Нарния навсегда

-… И когда первые лучи восходящего светила озарили землю Нарнии – а две девочки, изнемогшие от слез, не могли понять, как может солнце появиться над горизонтом в темнейший для страны час, - каменный стол треснул. Исполнилось древнее пророчество, и Великий Лев появился словно из пламени утренней зари. Солнце запуталось в гриве Аслана, и казалось, что он светится изнутри… Рассказчица сделала паузу в своем повествовании. Это была пожилая женщина в кресле-качалке, черты лица которой все еще сохраняли следы прежней красоты, а волосы, хотя и утратили цвет воронова крыла, побелев, были такими же густыми, как и в молодости. Она лукаво посмотрела на своих маленьких слушателей. Те, доселе сидевшие затаив дыхание, шумно и с облегчением выдохнули. Правнуки миссис Джонсон – в девичестве мисс Певенси, или просто Сьюзен, - готовы были слушать эту историю бесконечно. В который раз рассказывает она об Аслане и его жертве - и всегда Элизабет и Джеймс воспринимают эту повесть, как новую. Лиззи едва сдерживает слезы, а Джим, который уже в своем нежном возрасте знает, что плакать – недостойное для мужчины занятие, хмурится и сурово сопит. - Мама! Мама пришла! – воскликнула вдруг Лиззи. Дети, расположившиеся на коврике перед уютно потрескивающим камином, вскочили и бросились к матери. - Не прижимайтесь, не прижимайтесь ко мне, я с мороза, - приговаривает мать, быстро целуя погодков и одновременно отряхивая снежинки со своего модного пальто. – Собирайтесь, нам пора домой. Только не забудьте попрощаться с прабабушкой Сьюзен перед уходом. Дети с готовностью ныряют в раскрытые для них объятия пожилой женщины, целуют ее морщинистые щеки и выбегают из комнаты. - Спасибо, что выручила меня, ба, - произнесла их мать, как только дети переместились в прихожую. – Мне действительно не с кем было их оставить. - Не извиняйся, Люси, - ответила миссис Джонсон. – Это мне только в радость. С тех пор, как умер мой муж, этот дом стал слишком большим и слишком пустым для меня одной. Так приятно, что здесь снова звучат детские голоса… - Как они себя вели? - Безупречно, как всегда. Очень внимательно слушали то, что я им рассказывала. И почти меня не перебивали. - Ох, ба, - вздохнула Люси. – Только не говори, что снова рассказывала им о Нарнии. - А что плохого в этих рассказах? – нахмурилась ее бабушка. - Ничего, но… мы с сестрой выросли на этих твоих историях. Наш отец – тоже. А сейчас на дворе двадцать первый век. Может быть, не стоит забивать им голову рассказами о волшебной стране? В конце концов, им предстоит жить в совершенно другом мире, в котором не осталось места чудесам… Сьюзен ничего не ответила внучке. Лишь подумала грустно: “Я ведь не зря попросила твоих родителей, чтобы они нарекли тебя Люси. В честь моей маленькой сестренки-мечтательницы, которая умерла слишком рано. Сначала ты даже чем-то была на нее похожа. И точно так же, как она, любила всякие сказки и удивительные истории. Тебе нравилось, когда я рассказывала о Нарнии. Что же изменилось сейчас? Ты мне напоминаешь… меня саму. Одно время, будучи чуть-чуть помоложе тебя, я тоже считала, что сказки – это величайшая глупость из придуманных человечеством. Мне пришлось раскаяться в этих убеждениях. Увы, слишком поздно…” Позже, когда за Люси и двумя ребятишками закрылась входная дверь небольшого особнячка, Сьюзен встала и, придерживаясь за стену – вот уже много, много лет ходить ей становилось все тяжелее и тяжелее, восьмой десяток – не шутка, - прошла к окну, туда, где стояло уютное кресло. В недрах его она провела столько приятных минут за книгой или просто глядя из окна. На сей раз она выбрала второе. На колени тут же запрыгнул пушистый кот и