Кошкин дом

Иван Арнольдович Борменталь немало изменился за почти семнадцать лет, прошедших после их с профессором неудачного эксперимента. Доктор, как и его обожаемый наставник, сделал себе мировое имя в области яичников и семенников. Теперь он снимал шестикомнатную квартиру, куда приходил из больницы, чтобы съесть приготовленный прислугой обед. Да и внешним видом он сильно отличался от других москвичей, идущих вместе с ним по улицам. Чтобы иметь такую важность во взгляде, надобно принимать пищу в столовой, а не на кухне. Но, несмотря на всё это, уже приближаясь возрастом к шестому десятку, Иван Арнольдович не забывал о человеке, которого всегда безмерно любил и уважал – Филиппе Филипповиче Преображенском. Профессор больше не работал в больнице, но продолжал оперировать у себя дома некоторых, особых клиентов, что давало ему средства к существованию и позволяло до сих пор не уступать домкому ни комнаты. Борменталь как раз направлялся в старый Калабуховский дом, когда, проталкиваясь через толпу у уличного репродуктора, застыл, обомлев от услышанного: по радио передавали речь комиссара иностранных дел. «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы...» Не дослушав до конца, доктор бросился дальше по улице. Забыв даже поздороваться, он ворвался к наставнику и сообщил ужасную новость. Профессор покачал головой – с приходом советской власти он ежечасно ждал беды. «Ну да ладно, – сказал он, – нам важно другое. Что теперь собираетесь делать вы?» В момент, когда его стране и народу угрожала смертельная опасность, почтенный доктор не сомневался ни секунды: – Через три месяца мне стукнет пятьдесят и меня уже не призовут, а до тех пор надо как-нибудь протянуть. – Полностью согласен с вами, Иван Арнольдович. Кому надо, те пусть и воюют. – Те, кому надо, только петь хором и могут. Скоро, должно быть, мы с вами немцами окажемся. – Что ж, может, хоть немцы наведут здесь порядок. – Знаете, а ведь лет двадцать назад я пошёл бы... Воевать. Правда, – в ответ на недоумение на лице профессора сказал он, – молодой был, глупый. Пошёл бы. Они посмеялись над былым ребячеством Борменталя – «удалью», как выразился Филипп Филиппович – и, наконец, начали обычный разговор, какой вели каждый раз при таких дружеских встречах. Шли дни и недели. Враг продвигался всё дальше. Но на профессоре война почти не отразилась. Его пациенты-покровители, хоть и были теперь крайне заняты, не забывали его. Филипп Филиппович жил безбедно, всегда был сыт и, конечно, никого не пускал в свою квартиру. Неприятности для профессора начались, когда фронт подошёл к Москве. Во-первых, Борменталя всё-таки забрали в армию. Во-вторых пациенты разъехались: кто – на фронт, кто – подальше от него, и Филиппу Филипповичу пришлось вернуться в больницу. В военное время его специальность оказалась не очень-то и нужна, и ему приходилось работать простым хирургом. На город по ночам начали падать бомбы, и перед ним на стол всё чаще клали людей, выкопанных из-под обломков. Профессор не привык работать с травмами, но пришлось привыкнуть. Преображенский уже начал опасаться, как бы не пришлось сдавать часть комнат в наём, когда на Калабуховский дом упала полуторатонная бомба. Только осколки кирпича полетели. Уцелели несколько жильцов, среди них – Швондер, который в огнеупорных рукавицах дежурил на плоской крыше другого дома, и Филипп Филиппович, задержавшийся в ту ночь в больнице. Утром, придя домой, он увидел развалины, засыпанные пылью и кирпичной крошкой, людей, разгребающих завалы, вытаскивающих что-то или кого-то наружу, и понял, что никогда уже не будет обедать в собственной столовой. Будучи слегка не в себе, он развернулся и, не дожидаясь конца раскопок, пошёл к дому Борменталя. Там профессор выяснил, что в квартире, ранее снимавшейся Иваном Арнольдовичем живёт крупный писатель и журналист такой-то. Тогда он тихо сказал: «Мой дом разрушило бомбой, а такой-то занимает шесть комнат. Не мог бы он пустить меня пожить?» На что ему ответили: «Такой-то уплотняться не желает. Говорит, нужно ему шесть комнат, и всё тут. Иначе, говорит, работать не сможет. И не просите, уж сколько раз пытались.» Пришибленный профессор вышел на улицу и понял, что не знает, куда ему идти. Но тут к нему подбежал Швондер. – Что же вы ушли? – спросил он – Пойдёмте на новую квартиру. Тут недалеко. Вот ваши вещи, те, что откопали. – Квартиру? – удивлённо, но с надеждой переспросил Преображенский. – Да. Советская власть предоставляет вам другое жильё, – Швондер усмехнулся. –Правда, не такое просторное, как бывшее. Вам ещё повезёт, если достанется отдельная комната. И придётся выполнять какую-нибудь работу по дому. Ну там, подметать, например. – Подметать так подметать, – сказал повеселевший профессор. Вслед за Швондером он не шёл, а вышагивал по мостовой, и даже начал напевать от радости.