Прилетели

— Что значит, без революций?! — вскинулся Гусев. Поглядел недоверчиво, с какой-то детской обидой, рванул узел модного шелкового галстука, словно тот его душил. — У меня уж и план готов, хотел перед полетом обсудить. На этот раз, Мстислав Сергеевич, зададим мы им жару! Без революций, надо же… — он помотал стриженой головой, усмехнулся в усы, спросил вкрадчиво, с ехидцей: — Может, скажете, и маузер не брать? — Возьмите, Алексей Иванович, — разрешил Лось, укутываясь облаком сизого табачного дыма, будто надеялся отгородиться от задорного блеска в глазах товарища. — И гранат побольше. Пулемет тоже прихватите, мало ли что — на теплый прием нам рассчитывать нечего. — А я о чем! — Гусев в азарте даже кулаком по колену пристукнул. — Другое дело! Наведем там у них порядок. Тускуба с его кодлой по приговору трибунала в колодец к паукам, помните, в лабиринте царицы этой, как ее? Организуем выборы в Верховный Совет, подпишем с новым правительством договор о присоединении Марса к России, заберем красавицу вашу и домой. За марсианский месяц обернемся. А может, задержимся, погостим чуток, — он улыбнулся, хмыкнул, глаза заблестели мягче — видно, вспомнил что-то свое, хорошее. Лось не отвечал. В мастерской стало тихо, слышно было, как шелестят листьями на легком ветерке кудрявые липы. Над заваленным чертежами столом покачивалась электрическая лампочка в жестяном конусе, на желтый свет из сердца ночи, из дурманной медовой темени летели, трепеща крылышками, глупые мотыльки. Вот и мы, думал Лось, уж крылышки опалили, еле живы остались, огонь разгорается все жарче, а снова стремимся туда, в гибельную звездную бездну — каждый к своей мечте. И умереть за это не жалко. Он подошел к окну, распахнул створки пошире, вдохнул полной грудью прохладную смесь липового нектара и речной сырости, поднял голову. Марс подмигивал из космоса алым дьявольским оком. — Вы сказали кому-нибудь, зачем летите? — Гусев достал свой неизменный портсигар с царь-пушкой, который странно смотрелся теперь рядом с золотыми запонками в россыпи бриллиантов. — На самом деле. Лось нахмурился, глубже обозначились морщины на постаревшем лице. Прямой, открытый взгляд его словно подернулся тонким слоем льда. Для того, чтобы разрешили построить новый аппарат, пришлось пойти на обман. Шумиха вокруг их сенсационного полета уже улеглась, вторую экспедицию правительство не планировало, с земными делами разобраться бы. А Лось не мог ждать — нежный, печальный голос Аэлиты слышался ему днем и ночью, что бы он ни делал, о чем бы ни думал. Если бы он признался, что летит за миллионы километров спасать инопланетную возлюбленную от ее собственного папаши, его в лучшем случае осмеяли бы. И он сказал, что для завершения работы над универсальным двигателем, который, как ожидалось, произведет переворот не только в механике, но и в экономике, необходим образец марсианского металла, служившего основой для топлива. — Мстислав Сергеевич, вы ведь не вернетесь? — вдруг, наклонившись через стол, негромко спросил Гусев. — Я не откажусь, не беспокойтесь, просто для ясности. — Она говорила: «Унеси меня на Землю, я хочу видеть зеленые горы, потоки воды, облака…» — произнес Лось, как во сне, глядя сквозь него в пустоту за пыльным окном. — Я бы все отдал, чтобы исполнить ее желание, но Аэлита не выдержит полета, аппарат слишком несовершенен. Нет, Алексей Иванович, я не вернусь. Останусь с ней, что бы там ни было. А вас научу, как управлять приборами при посадке, вы сумеете, я же в первый раз готовился лететь один, если не найдется спутника. — Да я, пожалуй, тоже, — махнул рукой Гусев. — Тоже останусь. Не верите? Как знать, — он весело сверкнул глазами, — может, не только вас там ждут. Жену-то я на сто лет вперед обеспечил, ни в чем нуждаться не будет, ну, поплачет немножко, да и свыкнется — часто ли я дома рассиживался? А Ихошка, дуреха синяя, пропадет без меня, как пить дать пропадет. И одна пропадет, а уж если дите народится, от Сына-то Неба… Лось вздрогнул, взглянул на него дико, как на сумасшедшего. — Что? — Жалко, говорю, девчонку, не надо было до крайности доводить, но ведь влюбилась по уши, на шею вешалась, на коленки усаживалась, разве устоишь? Так что и здесь мы с вами товарищи по несчастью. Или по счастью — это как посмотреть. — Гусев почесал в затылке. — Догадаются они хоть ребятишек-то по-разному назвать? А то прилетим и получим на руки каждый по Сыну Сына Неба. Вот смеху-то будет — как друг от дружки отличать, черт знает. Лось потрясенно молчал. Ему даже в голову не приходило, что та единственная ночь в пещере у Священного Порога могла иметь последствия. Аэлита, Аэлита… Больно и сладко заныло сердце. * — Мстислав Сергеевич, — голос Гусева звучал глухо, как из бочки. — Что мы? Где? Прилетели? Вроде больше не трясет. Лось с трудом разлепил веки. Мутными пятнами мерцали в непроглядной вышине зеленоватые звезды. Сильно, до тошноты, кружилась голова, виски ломило, как после тяжелого похмелья, в ушах вздыхало ровно, ритмично, будто где-то поблизости ленивые сонные волны наползали на песчаный берег. Видимо, аппарат приземлился в той части Марса, которую они в прошлый раз не успели исследовать. Он ничего не помнил — ни как