завел свою монотонную успокаивающую песню. Гладя кота одной дрожащей рукой, старая женщина устремила взгляд подслеповатых глаз в окно. К старости зрение испортилось, и без очков она видела только то, что находилось непосредственно у нее перед глазами. То, что происходило на противоположной стороне улицы, она не могла разглядеть – для этого пришлось бы вставать за очками, позабытыми на журнальном столике. Но вставать было тяжело. Ее внимание привлек начинающийся снегопад. Крупные снежные хлопья прилипали к оконной раме, кружились в медленном вальсе в быстро сгущающихся декабрьских сумерках, и, обессилев, плавно опускались на подоконник, где уже выросла пухлая подушка снега. И в который раз вспомнились ей давние времена – давние или вовсе никогда не бывавшие? – и чудесная страна, скованная вечной зимой. И четверо ребят, не без участия которых скинула она снежное покрывало… Как и Питеру, ей довелось побывать в Нарнии всего лишь дважды. Только потому, что они были старше других. Питер как-то смог смириться с этим. Она – нет. Она знала, что скоро сказка для нее завершится. Поэтому второе путешествие в Нарнию даже несколько раздосадовало ее. Сьюзен всегда была решительной и практичной девушкой и считала, что раз уж чему-то суждено закончиться – пусть заканчивается поскорее, нечего лишний раз душу травить… В самом деле, когда в реальности прошло не так уж много времени, а ты, возвращаясь в Нарнию, узнаешь, что миновала не одна сотня лет, твоих старых друзей уже давно нет в живых, а замок Кэр-Параваль, чьи коридоры знакомы тебе до последнего закоулка, превратился в руины… Тут поневоле задумаешься, а стоило ли возвращаться?... И после второго и последнего своего возвращения из Нарнии Сьюзен Пэвенси, как говорится, пустилась во все тяжкие; она не пропускала ни одного приглашения на вечеринку или танцы, шальной вихрь лиц, зачастую почти незнакомых ей, закружил ее в бесконечном хороводе. На все попытки братьев и сестры напомнить ей о Нарнии она отмахивалась, называя все их волшебные приключения глупой детской игрой. Она знала, что не принадлежит чудесной стране окончательно и бесповоротно, как и любая из дочерей Евы, поэтому старалась убедить себя в том, что все произошедшее – лишь детская выдумка, призванная защитить их от ужасов войны. Она знала, что ей не остаться с Каспианом навсегда, и что общим между ними навсегда останется лишь один-единственный поцелуй. Не боль ли первой невозможной, нереальной любви заставляла ее искать в ее собственном мире замену Каспиану? Со стороны казалось, что она становится ограниченной и самовлюбленной девушкой, которую интересуют лишь наряды. Но в глубине души она тосковала по Нарнии и друзьям, что там остались, не менее, а, возможно, даже сильнее, чем все остальные. Ведь у других оставалась еще надежда… Гибель всей семьи шокировала Сьюзен; она осталась совсем одна во всем мире. На похоронах она не могла плакать. Девушка словно замкнулась в себе. А когда гробы опускали в могилу, произнесла непонятную для окружающих фразу: “Я надеюсь, что все вы сейчас в Нарнии”. И, как мы знаем, была абсолютно права. Она слишком уж поспешно – по мнению окружающих - вышла замуж, приняв первое же предложение руки и сердца. Ее муж, Ричард Джонсон, был скромным бухгалтером по профессии, довольно робким, но добрым человеком – по жизни. Тихая семейная жизнь, родившийся вскоре сын, нареченный Питером, двое внуков, двое правнуков… и вот – вдовство. Сьюзен так и не смогла полюбить своего мужа по-настоящему, помня о своей первой любви, и он, несомненно, это чувствовал, хотя и не знал истинных причин. Тень некоторой вины преследовала его до конца дней, но жили они мирно и даже, пожалуй, немного