отец (отец ушёл так давно, что они уже не помнили ни как он выглядел, ни как его звали, ни был ли он их отцом в действительности) приоткрывал крышку, чтобы бросить вниз связку кореньев или что-либо ещё, во что можно было бы впиться зубами. Что это было, они обычно узнавали по запаху: сладковато пах подгнивший картофель; землей и влагой - корень сельдерея; жиром и затхлостью - тушёнка, а влажной плесенью - что-то брошенное из шалости. Они научились различать эти оттенки в нестерпимой вони немытых тел. Как только свет бил по лицам и хлопала крышка, несколько рук тянулись вверх и слепо шарили поп полу, а потом тянулись ко ртам. Не всегда еда попадала в нужный, свой рот, и не всегда это понималось. Они были одним. Когда поднималась какая-то конечность и кто-то шевелился, невольно сдвигал другого, и все вместе копошились единой массой. Кажется, их было восемь. А может девять - они никогда не пытались пересчитать друг друга. Пока они были одним. - Страшно, - говорила одна голова. И путаница рук и ног съёживалась в кучку. - Холодно, - говорила другая. И они сжимались плотнее. - Есть, - продолжала третья. И руки тянулись вверх - Сыт, - противилась четвёртая. И в рот уже не пытались запихнуть скользкий, нашаренный на полу, кусочек. Те, что жили сверху, хотели вытащить их много раз, но они боялись света и не хотели разъединяться. Пока были одним. До тех пор, пока однажды они не поняли, что шевелятся только две руки. Остальные сверху не двигались. Не спали. Было холодно. Он был в самом низу и проснулся от холода. Пытался сдвинуть остальных. Пытался говорить. А потом пополз наверх. Это уже не было страшно. Под руками было колючее и сухое. Потом мокрое. По мокрому он добрался туда, где мокрого было много. Мылся, тёрся, мылся. - Ты кто? Внезапный вопрос заставил сжаться. Сжаться, а потом задуматься. Напротив блестели белки глаз. Из единого, спутанного корневища наименований - тамориюнаниномияарчиаминарон - он выудил одно имя, отряхнул его от ненужных липнущих звуков и впервые протянул кому-то другому. - Ниномия. Меня зовут Ниномия. - А сколько тебе лет? Ниномия задумался ещё раз. Попытался понять, наклонив голову, что же это такое - лет. Поелозил пяткой в бадье. Вспомнил. - Раньше было одиннадцать. Когда отец считал. - А я Сатоши. Мне тринадцать и я иду в Эсмерад. Привет? - Привет, - медленно кивнул Нино. Надо было привыкать к свету. *** …Природа синдромов ФМ, к сожалению, остаётся недостаточно изученной, поскольку в настоящее время не осталось их носителей. М-синдром, он же синдром активизации, влиял на различные участки мозга, в результате которых носители имели специфические способности от устного счёта, абсолютной фотографической памяти, улучшений слуха или зрения до самого разнообразного гипнотического воздействия на окружающих. Дети носителей М-синдрома рождались с массовыми пороками развития и не доживали до года. Население называло носителей М-синдрома мутантами, и из опасения заразиться старалось не контактировать с ними. Известны так же случаи жестокости – убийства «мутантов», нанесение увечий, массовое клеймление буквой «М». Ф-синдром, он же синдром растормаживания, характеризовался приступами неконтролируемой двигательной активности и неосознанной агрессии, скорее всего родственен синдрому Жиля де Ля Туретта. Движения отличались очень большой скоростью и полным отсутствием осознанности действий. Народные названия «Плясунки», «Танцоры», «Волчки» и т.п. Подвергались массовым уничтожениям, были истреблены или погибли в течение пяти лет после запуска «ФМ». Последний раз носителя Ф-синдрома видели в 2275 году… История аномальной неврологии, текст для учебной голограммы «Начало», 2486 г. ….