Пять часов пополудни

— Привет, зайка! Это я! Ты прости меня, пожалуйста, но я сегодня, наверно, не смогу приехать. У Мамору тут полетела какая-то мама, он на четвереньках ползает у компа, матерится и вообще ему обидно. Я не могу это зрелище пропустить! Приезжай к нам, вместе поржём! — Да нет, что ты! Это опасно для здоровья! — Зря! Многое пропускаешь! Ну, тогда я побежала, а то он скоро там разнесёт в хлам весь компьютер! Ты ведь знаешь, что он только в своих мотоциклах копаться умеет, а с тонкой техникой, требующей мозгов – нет. — Усаги! – раздаётся на заднем фоне приглушённое рычание. — Привет там ему... И объясни мне, пожалуйста, что в системнике делает жвачка?! — Понятия не имею! О, слышал? Уже и мне влетело! Тебе привет, кстати! Ну чего ты на меня так смотришь?! Это, может, Рей её туда прилепила… Ну, Мамору-ууу?!? Так, всё… Шас ещё немного побесится, плюнет и выкинет... Пойду я спасать комп! — Давай, беги! — Всё, целую, солнце! Пока! — Пока… И так хочется брякнуть трубку об кафельную плитку на полу. И наблюдать за тем, как кусочки пластика разлетаются по ковру около плитки, как микросхема выворачивается наружу, как SIM-карта отскакивает под пуфик. Но нельзя, нельзя… Третий телефон за месяц. Перебор… Только лишь закрыть глаза, слушая короткие гудки отбоя и глотать злые, моментально выступившие на ресницах слёзы. Что? Слёзы?.. Так. Успокоиться, вздохнуть. Аккуратно положить мобильник на невысокую тумбочку в прихожей и прислониться лбом к холодной стене. Нет. Ни за что… Ни за что не всхлипнуть. Переболело уже, давно переболело. Ладонь сама собой прикрывает лицо. Ну почему? Почему вот так? Столько ждать – целую неделю – столько верить в то, что увидишь её, столько предвкушать счастье, разливающееся по душе от одного только взгляда на золотые оданго, на ямочки на щеках. Столько думать о блеске голубых глаз, таких ясных и таких же далёких, как осеннее небо. Столько надеяться на то, что она вновь приедет, что она вновь сядет рядом на диван, что она вновь весело рассмеётся, едва только переступит порог. Столько ждать этого маленького сумасшествия, накрывающего с головой от её появление в его холостяцкой квартире. И вот так – разбить в миг всё, что видел перед закрытыми глазами всё утро, о чём думал, заваривая её любимый чай, о чём мечтал, доставая из духовки только что испечённую пиццу. Для неё… Что теперь? Свободный вечер? Как всегда? Фейсбук, синтезатор, рюмка коньяка и пара сигарет? А разве ещё что-то остаётся? Раньше спасала только музыка, потому что в этой музыке жила ОНА. Музыка была ею, музыка заставляла его забыть на время о боли, разливающейся в груди при виде соединённых рук, музыка позволяла освободиться от гложущей обиды. Музыка помогала, потому что он знал – его музыка нужна и ей, его музыка находит путь к её мыслям. Он знал, что именно его песни она мурлычет утром умываясь, подкрашивая глаз и закрепляя оданго. Он знал, что если не он, то хотя бы его музыка всегда с ней… А теперь даже и этого не осталось. Теперь даже этого недостаточно, чтобы знать, что она хоть изредка, но вспоминает о нём. Быстро залезть под душ, даже не заметив, как одежда, саркастическим подобием хлебных крошек, оставленных Гензелем, отмечает его путь из гостиной в ванную комнату. Удивлённо взглянуть на стопку с коньяком в руке… Ах, хандра придёт сегодня не по расписанию? Нет, не любовь. Давно уже не любовь. Необходимость… Жуткая, убивающая. Необходимость, вырывающая из сердца все остальные зависимости, которые не идут ни в какое сравнение с этой потребностью. Потребностью в её голосе, потребностью в её улыбке, потребностью в ей смехе, в ей глазах, в её волосах. Потребность в нежном прикосновении её ладони к щеке, в тихом шепоте во мраке кинозала, в громком визге на американских горках. Крутануть кран с такой силой, что ладонь покрывается красными пятнами. И – под ледяной душ, прогоняющий все мысли, кроме уверенности, что этот вид наркомании вряд ли лечится, что он не убивает так же быстро, как все остальные, но приносит в жизнь столько разнообразия, что никакому другому средству изничтожения мозга и не снилось… Нет, не любовь. Иначе бы не отпустил, не позволил воспринимать как друга, к которому можно заскочить на пару часов, засидеться допоздна и спокойно остаться ночевать, зная, что не случится ровным счётом ничего. Да и что может