Анна Болейн
16 февраля 2012 г. в 14:58
— Сколько у тебя любовниц?
Тонкие длинные пальцы продолжали теребить серебряное распятие.
— Сколько, ответь?
Внимательные глаза задумчиво и напряженно вглядывались в танец языков пламени в камине.
— Целый гарем, да? Где ты их держишь? В своем охотничьем домике?
Генрих никогда не отличался особым терпением, посему допрос жены быстро вывел его из себя. «Он рявкает, точно охотничьи псы, которых сам разводит», — подумалось Анне.
— Молчи! – порывисто выпалил король.
— Ты обещал мне! Ты обещал, что мы всегда будем честны друг с другом!
— Хочешь правду?! Закрой глаза и терпи, как терпела твоя предшественница!
На миг Анна потеряла дар речи, и воздух отчего-то сдавило в груди. В такие моменты она особенно хорошо чувствовала, как туго затянут корсет. Но сердце, казалось, способно пробить сейчас даже стены королевского замка.
— Как ты смеешь говорить мне такое? Ты же знаешь, я люблю тебя куда сильнее, чем Катерина!
Король рванулся вперед, пронзив жену острым взглядом. Как просто она всегда угадывала настроение короля по этим его глазам. Выразительным и честным. Куда честнее их обладателя.
— Ты! Во всем виновата ты! – взревел король и взмахом руки смел со стола недопитый кубок вина, опрокинув его на ковер в своей гостиной. Английский ковер старинной работы… Анна порой сама диву давалась, как расчетливо думает о вещах, в иные моменты не столь важных.
— О чем ты…
— Томас! Я был слеп. О, как я был слеп! Ты настроила меня против него!
«Он готов обвинить меня во всем!»
Король порывисто отвернулся к окну, сжимая в руках все тот же крест. Крест, окропленный кровью Томаса Мора. Этот Дьяволом посланный гуманист стоял у неё на пути. Не мудрено, что Анна пару раз упомянула о том, что возлюбленный королем канцлер герцогства Ланкастер весьма дурного мнения об их с Генрихом помолвке. Но, в самом деле! Она же не заставляла короля Англии казнить несчастного, так же как казнил Джона Фишера, что вставал на защиту Катерины Арагонской и не признал «Акта о супрематии». Акта, передающего монарху верховные полномочия в Англиканской церкви.
«Как он любит винить всех вокруг. Всех, кроме себя»
Губы Анны Болейн скривились, и она почувствовала, что не прошеные слезы начинают резать глаза. Анна почти удивилась им.
— Томас шел против тебя, мой король! Он…
— Посол Франции принес дурные вести. Франциск отказал Елизавете в праве стать женой дофина… Никто. Никто не признает тебя королевой Англии! Ты по-прежнему моя любовница, Анна! И Томас знал это!
Столь оскорбительные слова глубоко ранили самолюбие Анны Болейн. Всё, что она строила с таким трудом, всё, чего добилась… шло прахом. Корона из золотой словно превратилась в свинцовую, а шелка таяли под пальцами.
«Нет, — подумала она, смахнув слезу и потеребив ткань платья. – Я королева. Я, а не Катерина».
— Сделай… сделай что-нибудь, Генрих! – бессильно вскрикнула женщина.
«Да… да… пусть сейчас я буду простой женщиной… быть может он смилуется надо мной, глядя какая я слабая, всего лишь женщина»
Но острый и пронзительный взгляд короля Англии поверг все её надежды в бездну.
— Уйди, я не хочу видеть тебя.
Тихие, но твердые слова. Анна не могла не подчиниться, хотя сердце порывалось остаться и продолжать кричать.
«Он не слышит меня. А крика моего сердца и подавно…»
Подобрав пышные юбки атласного платья, Анна выбежала из гостиной короля, как маленькая девчонка. Да-да, раздавленная и всеми нелюбимая маленькая девчонка…
Никто не любил её всем сердцем. Королевская страсть угасла, как только Анна родила ему дочь. Дочь, а не сына, которого Генрих так горячо желал. Отец и дядюшка использовали её, как куклу, разрешая играться с ней тому, кому было выгодно. Люди…
«Почему они не любят меня так же, как любили Катерину?» — спрашивала Анна, стоя на коленях пред алтарем. «Потому что ты любовница, а вовсе не королева» — отвечали лики святых.
