The sense

Это чувство, оно приходит, когда волнение от первичной встречи перетекает в лёгкость, отчего хочется хохотать во всё горло. Это чувство когда просто распирает изнутри от присутствия рядом. Оно похоже на детский восторг, когда залезаешь на вишнёвое дерево, чтобы нарвать ягод ребятам, оставшимся внизу, когда смотришь вдаль с высоты и чувствуешь себя героем. Оно похоже на вкус любимой еды и чтение любимой книги сразу. Это чувство. Оно теперь вечный спутник «его». «Он» возродил его, когда Донхэ уже было отчаялся и начал просто плыть по течению жизни, почти забыл, что умеет улыбаться. «Он» – Ким Чонун, знакомый его приятеля Ёнуна. Донхэ встретил его на праздновании дня рождения этого самого приятеля, хотя по сути – это была просто попойка. Чонун был странным, начиная от внешности, заканчивая молчаливостью. Он почти не говорил ничего на протяжении вечера, даже не пил толком, но почему-то не уходил, остался до конца, до того момента, когда Ёнун просто рухнул на диван, отрубаясь. Потом они тащили на себе этого вхлам пьяного горемыку-именинника до дома, и колкие комментарии Чонуна складывали пополам от смеха, поэтому пару раз они спотыкались, а один раз почти уронили свою ношу. Уже у подъезда, когда Ёнун был уложен спать, Донхэ, поборов стеснение, попросил у Чонуна его номер, просто потому что не хотелось, чтобы всё это закончилось, не успев начаться. Тот, секунду поразмыслив, написал на обратной стороне своей визитки свой личный номер. Вот тогда и возникло это чувство. Они уже два года вместе, Донхэ считал и то время, когда они «просто дружили», ходили в закусочную после работы, смотрели кино у кого-то из них дома или просто гуляли по оживлённым улицам. Но это чувство не давало воспринять Чонуна как просто друга, хотя Донхэ честно пытался, хотя никогда не воспринимал его как друга. Тот изначально был кем-то иным. Донхэ маялся, но так ничего не предпринимал. Пока Чонун сам не прижал его к стене коридора у себя в квартире, шепча что-то про идиотов не понимающих намёки. Тогда Донхэ в первый раз остался ночевать у него. И это чувство выросло просто до необъятных масштабов. Иногда Донхэ охватывал страх, что всё закончится, что всё уйдёт, что уйдёт и Чонун, забрав с собой это чувство. Ведь нет ничего вечного. И мало кто остаётся надолго в чьей-либо жизни. Чонун даже на протяжении всего этого времени оставался загадкой. Но при каждой встрече Донхэ убеждался, что страхи напрасны, что просто сильно скучал, что надо просто чаще видеться, лучше бы каждый день. Осознание того, как можно просто это сделать, обрушивается на парня внезапно, и он так же внезапно, не успев свыкнуться, оборвав на полуслове Чонуна, предложил ему жить вместе. Тот застыл, казалось надолго, Донхэ уже успел испугаться, хотя не находил в своих словах ничего страшного или непосильного. Но молчание просто убивало. А это чувство начало растворяться. Вот и всё, наверное, это к лучшему. Если дыра в груди – это лучшее. Донхэ медленно встал, снял свою сумку со стула и развернулся, чтобы уйти. Но цепкая рука удержала его, усадила снова, нащупала кисть и крепко сжала. Он ощутил какая она влажная, а затем поднял взгляд на Чонуна. Глаза его лихорадочно блестели, он начал тараторить про то, куда же собрался Донхэ, не выслушав ответ, что согласен, что сам давно хотел, но боялся, ведь это он всё начал, не хотел давить. Наверное, это в первый раз, когда Чонун говорил так много и так быстро. Донхэ слушал, не решаясь вклиниться, и улыбался, широко, по-дикому, а это чувство снова налилось силой, теперь сияя чуть другим оттенком, уверяя, что точно никуда не уйдёт.