***
- Ваши идеи, командор… - Как всегда прекрасны, знаю. Ну же, не тяни. Он до сих пор иногда называет её командором, хотя она давно уже ему не капитан – или по привычке, или специально – подчёркнуто-холодно, да ещё и на «вы» – когда хочет продемонстрировать, что не в восторге от очередной её задумки. На общем балконе больничного этажа прохладно, немного тянет сквозняком, и Джейн невольно ёжится, но после стоячего воздуха палаты почувствовать на коже прикосновение ветра становится настоящим блаженством. - Иногда я жалею, что не оставил тебя под развалинами Лондона… - И пожалеешь ещё больше, если сейчас же не замолчишь и не выполнишь свою часть уговора! Ты же сам сказал – сможешь дойти до балкона сама – проси, что хочешь. Я дошла. Ну?.. - Это было преступной недальновидностью с моей стороны, и впредь… - Явик! - Как пожелаете… командор. Явик неохотно подчиняется и с видимым недовольством дёргает за застёжки брони, нарочно медлительно снимает её верхнюю часть, откладывая в сторону. И одним почти неразличимым для глаза движением разворачивает крылья за своей спиной. Огромные, прозрачно-золотистые, сверкающие янтарными прожилками в свете заходящего солнца. Взмахивает ими пару раз, разминая. - Теперь довольна? - Можно мне… прикоснуться?.. – Джейн заворожённо тянет руку, напрочь позабыв о том, что только десять минут назад едва сдерживала слёзы от боли в перетруженных с непривычки мышцах и заново собранных костях. На лице её появляется до того восторженная улыбка, что снова недовольно щурится Явик больше для вида. Конечно же, ей можно всё. - Только осторожней. Они очень чувствительны. В такие моменты хочется хлопать в ладоши и смеяться от счастья и восторга, как маленький ребёнок.***
Джейн просматривает почту на датпаде, скрестив ноги и облокотившись спиной на подушку. За время её болезни почты скопилось очень много – в основном это были письма от множества каким-либо образом знавших её людей и нелюдей, первая порция которых в той или иной форме содержала один единственный вопрос: ты ещё жива, Шепард?! Джейн читает их и улыбается, узнавая в строках «отправитель» имена своих друзей и знакомых – ведь это означало, что они живы тоже. Далее следует ворох сообщений с поздравлениями и благодарностями, новостями о текущих делах – никто не сидит без дела, уже вовсю приступив к восстановлению планет, налаживанию транспортных путей, возобновлению связей с дальними колониями, и Джейн становится даже несколько неловко, что посреди всей этой бурной деятельности она всё ещё валяется в больничной палате. - Ну-ну, – скептично комментирует Явик, уловив её настроение и не отрываясь от чтения собственного датпада. Закончив с почтой, Шепард переходит к занятию гораздо менее приятному: она изучает списки погибших и пропавших без вести. Последних не в пример больше, что ничуть не удивительно, но хотя бы вселяет надежду: возможно, просто потеряна связь, возможно, выжило гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, возможно, возможно… Когда среди длинных верениц имён и лиц становится слишком много знакомых, к горлу подкатывает тяжёлый колючий ком, мешая дышать, грудь сдавливает от боли и осознания собственного бессилия и вины – не успела, не спасла… И тогда Явик неожиданно и безапелляционно отбирает у неё датпад, отбрасывая его в сторону, и резковато поднимает её лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза: - У всего в этом мире есть своя цена. Джейн лишь вздыхает и утыкается лбом ему в плечо. Такие моменты совершенно невыносимо переживать в одиночестве. Но она и не одна.***
- Если ты ещё раз прикоснёшься к моей женщине – я вырву тебе руки и выброшу их в шлюз. Джейн стоит у приоткрытой двери своей палаты, переминаясь с ноги на ногу, и совершенно неподобающе капитану подслушивает. Джеймс Вега, числившийся пропавшим без вести и объявившийся совсем недавно, как оказалось, всё это время провалялся в ещё одной из уцелевших больниц. Сейчас же он пребывал уже практически в полном здравии, и, примчавшись сюда так скоро, как только смог, едва не придушил Шепард в объятиях при первой встрече. За что сейчас и получал взбучку и всяческое порицание от Явика. - Эй-эй, полегче, большой парень, я ничего такого не имел в виду! К тому же, мы не на корабле. И… постой-ка… Я сейчас ослышался, или ты действительно сказал «моей»? - У тебя скверно получается изображать удивление, человек. - Это уж точно, ведь я всё-таки читаю газеты. «Последний из протеан на руках выносит Спасительницу Галактики из руин разрушенного Лондона», звучит, а? Кажется, там ещё что-то было про «Контакт между тысячелетиями», «Нерушимую связь циклов» или что-то в этом роде. Я, конечно, подозревал, что ты, приятель, не только безнадёжный империалист, но и конченный собственник, но вот что ты такой романтик… - Я передумал. Я оставлю твои руки при тебе, если ты поможешь мне найти автора этой отвратительной статьи. - И, дай-ка угадаю – в шлюз?.. - Рад, что мы понимаем друг друга. Джейн тихонько отходит от двери, сцеживая так и рвущийся наружу хохот в кулак, дабы не выдать своего присутствия. В такие моменты хочется просто бездумно улыбаться, радуясь тому, что некоторые вещи никогда не меняются.***