скучно. Теперь же она вновь осталась одна… Убежать можно от чего угодно, но только нет от себя. Не от собственных чувств и воспоминаний… В этом Сьюзен убедилась на собственном опыте, когда по ночам ей то и дело снилась Нарния, ее братья и сестра, и она просыпалась с ноющей болью где-то в глубине души. А с возрастом некогда несгибаемая и решительная девушка, а потом – женщина, Сьюзен стала сентиментальной. Поэтому Нарния то и дело проскальзывала в сказках, которые она рассказывала сначала сыну, потом – его дочерям, а теперь вот и своим – с ума сойти, как летит время – правнукам. Привычная тупая боль вновь охватила ее существо, но на сей раз к боли душевной примешивалась вполне телесная – в последние годы у нее было неладно с сердцем, и доктор, назначив лекарство, категорически запретил пациентке волноваться и подвергать себя физическим нагрузкам. Грудь сжало, словно стальным обручем – не вдохнуть, не выдохнуть. Сьюзен резко встала с кресла, протягивая руку за флаконом со спасительными каплями. Кот со сдавленным мявом скатился в ее колен… но она уже не видела этого. Гостиная бешено завертелась вокруг нее, в глазах потемнело, и она упала навзничь…

~***~

Яркий свет заставил ее открыть глаза. Первое, что с удивлением поняла Сьюзен – ей почему-то больше не нужны очки. Видела она так же хорошо, как и в далекой юности. Вот только… Под собой она чувствовала не теплый ворс потертого ковра, но густую траву. Над ней, склоняясь почти до земли под тяжестью спелых сочных плодов, тихо шелестела листьями яблоня. Здесь, где бы это “здесь” не находилось, в самом разгаре было щедрое, урожайное лето. Сьюзен приподнялась на локте, чтобы оглядеться, и ахнула: на ней было тяжелое бархатное платье, совсем как… во времена ее царствования. Сьюзен вскрикнула и, вскочив на ноги, быстро оглядела себя. У нее больше ничего не болело: ушла привычная ноющая боль в сердце, противная старческая ломота в костях… И вообще она чувствовала себя непривычно легко и свободно: хотелось кружиться, танцевать, петь, кувыркаться на этой сочной зеленой траве. А длинные волосы ее вновь были черны, как ночь. Да, ей снова было ровно столько же лет, как и во время первого ее визита в Нарнию. “Этого не может быть!” – пронеслось у Сьюзен в голове. - Может, - ответил на ее мысль глубокий, спокойный и очень мягкий голос. И принадлежать он мог только одному существу на всем белом свете. Сьюзен повернулась в тут сторону, откуда раздался голос, не веря своим ушам… и тут же упала на колени перед царственным львом. Аслан показался ей еще более крупным и могущественным, чем она запомнила его. И сейчас в его власти было сделать с ней, предавшей Нарнию, что угодно… Она припала к земле, пряча лицо в ладонях. Огромная мягкая лапа легла на ее плечо. - Встань, о Сьюзен Великодушная, одна из Королев Нарнии, - промолвил Аслан с мягкой улыбкой. Сьюзен, недоумевая, подняла на Великого Льва глаза. - Ты не ослышалась, Сьюзен, - вновь ответил Аслан на невысказанный Сьюзен вопрос. – Я ведь уже говорил – кто хоть день правил Нарнией, тот навсегда король или королева. Сьюзен не могла сдержать слез; она обняла Аслана за шею, зарывшись лицом в его роскошную гриву – ах, сколько лет с болью в сердце мечтала она об этом моменте! И поняла, что прощена. - Посмотри туда, - Аслан кивком головы указал девушке нужное направление. К ним приближались люди, одетые так же, как Сьюзен. Троих она узнала сразу же. Это были те, кого она всем своим существом желала, но уже не чаяла увидеть еще хотя бы раз… - С возвращением в Нарнию, - произнес Аслан, тело которого окутало ярчайшее сияние и который с каждой минутой все меньше походил на Льва. – И на этот раз – навсегда.