По одному сценарию.

Он вбивался грубыми резкими толчками, совершенно не обращая внимания на слёзы и тихие болезненные всхлипы своего партнёра. Аомине со всей дури, которая у него только была, вколачивался в Кисе. Тот лишь послушно стоял, наклонившись и упёршись ладонями в стену, и терпел всё это. Терпел потому, что эта близость ему была необходима, как воздух. Терпел потому, что это — Дайки. Терпел потому, что любил. А Аомине плевать. Он срывает злость. Кисе сам вызвался добровольцем, проблемы его. Так уверял себя ас Поколения Чудес. Но где-то на задворках сознания ещё плескалась капля разума, которую Аомине успешно игнорировал. Тёплый осенний ветерок колыхал одежду и слегка лохматил волосы двух парней. Слабо обдувал, нежно лаская их кожу и чуть утихомиривая пыл Дайки. Но тому всё равно. Даже это его не сможет остановить. Как бы ветер ни хотел помочь Рёте, он, к сожалению, не в силах этого сделать. И Кисе тоже об этом знает. Даже очень хорошо. И только когда Аомине закончит эту свою пытку, изрядно поиздевавшись над блондином, он сможет глубоко и расслабленно вздохнуть, приводя свои нервы в порядок окончательно. Восстановив дыхание, он сверху вниз посмотрит на кое-как одевшегося и свернувшегося в калачик на холодном бетоне Кисе, будто жалея его. Хотя он отчётливо понимал, что если и жалок из них кто-то, то это он, а не Рёта. И что жалеть надо именно его, а не этого блондина. Аомине всё выплёскивает на него — такого невинного даже после всего этого и беззащитного парня, будто он обижает маленького котёнка, который и так попал под проливной дождь, вымокнув насквозь. И в то же время Дайки ничего не знает о том, что творится на душе у Кисе. Что подталкивает его на такие опрометчивые действия и поступки. И Дайки даже не догадывается… И Дайки не стыдно. И только Шинтаро — единственный, кто знает обо всём. Знает, что же на самом-то деле творится с Рётой. Только ему блондин может доверить все свои чувства и мысли. Ему. И никому больше. Тем самым делая Мидориме только больнее. Но он не будет жаловаться. Он лишь молча покрепче обнимет Кисе, слушая его, и про себя будет шептать, что скоро всё наладится и будет хорошо. Мысленно успокаивая скорее не Рёту, а себя, Шинтаро будет упорно топить где-то глубоко в себе обиду, боль и ревность. А на следующий день, в школе, к нему подойдёт Куроко и, тепло улыбнувшись, так, как он не улыбается больше никому, кроме Мидоримы, начнёт обсуждать с одноклассником его же любимую книгу, которую предварительно прочёл. И сам Мидорима не придаст этому особого значения, продолжая разговаривать с Тецу на любимую тему. И всё по кругу. Аомине, уже закипая от злости и съедающей ревности, грубо схватит Кисе за запястье и снова потащит его на крышу школы. Уже в который раз. Куроко даже не заметит, продолжая улыбаться лишь Мидориме. И только Шинтаро увидит краем глаза гнев в глазах Дайки и безысходность — в глазах Рёты. Он уже знает, к чему это приведёт. И Аомине вовсе не волнуют все те брошенные удивленные взгляды в их сторону. Пускай на них свалится метеорит — не волнует. Сейчас более важно — сорвать на ком-нибудь злость. На Кисе, например. А всё остальное подождёт. И это повторится ещё раз. И ещё раз, и ещё раз… Это будет длиться до тех пор, пока кто-то из них, в конце концов, не сдастся, сломавшись окончательно. Словно по одному сценарию. По такому ненавистному им всем сценарию, одному на четверых, который они, как бы ни хотели, не в силах переписать или остановить. Словно по одному сценарию, у которого есть начало, но нет конца.