Согреть?

Ёнхва сидит в студии, ждет Хонки и их препода. Он долго шел сюда пешком, основательно заморозил руки и теперь трет покрасневшие ладони, гневно упершись взглядом в одну точку. Ибо настало время ненавидеть себя за вчерашнюю сцену в душе. Он так увлекается самобичеванием, что не слышит, как хлопает входная дверь. Хонки просто возникает перед ним из ниоткуда, садится на корточки и накрывает холодные руки своими ладонями. Ёнхва не вырывается, смотрит на него больным взглядом. Стремительно растущая лавина паники угрожает вот-вот накрыть с головой. - Замерз? - спрашивает Хонки. Его руки с черными ногтями скользят по чужим ладоням, массируют, гладят. - Замерз, - шепчет Ёнхва и краснеет. - Согреть? - спрашивает Хонки и жарко смотрит из-под ресниц, затягивая в черные провалы своих глаз. - Согреть, - шепчет Ёнхва, и от ужаса у него пересыхает во рту. Хонки тянет руки соперника на себя, заставляя того наклоняться вперед. Енхва кажется, что расстояние между ними сокращается невыносимо медленно, и этого времени хватает на то, чтобы в голове старшего пронесся целый миллиард сложносочинённых мыслей, которые, впрочем, имеют один вполне простой общий делитель, и имя ему «пиздец». Ужас и желание переполняют, Ёнхва начинает дрожать еще до поцелуя, почувствовав горячее дыхание примерно в сантиметре от чужих приоткрытых губ. В звенящей тишине зала его судорожный выдох звучит, как удар по барабану. Хонки становится на колени между его ног и всем телом тянется к хёну, проникая языком в рот. Поцелуй очень жаркий, обжигает замерзшие губы, прогоняет мысли. Ёнхва отвечает, положив руки куда-то на ребра соперника, хотя мозговыносящий факт, что это рот Хонки, а не кого-то другого, сейчас так горячо его ласкает, грозит свести с ума. Но настоящий ужас накатывает новой волной, когда Енхва понимает, что уже заведен дальше некуда, хотя прикоснулся к чужим губам всего несколько секунд назад. Он боится думать о том, что станет делать Хонки, если заметит такую реакцию. Но младший не даёт сосредоточиться на этой мысли, гладит пальцами уши и шею, сжимает плечи, ведёт вниз по рукам, потом залезает ладонью под рубашку, царапает кожу, и Ёнхва почему-то отчетливо представляет, как выглядит со стороны рука с черным маникюром на его светлой спине. А потом Хонки вдруг кладет ладони на его колени, резко ведёт ими вверх, по бедрам, и одной накрывает пах. Ёнхва лихорадочно сжимает его руку своей и отстраняется, испуганно заглядывая в глаза. Он ужасно стесняется своего очевидного возбуждения, и его щеки мучительно горят. Он опускает глаза, не выдерживая прямого взгляда Хонки, и хочет сказать, что это слишком, что сейчас придет их препод, что они вообще не должны этого делать, но забывает, как надо говорить, когда чувствует, что Хонки решительно отводит поймавшую его руку и аккуратно сжимает пальцы, сквозь ткань лаская член старшего. Стон Ёнхва гремит в пустом зале уже целым оркестром, а в его рот вновь врывается чужой язык. Хонки целует настойчиво, страстно и одновременно сдавливает и гладит возбужденную плоть. Ёнхва не может сопротивляться, не может отстраниться, он хочет, чтобы это тотальное сумасшествие продолжалось, чтобы как можно дольше было так же жарко, тесно, стыдно и прекрасно. Чтобы развязные поцелуи Хонки становились еще глубже. Чтобы пальцы Хонки гладили не через грубую ткань, а прямо по живому, по пульсирующему, по горячему... Вдруг все прекращается. Хонки одним резким движением садится в соседнее кресло и начинает что-то говорить, а в студию в ту же секунду заходит их препод. «Пидорас», - думает Ёнхва. - Оу, дорогуша, да ты весь дрожишь, - говорит этот ублюдок, с усмешкой глядя на Ёнхва, - замерз? Да, на улице сегодня мороз, - он снимает пальто и почти не смотрит в сторону парней. - Мне надо выйти, - тихо говорит Ёнхва, и вместе со своим кошмарным стояком идет в коридор. Когда дверь за ним закрывается, препод выдаёт приторно-гаденькую улыбочку и обращается к Хонки: - Мне кажется, ты тоже замерз, Хонки-а, дрожишь ведь не меньше. И еще мне кажется, что тебе тоже надо выйти. Ёнхва заходит в туалет и почти сразу слышит сквозь оглушительный шум в ушах, как за спиной хлопает дверь. Он поворачивается и видит, как Хонки защелкивает замок, очень серьёзно глядя ему в глаза, и идёт прямо на него. И вот это уже такой пиздец, что сердце ухает куда-то в пропасть, на секунду ослепляя и оглушая своего владельца, и именно в этот миг потерянного во времени и пространстве Ёнхва с силой прижимают к стене и вновь целуют, гладят, обнимают. - Хонки... - задыхаясь, шепчет Ёнхва, чувствуя, как чужие пальцы вновь сжимают член сквозь джинсы, - мы не можем... - Просто позволь мне сделать это для тебя, просто разреши, - хриплый шепот обжигает мочку уха, и у Енхва нет сил сопротивляться сорванному голосу своего соперника. И он хочет, хочет, ужасно хочет продолжения. Хонки целует вновь и расстегивает пуговицы на рубашке старшего, распахивает ее, ладонями оглаживая грудь, опускает голову, ласкает сосок, облизывая по кругу, затем прикусывает его. Руки расстегивают ремень хёна, ширинку, а Ёнхва сильнее вжимается спиной