Уснула

Гарри любил наблюдать за ней часами. Такая маленькая, слабая… Девушка лежала на кровати и внимательно разглядывала потолок, который, казалось, хранил в себе их историю. Такую необычную, незабываемую. Глаза ее тускнели, и в них теперь не отражалась любовь, которой она так дорожила. В них теперь поселилось равнодушие, тлеющее какой-то сумасшедшей искрой, готовой бросить ее в любую секунду. Она как будто была рада тому, что слабеет… А в расширенных зрачках ярким пятном отражалась боль. — Смотри… мечты сбываются… Ты сидишь рядом, — натянуто улыбнулась она, стараясь коснуться одной рукой его теплой ладони, но сила не вовремя покидает девушку, оставляя за собой огромный след в виде серебристой капельки, медленно стекающей по розовенькой щеке. Она опять уснула, опять покинула его, опять вонзила в сердце нож. Бедная, жалкая… лежит на спине и еле дышит. Гарри впервые в жизни пожалел ее, забыв о восхищении и ненависти. Но теперь уже поздно… И восхищаться, и ненавидеть, и любить тоже поздно. Но почему тогда Гарри сейчас сидит у ее кровати и осторожно гладит девушку по волосам? Почему держит ее холодную, костлявую руку и шепчет что-то на ушко? Зачем она позвала его? — Плачет душа… Мне больно… — шепчет парень, поправляя пиджак, который пахнет ее легкими духами. Он невольно вспоминает ее прикосновения и красивый голос, который всегда заставлял его содрогаться. Она так красиво умела выражать свои мысли, но и красиво умела молчать… Лунный свет спрятался за длинными ресницами, и снова оставил след в виде серебристой капельки. Она бы назвала его «лунным зайчиком». — Я умру во сне, — спокойно говорит она, приоткрывая глаза. — Но это будет хороший сон: мы с тобой идем по мостовой. Нас сопровождает красивый закат и невероятное звездное небо. Вокруг тишина… Только шум ветра стирает нашу память, и чайка одиноко плачет об ушедшем лете. Мы спускаемся вниз, и я подхожу к воде. Густой туман окутывает меня, безжалостное солнце вонзает в мое сердце свои лучи-копья, и я ухожу туда, где плачет чайка. Чтобы плакать вместе с ней… А ты будешь звать меня… А когда устанешь, сядешь на холодный асфальт, и в твоих глазах отразиться неземная тоска и безысходность… Зачем она издевается над ним? В каждом ее слове горькая смесь из упрека и счастья. А ведь раньше она никогда не плакала. Теперь же слезы льются свободно и естественно, будто жизнь уходит вместе с ними. Так просто и обыденно… Так значит, ее жизнь — это слезы? Гарри глубоко вздохнул и осторожно провел рукой по ее холодной ноге, а девушка вздрогнула от внезапного чувства теплоты и слегка поморщилась. Улыбнувшись, она несколько раз легонько похлопала рукой по кровати, приглашая парня лечь рядом с ней. Но вместо этого Гарри осторожно поцеловал ее в лоб и еле слышно прошептал: — Я люблю тебя. Она промолчала, но крепче сжала его ладонь… Девушка боялась ответить ему, боялась снова «убить». Они лежали так, обнявшись, и говорили о свадьбе. — А потом ты родишь мне дочку, — шепнул ей на ухо Стайлс. — И твои фанатки меня задушат, — добавила девушка, искренне улыбнувшись. А душа снова заныла, больно отозвавшись в сердце. Она закрыла глаза и сглотнула. Прошептав что-то похожее на «люблю», она разжала ладонь Гарри и удобно устроилась на кровати. А он смотрел на нее и не мог налюбоваться. И даже не догадывался, что сердце ее уже перестало «жить». Она уснула. Уснула навсегда, запутавшись в лабиринте сна.