Примете мое приглашение, док?

– Раздевайтесь и ложитесь на кушетку. Быстро. Голос Медика напоминал диссонирующий перезвон разбивающихся сосулек: холодный и на первый взгляд безэмоциональный. Хэви достаточно хорошо знал доктора, чтобы не верить этому спокойствию. Он быстрым движением стер розоватую пену с уголка губ, старательно делая вид, что его состояние лучше, чем есть на самом деле. – Слушайте, доктор. Это было оправдано, – умиротворяюще пробасил он, послушно подбираясь к медицинскому столу. – Мы победили. – В вашем контракте, герр Хэви... Хэви вздрогнул. Обращение «герр» значило высшую степень недовольства. – …отдельно прописан пункт, гарантирующий неприкосновенность вашей жизни, если летальный исход настиг вас во время боя. Хэви вздрогнул – на этот раз от нескольких болезненных инъекций лидокаина в торс. Можно было сделать их мягче, но успокаивал уже факт того, что наживую его резать не будут. – Учитывая сегодняшнюю неисправность системы респауна, ваш контракт мог быть нарушен. А это, как вы понимаете, не оправдывает никакой победы. Медик никогда не умел, не хотел и не признавал за собой потребности говорить вслух о чувствах. Но говорил – очень по-своему. Например, сейчас он сообщил что-то вроде «я за тебя боюсь» и Хэви позволил уголкам своих губ дернуться в подобии улыбки. – Прекратите скалиться! – гневно стиснув челюсти, Медик включил стационарный медиган. – Доктор, не беспокойтесь, – Хэви глубоко вздохнул, отчего в груди захлюпала кровь. – Инжи сказал, что нам заплатят втрое. «К дьяволу зарплату!» говорил взгляд Медика, но вслух он произнес совсем иное: – Я не беспокоюсь. Просто вынужден доставать из вашего тела все, что там оказалось. Едкая желчь в голосе резанула по ушам. Хэви отвел взгляд, когда лезвие скальпеля уткнулось в живот. Он знал, что холодная сталь ныряет в плоть и медленно раскрывает беззащитное нутро, но, благодаря обезболивающему, чувствовал это косвенно. Любопытство подстегивало пронаблюдать за процессом, но пока не стоило досаждать Медику излишним вниманием. Но от него невозможно было удержаться, когда раздался хруст – суховатые пальцы уверенно выдернули пластину реберного хряща. Желудок скрутило. Наблюдать за тем, как собственное тело беспомощно открыто перед чужими руками, было органически неприятно. Этот страх сидел глубоко в мозгу, бился там занудной пульсацией и выходил наружу холодной испариной на висках. Никакой смелости не хватит, чтобы хладнокровно наблюдать за тем, как чужие руки равнодушно шарят у тебя внутри. Но Хэви старался. В попытках расслабиться, он посмотрел вверх. С балкона второго этажа на него по-птичьи тупыми, посмеивающимися глазами смотрел Архимед. – Шрапнель, – спустя минуту, произнес Медик. Хэви скосил взгляд: тот достал из правого легкого металлический шарик и опустил его в почкообразный лоток на столике. Хэви просто кивнул и подкрутил регулятор лежака, чтобы поднять голову выше. Медик холодно сверкнул глазами, но промолчал, возобновляя поиски. Вскоре дно маленькой ванночки было выстлано кусками пуль, камешками, травой. Из-за сегодняшнего сбоя, респ не мог определить границы тела и примешивал во внутренности всякую мелочевку, оказавшуюся поблизости. Медик, срастив правое легкое, переместился левее. Хэви вздохнул полной грудью, пользуясь передышкой. – Спасибо, доктор, – негромко проговорил он. В ответ тот неодобрительно покосился и коротко бросил: – Это моя работа, – и замолк. – Я не достану все, – после длительной паузы проговорил Медик, ловко орудуя пинцетом в поджелудочной железе. – Мусор есть и в мышцах, но если я за них возьмусь, то это растянется еще на сутки. Поэтому тебе придется подождать следующего респауна, он вернет тело в норму. Это было к лучшему. Завтра выходной и у Хэви на него большие планы. Два билета в захудалый оперный театр лежали в кармане уже неделю, а сейчас жгли бедро. Он взял их спонтанно: увидел афишу, вспомнил о Медике, а в следующее мгновение уже неловко мял в огромных ручищах две потертые бумажки. Будто бы доктор согласится. Будто бы ему нужно что-то кроме голубей, лазарета и исследований. – Док, я могу попросить вас составить мне завтра компанию? – после продолжительного молчания, не без труда, прогудел Хэви. Медик смерил его странным, долгим взглядом. Так смотрят на подопытное животное, которое своевольно нарушало ход эксперимента. Это было и раздражение, и усталость, и отчужденность, и безразличие. – Могу я поинтересоваться зачем? «Я специально для вас взял билеты на “Парсифаль”. Вы почти не выходите с базы и я решил, что вам не помешало бы развеяться. Вы ведь играете на скрипке, доктор. Я слышал несколько раз, но, признаюсь, опасался подойди. Мне это казалось настолько интимным, что я так и не решился нарушить ваш покой. Но вы ведь неравнодушны к музыке? К сожалению, я далеко не эксперт по части оперы, особенно немецкой. И с Вагнером знаком лишь понаслышке, но я старался выбрать что-то близкое вам. Зачем? Вы всегда выглядите таким одиноким. И во время боя и сейчас. Примете мое приглашение, док?» Эти слова вертелись в голове на русском и только на нем. Хэви многое бы отдал, чтобы Медик смог их понять и еще больше – просто за возможность их произнести. Но они, как и сотни таких же монологов до этого, оседали на языке привкусом пепла, так и не произнесенные вслух. – Я хочу сделать вам сюрприз, – Хэви пожал плечами с деланым равнодушием. – Вы же знаете, я не люблю неожиданных подарков. Конечно же, он знал. Как и знал, что предпочитает Медик на завтрак, какие книги читает по вечерам, сколько ложек сахара кладет в утренний кофе. Хэви превращал в знание даже то, что сам Медик, наверняка, даже не брал во внимание: вроде манеры надменно поправлять старательно уложенный локон волос на лбу. И, конечно же, он ничего не ответил, вернувшись к разглядыванию Архимеда – тот все вертел головой, будто не зная каким глазом смотреть на русского здоровяка. Медик работал. – Готово, – наконец произнес он, усталым движением включая медиган на полную мощность. Хэви опустил голову, наблюдая как края разреза стремительно сходятся. – Спасибо. Медик неопределенно хмыкнул и отвернулся к раковине, смывая кровь с рук. – Я... пойду? – Спокойной ночи, – по интонациям скорее требование, чем пожелание. Неслышно вздохнув, Хэви слез с кушетки, но уйти не успел, захваченный странной идеей. Прежде чем голос разума заставил бы от нее отказаться, он достал билеты из кармана и положил их на операционный стол. После чего спешно исчез из лазарета, боясь реакции Медика. На следующий день икроножная мышца отдавалась мучительными спазмами от попавшего внутрь камешка. Температура подскочила – вместе с землей и металлом, в кровь попала инфекция. Опера на проверку оказалось скучной, а бас Гурнеманца откровенно неважным. Но каждый раз, когда Хэви кидал взгляд на спрятанные за бликами на стеклах очков влажноватые глаза Медика, он понимал – игра стоила свеч.