в стену, все еще пытаясь отстраниться, но Хонки прижимается близко и целует глубоко. Шепчет прямо в губы: - Хочу слышать, как ты стонешь, как зовешь меня по имени, как ты кричишь, когда кончаешь, - и обхватывает его член пальцами. Ёнхва со стоном закидывает голову, и Хонки целует его горло и ключицы, не прекращая плавных движений пальцами. Свободной рукой Хонки гладит бедра Ёнхва, иногда перемещаясь на ягодицы, ведёт носом по шее, вдыхает аромат кожи. Старший стонет и трется спиной о стену, а Хонки отстраняется и смотрит на это, жадно слушает, потом кусает чужие губы и вновь целует, целует, целует. Ёнхва невыносимо красивый, светлокожий и на удивление чувствительный. Он закрывает глаза и чуть приоткрывает рот, когда руки Хонки скользят по его телу, будто старается отгородиться от всего мира и раствориться в прикосновениях. Хонки вдруг начинает расстегивать собственные джинсы, и Ёнхва думает уже, что ему, наверное, тоже надо как-то погладить Хонки, он даже успевает коснуться его члена кончиками пальцев, но младший вдруг опускается на колени. Ёнхва смотрит вниз и думает, что у него точно поехала крыша, если ему мерещится, что Ли Хонки сейчас, закрыв глаза, облизывает его член со всех сторон, как какое-нибудь вкусное мороженое. Ёнхва даже специально гладит Хонки по волосам, а себя щиплет за руку, чтобы убедиться, что это жаркое безумие происходит в реальности. А потом мысли мгновенно испаряются, как разлитая на горячий летний асфальт газировка, потому что Хонки обхватывает стоящий колом член губами и начинает сосать. Ёнхва кричит, сжимает руку в волосах соперника и умирает от невозможности одновременно целовать Хонки сейчас, когда тот ласкает его ртом. Через пару минут старший слышит, как к его стонам вдруг примешиваются чужие стоны, он открывает глаза, смотрит вниз и тут же жалобно скулит и тянет: - Хонкииии... Енхва видит, что младший все так же продолжает двигать головой, сжав член Ёнхва губами, одной рукой он поглаживает бедро своего соперника, а другой яростно дрочит, спустив свои джинсы до колен. Ничего развратнее Ёнхва не видел за всю свою жизнь, не может отвести взгляд. - Господи, Хонкии... - продолжает выстанывать чужое имя старший, мутным взглядом следя за резкими движениями чужой руки. Ёнхва чувствует, что совсем скоро его накроет. Он уже сейчас знает, что этот оргазм будет одним из самых ярких в его жизни, потому что с удовольствием обсасывающий его член Хонки, одновременно ласкающий сам себя у него на глазах, - это слишком. Ёнхва очень хочет взорваться от наслаждения, но вдруг он задумывается о том, что будет после нескольких секунд чистого кайфа. Что они скажут друг другу? Как посмотрят в глаза? Вдруг представляется, как Хонки будет сконфуженно подниматься с колен – и как сам он будет неуклюже одеваться. Все внезапно появившееся вокруг них двоих волшебство уже почти начинает рассыпаться из-за этих неприятных мыслей, как вдруг Хонки, будто почувствовав неладное, убирает руку с его бедра, ловит пальцы Ёнхва и слегка их сжимает. И этот невинный жест вдруг кажется куда более интимным, чем вид стоящего перед ним на коленях полуголого Хонки. Этот жест что-то обещает и просит поверить. - Иди ко мне, - еле выговаривает Ёнхва и через секунду видит своё отражение в чёрных глазах. Губы Хонки опухшие, мокрые и покрасневшие, Ёнхва тут же глубоко целует его и сжимает член Хонки рукой. Они ласкают друг друга и, отстранившись и опустив глаза, смотрят, как скользят по обнаженной плоти их пальцы. Ёнхва стонет все громче, его тело сводит судорогой. И когда Хонки ведёт свободной ладонью по его груди, больно сжимает пальцами сосок и, задыхаясь, говорит: - Ну давай, милый, кричи, - Ёнхва кончает и действительно срывается на крик, зажимая свой рот ладонью. Хонки убирает его руку от лица и целует грубо, накрывает своей рукой пальцы Ёнхва на своём члене, заставляя того держать ритм, и кончает следом, забрызгав живот старшего. Хонки обнимает своего любовника, пока тот пытается отдышаться, уткнувшись лбом ему в плечо. - Ты знаешь, я люблю, как ты поешь, - говорит вдруг Ёнхва, не поднимая головы. Хонки усмехается, понимая, что на самом деле значит эта фраза, и уверено отвечает: - А я люблю, как поешь ты. Они тихо заходят в студию, и их вновь мелко колотит. Оба очень хотят поскорее оказаться наедине, чтобы держать друг друга в объятиях, долго целоваться, заниматься сексом, а потом болтать. Сегодня вечером они оба свободны и могут себе это позволить. Но сначала – надо пережить два часа, в течение которых им придется драть глотку перед долбаным преподом по вокалу. Последний поворачивается к вошедшим парням и улыбается как-то странно: - Я вижу, вы никак не согреетесь, друзья мои. Думаю, вам лучше сейчас поехать по домам и залезть под одеяло. Не дай Бог, главные вокалисты простынут. Хонки, ты уж проследи, чтоб наша дорогуша не мерзла, - он ухмыляется совсем уж бессовестно. Хонки смеётся в ответ, кланяется, благодарит его и тянет к выходу покрасневшего Ёнхва. Препод надевает своё пальто и, еще раз усмехнувшись, уходит из студии, напевая что-то из «FT Island». А может, из «CN Blue».