- Я – высшее совершенное существо, нет ничего удивительного в том, что ты испытываешь ко мне влечение, – Явик кивает, чуть прищурив глаза, с таким многозначительным видом, будто читает собственную научную диссертацию по исследованию примитивных рас. И лишь едва дёрнувшиеся уголки рта выдают – издевается. В такие моменты хочется свернуть газету и как следует треснуть ему промеж нахальных янтарных глаз. И его счастье – что в их доме нет ни одной бумажной газеты. - Ну а я? Чем же я могу привлекать столь возвышенное существо невиданного величия, самомнения, цинизма, нахальства и наглости? Явик на мгновение задумывается. Но лишь на мгновение. - Пятьдесят тысяч лет воздержания дают о себе знать, – пожимает он плечами, скользя по Джейн нарочито оценивающим ироничным взглядом. – Вот и приходится довольствоваться тем, что предлагает этот примитивный цикл. Но… Ты ведь тоже на свой манер совершенство. Совсем немного. Только не вздумай никому говорить, что я это сказал, иначе живо вылетишь в шлюз! Он смеётся. И в такие моменты хочется верить, что ничего плохого уже никогда больше не случится.***
Явик пристально и не мигая смотрит на спящую Шепард. Долго, уже больше четверти часа. И человеческая поговорка «сна нет ни в одном глазу» кажется сейчас настоящей издёвкой. Ему не нравится, что во сне она дышит так тихо и медленно – это слишком живо напоминает ему о тех страшных трёх неделях в больнице, когда он до звона в ушах напряжённо вслушивался в каждый её вздох, холодея от одной только мысли, что в следующую секунду может не услышать его. Явик не хочет поддаваться нелепому порыву разбудить её из-за такой глупости, и это раздражает его ещё больше. Ему не нравится это тихое дыхание. И ещё через минуту он уже не может справиться с иррациональным желанием заставить её дышать громче, чаще, порывистее. Устроить это совсем несложно. Конечно же, Шепард просыпается. Чуть удивлённо сонно смаргивает, тянется рукой к его лицу: - Явик, что ты… Но он не даёт ей договорить, накрывая губы своими – ему не нужно никаких слов, он хочет слышать только дыхание. Дыхание, уже через пару минут превратившееся в рваные стоны, дыхание, обжигающее его кожу, дыхание, которое становится его собственным, сливаясь, переплетаясь, превращая двоих в единое целое… - Дыши… – прошепчет он в её макушку, когда она уже вновь будет засыпать в его объятиях. Она улыбнётся, не открывая глаз, и в полусне пробормочет в ответ, то ли не так расслышав, то ли напротив – услышав именно то, что было нужно: - И я тебя тоже… В такие моменты хочется верить, что он действительно нашёл своё место в этом мире.***
Мокрый песок приятно холодит босые ноги, накатывающая тёплая волна приносит чувство необычайного покоя. Солнце уже почти касается алым краем поверхности воды, окрашивая её в точно такой же кровавый цвет. Тишина, пустота, уединение и безмолвие, нарушаемое лишь сонным шелестом морской пены. Если по этому берегу когда-то и ходил кто-либо ещё, теперь все воспоминания об этом давно уже смыли волны недремлющего моря, и сейчас берег являл собой удивительный уголок тишины, спокойствия и свободы. Свободы от чужих мыслей и ощущений, свободы от толстого слоя чужих эмоций, свободы, которой Явик не ощущал с тех самых пор, как впервые открыл глаза в стазис-капсуле – он и не знал, что места, подобные этому, вообще существуют. Полное отсутствие чужих эмоций. Ну, почти полное. Потому что Шепард сидит на песке рядом с ним – близко, но стараясь не касаться его, чтобы не нарушать его уединения. Однако, Явик сам пододвигается к ней ближе, касаясь плечом – она здесь не лишняя. - Всё так, как ты и показывала мне. Даже лучше. - Да… Красиво. Я сама уже много лет не видела ничего подобного – на войне как-то забываешь, что в мире столько прекрасного… Знаешь, у нас есть поговорка – кто не видел заката на морском берегу, тому ещё рано умирать. А, глядя на такую красоту, действительно и умереть не жалко. - Не выйдет. Твоя жизнь теперь принадлежит мне. - Ого. Это что, протеанский обычай такой – забирать тех, чью жизнь спас, в рабство до конца дней? Или через какое-то количество лет срок давности всё же истекает?.. - Глупая непонятливая женщина… - И если уж следовать этой логике – то это я всех нас спасла, так что… - Тебе так необходимо, чтобы я сказал словами? – уголки рта протеанина досадливо вздрагивают. – Твоя жизнь принадлежит мне. Моя жизнь принадлежит тебе. И это навсегда. Шепард замолкает на полуслове и склоняет голову ему на плечо. Явик не смотрит на неё, но всё равно чувствует, что она улыбается. Багровое солнце неспешно скрывается за алеющим горизонтом, волны лениво омывают две пары босых ног. И в такие моменты хочется верить, что этот мир стоит того, чтобы за него сражаться. _______________________________________________________________________