Большие неуклюжие насекомые цеплялись усиками за тонкие стебли проводов. Двадцатый век снова был в моде, и семья Нагано могла себе позволить такую роскошь, как троллейбус. В окно высунулась рука Тошии и помахала Тсубасе телефоном – допотопной мотороллой. Они, конечно, могли выкупить у музея настоящее ретро, но Тсубаса был уверен – телефон сделали на заказ и внутри вполне современный мини-чип – терпеть неудобства ради шика они вряд ли стали бы… Местная малышня бежала следом за троллейбусом. Так здесь было полтора года назад. В день запуска ФМ. Тсубаса, признаться, тогда почти завидовал своему однокласснику, ему нравилось всё старое. Но теперь, когда он может позволить себе никому не нужный троллейбус, это почему-то перестало радовать. Машина выглядела действительно примитивной и была настоящим хламом. В её кабине Имаи хранил свои пожитки и прятался, когда это было необходимо. А ещё он здесь стирал, когда домой было не зайти. Имаи опустил руки в таз и их привычно защипало от пенки. В последний год мало кто из его знакомых морочил себе голову из-за чистой одежды, но для Тсубасы это было важно. Так он чувствовал себя вменяемым. Вообще-то, по меркам нынешнего времени Тсубаса был редким счастливчиком.Он был жив. Он не был мутантом и остался здоров. Ещё у него много сухих пайков, которые дед собирал на случай Четвёртой Мировой. И было аж двое взрослых родственников.Он был самым благополучным мальчик в этом городе. Вот только… Грохот в доме неподалёку начался как всегда внезапно, с одиночных ударов, а потом перерос в серию ритмичных стуков. Это проснулась мама. Тсубаса подавил желание спрятаться в троллейбусе и зажать уши. Посмотрел на дверь. Ему каждый раз казалось, что однажды дверь не выдержит. Хотя это, конечно, было глупо, он знал, что дверь железная, а изнутри обита мягким покрытием. Тсубаса был рад, что он нашёл дом с такой дверью. Было меньше шансов, что мать покалечит себя в попытках выбраться наружу. У его матери был F-синдром. Она была «вертушкой».Какое-то время она, конечно, бывала нормальной, но это случалось всё реже и реже.А когда она кружилась и крушила, она была страшная и совсем не мама. Тсубаса чувствовал себя предателем, но боялся её. Просто забирал все тяжёлые и острые вещи из комнат и запирал её в доме. Тсубаса прислушался. Казалось, удары становились тише. Насколько было бы легче, если бы тётка хоть немного следила за матерью, а не только наведывалась за дедовскими запасами в моменты просветлений у матери. Тётка была неприятной, ворчливой и глуповатой. И она почти не заходила к ним, пока мир был нормальным. Тсубаса не любит тётку и тех горожан, которые в курсе, что у них есть пайки. Украдкой просят у него, даже когда мама нормальная – потому что они боятся. Впрочем, когда мама приходит в себя, Тсубаса и правда чувствует себя самым счастливым человеком в этом городе. А потому его бы никто не понял в том, что он так жаждет уйти из города как можно дальше. Вот эти – тоже не понимают. - Зачем тебе с нами? – крепкий парень всего на пару лет старше самого Тсу скрестил руки на груди. – Ты чистый. - Ага, - просто признался Тсубаса. – Но в Эсмераде, говорят, изобрели «гудвин». Хочу принести его маме. Разве вы не за ним идёте? - Он мне не нравится, - достаточно громко прошептал один из подростков другому. – Я не верю чистым. - А мне – нравится, - возразил второй из старших и подошёл поближе. – Меня зовут Цуёши. Тсу пожал протянутую руку. - Имаи Тсубаса. Погодите одну минуту… - он порылся в кабине троллейбуса и выволок наружу мешок с долей дедовых