Сестра… Мэри. Она любила её, да только Анна сама отреклась от её любви. «Меня бросили все, а тех, кто остался, я бросила сама».
Раньше все было так просто. Два шага, изящный поворот головы, болейновская улыбка, загадочный взгляд… Увлекательная игра принесла свои плоды, и король Англии пал перед чарами леди Анны Болейн.
«Задержи его страсть настолько, насколько сможешь», — говорил отец. И на свой страх и риск, она отказывала королю.
На самом деле леди Анна Болейн никогда не любила Генриха. Но она делила с ним постель и родила прелестную дочь. Как она может не считать после этого короля родным? То-то резкие слова Генриха до сих пор отдаются болью в сердце.
Страсть – не любовь, думала она. Но страсть – это именно то, на чем держался их союз. И её союз с английским троном.
Он быстро охладел. Анна с горечью это понимала. Как и любой мужчина, король страстно желал то, что было ему недоступно. Но когда он это получил… Мужчинам всегда нужно за что-то воевать. Либо за сердце дамы, либо за власть.
Но порой она плакала в одиночестве, лежа в своей постели, и задавалась такими глупыми вопросами: «Почему ему мало меня? Разве я не горяча? Разве не люблю его?»
«Лучше, если ты сама выберешь ему любовницу…» — вспоминала Анна вкрадчивый голос отца.
О, как все внутри неё воспротивилось!
Любовницу! Выбрать ему любовницу! Женщину, которую он будет любить вместо меня!
Но прошло время, и Анна поняла очередной замысел отца… лучше управлять той, что лежит в его постели, чем возыметь новую соперницу, которая подчас может оказаться ловчее предыдущей.
«Если бы я могла сбежать…»
Тем утром королева решила прогуляться со своими фрейлинами по лабиринтам королевского сада, когда за плетеными стенами из растений она услышала знакомые голоса.
Герцог Саффолк, поняла Анна. И Генрих…
— Я много думал, Чарльз…
— О чем, Ваше Величество?
Такой чистый и приятный голос у этого герцога. Всегда говорил, что думал и думал, что делает. Только ума у него с годами поубавилось, раз он решил разорвать отношения с партией Говардов и Болейнов и поддерживать Екатерину. Пусть и тайно.
— О звездах.
— О звездах, Ваше Величество?
Да-да, поубавилось, определенно…
— Да… когда я думаю о звездах, то вспоминаю о Томасе.
— Томасе Море?
— Именно… я безмерно жалею… я так не хотел, чтобы он умирал.
«Говорит так, словно вовсе не сам отдал приказ казнить своего бывшего канцлера…»
Анна бесшумно продвигалась вдоль зеленой стены лабиринта, вслушиваясь в разговор двух мужчин. Ещё немного и ей придется выйти на песчаную дорожку и, как ни в чем ни бывало, продолжить прогулку, дабы король ничего не заподозрил.
Чарльз Брэндон безмолвствовал. Да и что он мог сказать? Поддержать почившего канцлера было бы прямой дорогой на плаху, а уверять короля в его правоте – сущей ложью. Что ни говори, а Генрих безумный слепец.
— Томас… я его любил как собственного брата, Чарльз. И он мне снится…
Анна уловила краем глаза, сквозь стену лабиринта, понимающий кивок Саффолка.
— А самое ужасное в том, — молвил король, — что я никогда не сделал бы этого, если бы меня не настраивали против него.
Сердце Анны екнуло.
«Молчи… молчи же, Генрих, прошу тебя… молю… из любви ко мне, молчи…»
— Я знаю того, кто это делал, мой король?
— Да, Чарльз. Ты хорошо знаешь этого человека. Порой мне кажется, словно любой дворовый пес знает её лучше, чем я!