входили в плотные слои атмосферы, ни как спускались, ни как сели. А через несколько минут не смог вспомнить и как улетали с Земли. Недавние события тускнели и исчезали из памяти, словно их стирали мокрой тряпкой с исписанной мелом доски. Может быть, они с Гусевым все это время оставались на Марсе? А возвращение на Землю, выступления, банкеты, работа на заводе и грызущая душу тоска по потерянной любви ему пригрезились? Он же выпил яд, который отобрал у Аэлиты. Но Гусев-то почему ничего не помнит? — Алексей Иванович, — позвал Лось, — вы целы, не ранены? — И не в таких передрягах за семь лет бывал, — прогудел Гусев. — Что мне сделается, цел. Только вылезти не могу, придавило. Поможете? Лось попытался подняться и ударился лбом обо что-то холодное, гладкое. Гусев рядом матерился сквозь зубы, ворочался, кряхтел. — Да что ж это такое?! В хрустальный гроб замуровали, черти! Как мертвую царевну. Мстислав Сергеевич, вы тоже в гробу? Лось пошевелил рукой — сбоку оказалась такая же гладкая стенка, как сверху. — Алексей Иванович, как мы сюда попали? — Хотел бы я знать. Полет помню. Жутко было. Темень, и солнце близко — косматое, страшное. Я все думал: вот промахнемся мимо Марса, что тогда? Зажаримся заживо или наоборот замерзнем насмерть? Потом провал. Очнулся — лежу. В голове звенит. Сейчас, правда, прошло. Мы на Марсе или нет? Не очень-то радушно нас тут принимают. Заживо в гроб уложили, иголками истыкали. Лось только сейчас почувствовал легкое покалывание в области запястий. — Странно. Почему нас не убили? Тускуб ведь именно этого и хотел… — Кто? Какой еще куб? Давайте-ка отсюда выбираться, Мстислав Сергеевич. — Гусев стукнул ногой по крышке. — А то хозяева нагрянут, а мы не готовы. От ударов солдатского ботинка корпус капсулы треснул. Гусев отломал кусок, вылез, помог вылезти Лосю. Огляделись. Они находились в огромном помещении, напоминавшем то ли заводской цех, то ли ангар с бесконечными ярусами круглых площадок. Лампы, которые Лось принял за звезды, давали слишком мало света, но и так было понятно, что место совершенно незнакомое. И «немарсианское», как ему показалось. Из-за накатившего вновь головокружения, связанного, по-видимому, с резким перепадом давления, пришлось не время затаиться, идти они не могли. — Мстислав Сергеевич, а что вы говорили про куб? — шепотом спросил Гусев, засовывая за пояс острый обломок капсулы — другого оружия у них не было, пистолеты пропали. — Про куб? — Ну да. Мол, какой-то куб собирался нас убить. Я, признаться, подумал, что вы маленько того… после всех передряг. Но сейчас смотрю — вроде нет. Лось хмыкнул, хотя было не до смеха. — Не куб, а Тускуб. Глава Верховного Совета. Правитель Тумы. Отец Аэ… — Чего правитель? — Марса. Не помните? — Да как помнить-то? Мы же только сегодня прилетели. Что вы мне голову морочите?! — Удивительно все это, Алексей Иванович, — пожал плечами Лось. — Вот, вы, например, вчерашний день помните? — Конечно. — А я — нет. Зато помню, как мы вернулись из первой экспедиции. Вы перед публикой с лекциями выступали. Основали Ограниченное Капиталом Акционерное Общество для Переброски Воинской Части на Планету Марс в Целях Спасения Остатков его Трудового Населения. — Складно рассказываете! — хохотнул Гусев. — Слушал бы и слушал. А может, вам все это приснилось? Кто знает, что нам вкололи, прежде чем в гробы запихнуть. Я-то после контузии пятый год снов не вижу. Вот и объяснение… Тихо! — Он напрягся, как готовый к прыжку хищник. — Звук. Слышали? Скрежет. И светлее стало. Батюшки, а это что? Неужели люди? Поглядите! Там, наверху. Лось запрокинул голову. Над площадкой следующего яруса висели ровные ряды прозрачных капсул. В капсулах лежали существа, которых издали в самом деле можно было принять за людей: человеческое строение тела, две руки, две ноги, бледно-голубые большеглазые лица… От каждой капсулы тянулись гибкие трубки, по которым, пульсируя, текла темная жидкость. Десятки установленных по периметру площадки насосов издавали равномерный гул. — Кровь качают, — выдохнул Гусев. — А из нас, видно, пока поостереглись, только на пробу взяли. Куда же это мы с вами прилетели? Лось не успел ответить. Вдалеке вновь послышался скрежет. По одной из лестниц поднимался металлический треножник, похожий на гигантского уродливого кузнечика. — Новое дело. Которые же из них марсиане? — Гусев на секунду высунулся из укрытия, но тут же отпрянул назад. — Вот эти, — прошептал Лось. Треножник остановился, и из люка вылезла сероватая лоснящаяся туша величиной с медведя, с непропорционально большой головой и тонкими щупальцами вместо рук. — Негуманоидный тип. Пропали мы, Алексей Иванович. — Он был готов умереть. Если Аэлита всего лишь сон… — Ну, это мы еще посмотрим! — зло буркнул Гусев. Его опасность только раззадорила. — Отставить раскисать! Надо оглушить этого слизняка и захватить машину. Доберемся до аппарата — считайте, спасены. — А если аппарат неисправен? — Все равно. У меня там в вещмешке запасной револьвер и гранат с десяток. Повоюем. Вы как хотите, Мстислав Сергеевич, а я этим чудищам на корм не пойду. Не получится улететь, поднимем угнетенные массы. — Гусев кивнул вверх, на капсулы. — Свергнем кровопийц, не впервой!