запасов. – Возьмёте с собой до Эсмерада? - Так, что тут у нас? Ого-о! – восхитился Цуёши. – По рукам. Поскольку мутантов преследовали или, по меньшей мере, не приветствовали нигде, среди носителей м-синдрома часто озвучивалась идея города специально для мутантов. Чуть позже возникли и вполне определённые слухи – такой город действительно есть. Он называется Эсмерад и находится далеко на востоке острова. Постепенно слух обрастал всё новыми и новыми подробностями о благоустроенности, о восстановленной нормальной жизни, о том, что мутанты не чувствуют себя изгоями и, наконец, о том, что в городе работают над лекарством, а лекарство называется «гудвин». Заинтересовал город не только мутантов. Оазис посреди пустыни, шанс жить почти такой же жизнью, как до катастрофы был нужен многим. Из электронной статьи «Феномен Изумрудного города» …«Бедные родственники», знаете, они всегда остаются «бедными родственниками». Не то, чтобы хлебом их угощали сухим или чёрствым, или там подавали под стол, а не на стол… всё же родственники. Но хлеб чуть серее, кусочки чуть меньше, а тарелки не выдраены до того самого идеального блеска, с каким их обычно подают хозяевам. Бедный родственник - тот, кем Субару не хотел бы быть никогда. И что его дернуло смотать из родной Осаки потусоваться пару дней в столице? Теперь обратно придётся идти слишком долго. И он совсем-совсем не уверен, что вообще хочет туда. Лучше просто помнить, каким там всё было до… Хотя здесь он чужой, с его кансайским диалектом и бурным темпераментом. Они сдержаннее, живут больше умом - не сердцем. Субару чужой и вдобавок мутант, за которого поручились. Его оттирают от заданий, не доверяют, смотрят свысока. Если ему иногда достаётся что-то получше или невзначай хлопают по плечу, то только потому, что он дружит с Такки. Досадно. Обидно. От этого всего, в конце концов, тошнит. Но Субару понимает, что вместо снисходительности и терпения может быть откровенная неприязнь, и, по чести сказать, он, наверное, предпочёл бы именно её: набил бы пару-тройку морд и ушёл из банды, если бы не Такизава. И не потому, что тот за него поручился. Не потому, что общался с ним и был лидером одной из команд, он просто его друг – единственный, настоящий. Ради Такки он не против ещё немного побыть бедным родственником. И даже пореже посылать того, придурочного с гладкой рожей, что вечно таскался за Хидеаки… Если Такки сейчас уйдёт из банды, Субару тоже нечего там делать. - Хиде, хей! - в складском помещении было темно, но он безошибочно узнал силуэт Такизавы. - Уходишь? Такки коротко кивнул и продолжил паковать вещи. Субару качнулся с пятки на носок. Всё это ему не нравилось. Прошёл вперёд, склонил голову к плечу. - Да погоним мы этих ублюдков Шибасаки, они свалят на хер с нашей территории, рано или поздно. Хидеаки наконец поднял на него взгляд, ещё раз кивнул и вернулся к своему занятию. Зашуршал чем-то, потряс рюкзак, утрамбовывая непослушный пакет. - Нагасе простит, - уверенно сказал Бару, отступив на шаг и пытаясь заглянуть в лицо. - Он и не злился, - вздохнул Такки. Зашнуровал рюкзак, прикинул вес, повёл плечами - тяжеловато. Но что-то выкинуть - не вариант. - Тогда чего ты? - Субару взглянул исподлобья. Видеть вечно активного Такизаву таким было непривычно. Бару помнил, что любые неудачи только вызывали в Хиде азарт. Шибутани начинал сердиться. - Тебя никто не гонит. Все живы. Тебя же все любят, блин. Такки, это ни хрена на тебя не похоже - так сдаваться. Все ошибаются. - Бару, помнишь сколько их было? - Неточно, но человек двадцать? - Нет, их было ровно четырнадцать, я запомнил. А нас, сам знаешь, тридцать