— Королева… Анна Болейн.
— Да…
«Нет!» — едва не вскрикнула она. Это конец… Теперь кто-то знает о сомнениях Его Величества на счет Анны. И кто-то может этим воспользоваться против неё…
«Признайся же сама себе, эта корона уже не твоя…»
Тем временем тропа вывела леди Болейн на песчаную дорожку, а следом на ней, хоть и в отдалении, появились король и герцог Саффолк.
Сколько холода и затаенный, немного неуверенной злобы было в глазах Генриха, когда он смотрел на свою жену, которая тем временем ласково трепала по холке любимого пса.
Королева искренне улыбалась мужу, и улыбка её не дрогнула даже тогда, когда он резко отвернулся, этим жестом словно обрывая её жизнь. Роза Тюдоров алела на плаще Генриха, и Анне казалось, словно это её кровь.
Конец.
«Кто же теперь спасет меня… что же теперь со мной будет…»
Мысли роились в голове, точно сонмы свирепых ос. Анна уже не заметила, как бежит по песчаной дорожке. Не слышала, как звали её фрейлины, спешащие следом. Гонимая ветром и горем, королева Англии пришла в себя, лишь когда, упавшую, её подхватили чьи-то сильные руки.
— Ваше Величество! Ваше величество, что с вами? – услышала она обеспокоенный мужской голос.
Подняв глаза, Анна с трудом сдержалась, чтобы не зарыдать.
— Подите прочь! — надрывно крикнула она фрейлинам.
Зашуршали атласные юбки, зашептали удивленные и испуганные голоса.
— Да, мадам…
Лишь спустя минуту дыхание её выровнялось, и Анна поняла, кто перед ней стоит.
— Томас, — почти простонала она.
— Анна… Ваше Величество, что произошло?
«Томас, Томас… какие пылкие взгляды ты бросал на меня, когда гостил в замке отца. Какие стихи мне тайком приносили слуги… Томас Уайетт, мой спаситель… мой вечно влюбленный поэт…»
— Томас, спасите меня… — зарыдала Анна, уткнувшись в плечо высокого статного мужчины, который в будущем должен стать, вероятно, одним из самых знаменитых и талантливых поэтов.
— Анна, о, всемилостивый Бог… скажите же, кто вас обидел? – встревожено спросил мужчина, нахмурившись.
— Томас, не спрашивайте, прошу… прошу, если вы любите меня… спасите… Увезите меня отсюда… Я не королева и не должна была ею стать… Я глупая слабая женщина…
— Анна…
— Нет… Томас, — королева взглянула в растерянные глаза Уайетта и произнесла уже более уверенным тоном: — прошу вас… откажите немедленно и бросьте меня… я пойму ваш страх… Генриха стоит бояться, хотя бы потому, что он склонен быть безрассудным.
С минуту (или с час?) Томас смотрел на Анну, видно, не зная, что сказать. Однако взгляд его светлых глаз вдруг прояснился, стал твердым и уверенным.
— Ни секунды больше вы здесь не проведете, Анна. Будьте уверенны. Я освобожу вас от Генриха. Не медля.
Анна схватила Томаса за руку, боясь, что тот сейчас совершит самую большую глупость в своей жизни. Она начала было жалеть, что не сдержалась и все ему рассказала.
— Прошу, Томас! Не делайте глупостей, это же король…
Палец в перчатке легко коснулся губ Анны, и Уайетт покачал головой.
— Сегодня ночью отошлите фрейлин. Запритесь в своих покоях под предлогом дурного самочувствия, а сами переоденьтесь служанкой и ступайте на кухню. Какие-то кухарки не смогут узнать вас в лицо. Ждите меня у лабиринта. Я все приготовлю, будьте уверенны. Доверьтесь мне, Анна.
Как уверенно он говорил эти сладкие слова, от которых веяло ветром свободы… И как волнующе защемило в сердце.
— Да, Томас, — прошептала леди Болейн, глядя в спасительный омут глаз поэта. – Я доверюсь вам…
— И я вас не подведу.