случиться? Слишком велико уважение к Мамору, слишком ценна дружба с ним, чтобы вот так – одним необдуманным поступком порвать все узы, что их связывают, решиться на такое предательство. Предательство, которое отразится даже не на нём – на ней… Показать, что действительно слаб и доказать это? Лишить себя и этой ничтожной возможности хоть изредка, но видеться с ней, хоть не каждый день, но каждую неделю точно засыпать под её тихое сопение в соседней комнате, под её ослепительное сияние? Нет, не любовь. Зачем? Если ей достаточно такой дружбы, то и это – счастье. Только вот уничтожающее счастье… Ледяная вода сменяется кипятком. Бой часов за стеной. Пять мерных ударов… Нужно все прекратить. Нужно заставить себя перестать думать о ней, выбросить её пальцы из своей головы, из своей жизни, из своего одурманенного ею сознания. Нужно перестать окунаться в неё с головой, нужно начать фокусироваться на чём-то другом. На ком-то другом. Она не может стать всей жизнью, уничтожая всё остальное. Она не может стать его жизнью. Она не может стать для него жизнью! Сжать кулаки до боли, не замечая слёз, струящихся по лицу вместе с водой. Не заметить прикушенной губы, в попытке сдержать всхлип. Так больше не может продолжаться. Не может! Это уничтожает и убивает… Но, в то же время это дарит такое счастье, которое не доступно никому. Чёрт! Всё! Она не приедет! И это хорошо. Целая ночь для того, чтобы решить, чтобы выбрать, чтобы подумать. Целая ночь для того, чтобы поговорить с тишиной и прийти к какому-то выводу. Целая ночь для того, чтобы отпустить. Стакан с коньяком ужа давно пуст. Душ дарит приятные ожоги и не хочется вылезать на холодный кафель. Ещё чуть-чуть… Ещё чуть-чуть малины… Малины на губке… Она всегда пахнет малиной… You're my Obsession... My fetish, my religion, My confusion, my confenssion. The one I want tonight. You my obsession! The question and conclusion! You are,you are,you are! My fetish you are... Сначала не понять, не расслышать, не поверить... А потом рвануть из душа, даже не обмотав бёдра полотенцем, оставляя на ванном коврике мокрые следы, хватаясь за поющий на тумбочке телефон, благодаря небеса за то, что всё-таки не грохнул его об пол, за то, что поставил на звук, за то, что оставил рядом с душем. — Солнце! Ты где? Я уже третий раз звоню! Я тут уже на остановке, сейчас приеду! Просто автобуса нет уже десять минут! — А Мамору? — К нему Мотаки припёрся, сидят, колдуют. Я с ними там скучать не собираюсь, мы с тобой лучше «Ученика чародея» посмотрим, я флешку везу! Ой! Всё, вон, мой едет! Давай, скоро буду! Чмоки! Жди! Пиццу разогрей! – почти отключившись… Нажать на кнопку отбоя. И привалиться к стене, даже не замечая намокающих обоев… Оборвать, да? Ну-ну… Мазохизм впитывается в кровь и не выводится из неё ничем… Понимание тоже ничем не вытравливается. Как сейчас – слушая радостно забившееся сердце и бросив быстрый взгляд в зеркало, плюнуть и скрыть покрасневшие глаза за чёлкой, понимая, что сумасшедшую улыбку волосами, пусть и длинными, не закроешь. Плюнуть вновь и отправиться в ванную, сполоснуться ещё раз, но теперь – быстро, ожидая стука каблучков по лестничной площадке. Нет, не любовь. Потребность, которая вряд ли отпустит, вряд ли позволит жить без себя, вряд ли разрешит дышать через раз не от того, что именно она сжимает внутренности в тугой комок, а от того что ожидание этой пытки даёт стимул к существованию. Да, это убивает, да, это не кончается. Но без этого уже невозможно. Как бы чудовищно это ни было. Знать, что не любовь, но нечто большее. Знать, что не твоя, но иногда только для тебя. Знать, что не ты, но она счастлива. Знать и ничего не пытаться изменить. Потому что не в силах, потому что не подвластно… Сейчас – только выключить воду, продолжая улыбаться и пряча подальше обиду, забыв о ней через миг. Закутаться в полотенце и отправиться на кухню – сунуть пиццу в духовку, потому что в микроволновке она согреется плохо… Сейчас – только ждать. Ждать её шагов, ждать её смеха, ждать её обещания. Через боль, но ждать. Ждать… Потому что она – это жизнь, она – это боль. Она – это всё. Всё для него. Что ещё нужно, кроме ожидания? Ожидания невозможного чуда? Только знание о том, что эта боль не кончится, что это непереносимо. Непереносимо, но так необходимо. Необходимо для того, чтобы жить. Жить для неё.