два. Субару поморщился. В общем-то, он понимал. Когда вы вчетвером побеждаете десяток - это круто, это очень круто. Когда десятком побеждаете четверых - это естественно, но гордиться вроде бы нечем. Но когда вашу родную десятку валят четверо чужих… И всё же это не повод: - У них был огнестрел музейный, а наши сами виноваты, что отказались пробовать чинить автоматику. - У них был огнестрел. Вот именно. - Но никто не думал, что... - Никто, да, - негромко согласился Такки. - И попёр всех туда я. Ладно… - он вдруг улыбнулся и сгрёб Субару в охапку. - Спасибо. А теперь вали спать. Утром ты в карауле, помнишь? Бару позволил себе пару минут побыть в кольце тёплых рук. Это было слишком хорошо. Потом вывернулся, сплюнул. Пнул бак. - Скотина. - Ага, - Такизава расстелил на полу кусок пледа, пристроил рюкзак себе под голову и закрыл глаза, демонстрируя, что разговор окончен. Это не лезло ни в какие ворота. Даже не умещалось на главной площади. Субару прошёлся туда-сюда, а потом молча улёгся неподалёку. А через полчаса не выдержал, подкатился горячим клубком под бок, неожиданно больно клюнул-ткнулся носом в щёку Такизавы и смущённо завозился, стараясь занять как можно меньше места. Воронёнок. Наглая птица, грубые слова. Зашептал чушь сентиментальную, возя по уху мокрыми горячими губами: «Я же друг, понимаешь... Да я за тебя их всех… Я с тобой пойду, куда хочешь, веришь?» Такизава чуть отодвинулся: - А если я скажу, что у меня М-синдром? Шибутани почувствовал что-то вроде разочарования.Так вот оно что. Такки тоже меченый, поэтому и выделял его из всех чистых. - И ты молчал? - Да, - просто шепнул Такизава. - У меня иногда зрение странное. Я не заметил шибасакских на той стороне улицы, потому что они слились с фоном. А я, как всегда, сделал вид, что всё вижу. - То есть… - Да, Бару. Я за это отвечаю. Субару помолчал пол минуты, решаясь. - Мне всё равно. Возьмёшь с собой? - Возьму, - Таки не глядя протянул назад руку, потеребил волосы Субару и жизнерадостно соврал: - Потому что я тебе доверяю. Услышав счастливый смешок в ответ, почувствовал лёгкий укол совести, который, впрочем, довольно быстро был поглощен его обычной целеустремлённостью. Хидеаки с самого начала знал, что Бару отправиться с ним. Вдвоём - всегда безопаснее. Одного слишком легко ограбить, к тому же в последнее время за городом и на окраинах появились каннибалы. Один всегда может дежурить, пока другой спит. Правда, ещё лучше - отрядом, главное найти такой, который не будет задерживаться надолго на одном месте. К такому он планирует примкнуть по дороге. Такки никогда не скажет Субару, почему он покидает банду спустя месяц. Не сообщит, что до этого он точно так же нигде не оставался дольше, чем на сорок дней. Он надеется, что Бару никогда не придётся узнать причины и что ему, не придётся пожертвовать по пути к цели Шибутани. Такизава Хидеаки, солнечный лидер Жёлтого Крыла банды Нагасе Томои, всегда слишком легко находил преданных друзей и не считал себя удачным попутчиком. Впрочем, если у него случался выбор, Такки предпочитал быть хорошим парнем. Он любил людей. Правда. *** Многие мутанты в то время потянулись к чудо-городу за Гудвином.. Они шли по двое и по трое, постепенно стекаясь в небольшие отряды, и следовали за жёлтыми метками, оставленными на пути их предшественниками. Вряд ли тогда кто-то мог знать, что через несколько месяцев редкие маленькие группки пойдут обратно, побегут, радуясь, что жёлтого на их пути становится всё меньше и меньше.Но это совсем другая история, это конец истории, а пока мы находимся в самом её начале. из рассказа "ФМ", автор неизвестен, 2010г.