Это место похоже на огромный прозрачный куб, зарытый в землю. Стены сделаны из влажного песка, а над головой — голубое-голубое чистое небо. Жара невыносимая, кажется, что солнце прожигает насквозь, рубашка прилипла к мокрой спине, а кожа зудит от зноя.
Нас шестеро: я, высокий черноволосый Археолог с густой бородой и рюкзаком, парень в черном деловом костюме (совсем юный, пожалуй, не старше меня) и еще трое безликих.
Никто не знает, как мы сюда попали. Воздух одновременно и жаркий, и влажный. Я оглядываюсь вокруг и вижу темные ниши в стенах из песка. Оставляем компанию в центре зала, в снопе солнечных лучей и отправляемся с Археологом туда. Его шаги быстрые и широкие, едва успеваю за ним. В нишах холодно, они прямоугольные и хаотично разбросаны на разной высоте от пола. Внутри каждой из них — огромные скелеты динозавров, их черепа с пустыми глазницами, реберные дуги, раскрошенные зубы. Кость белая и гладкая, я глажу скелет по отполированным временем позвонкам. Археолог смеется, становится страшно, что он оставит меня здесь, и я бегу за ним.
Все ниши соединены сетью узких переходов. Мокрых и холодных. Начинает темнеть, и мы возвращаемся ко всем. Небо меняет свой цвет и хмурится, белый свет приобретает оранжевый оттенок. Я поднимаю голову и вижу то, чего не заметила (чего не было?) днем. Высоко под потолком, на толстых витых веревках, подвешены вещи: картины, растения в горшках, столы и даже диван. Осознавая, что спать на холодном мраморе — затея сомнительная, юноша в костюме быстро идет к пушистой кисточке, которой заканчивается трос, и что есть сил тянет его. На мгновение кажется, что диван сейчас просто рухнет и раздавит его, но нет. Резные черные ножки мягко касаются пола. Юноша хохочет и спешно начинает опускать картины в позолоченных рамах.
Ночью, когда тьма поглощает все вокруг, на темном дереве комода вспыхивают свечи. Я не сплю, разведя костер прямо посреди зала, где еще днем бушевал солнечный свет, грею руки к огню. Ко мне присоединяется Археолог. Его рука тяжело опускается на мое плечо. За спиной слышно размеренное дыхание компании. Но сырая тьма вокруг тревожит меня. Паника нарастает.
А утром оказывается, что кроме ниш есть еще три этажа с комнатами. Мы разделяемся и обследуем все. На первом — огромная библиотека и оранжерея с удивительными растениями. В ней сыро и почти нечем дышать, сладкий аромат сжимает грудную клетку. Пчелы и осы кружат вокруг, и я опускаю рукава своего кардигана ниже. Где-то далеко вверху кружат птицы, я слышу шорох их крыльев. Потолок настолько высокий, что создается впечатление, будто его нет и выше только небо. Казалось бы — рай на земле, но мне страшно. Я прошу Археолога взять меня за руку, а он снова смеется и ускоряет шаг.
Еще одна ночь и вот мы на третьем этаже. Мне плохо, страшно, жутко. Я давно хочу убежать отсюда. Каждую ночь пустые взгляды мертвых ящеров следят за мной. Но бежать некуда. Мы в коробке.
Археолог надевает фрак и становится похожим на ласточку, юноша давно изменил свой грязный костюм на джинсы и футболку. На мне старинное и очень неуместное бархатное платье. Мы входим в бассейн. Потолок, как и в цветнике, высокий и прозрачный. Воздух пахнет солью и хлором. Наши шаги отражаются от стен, выложенных голубой плиткой. На чистой воде играют солнечные блики. Юноша разговаривает о чем-то с девушками, но этого языка я не знаю.
Мы выходим из бассейна, и массивные металлические двери фатально закрываются за нами. Большой коридор с деревянными панелями освещается рядом свечей с левой стороны. По правую сторону высокие — от пола до потолка — окна. Подол платья шуршит по начищенному до блеска паркету. Кажется, что стук каблуков раздается по всему этажу. Археолог держит фонарь, освещая дорогу, хотя я не понимаю зачем, ведь через высокие окна все буквально залито солнцем.
Впереди распахнутые двери, за ними видна спальня с красными тяжелыми шторами на окнах. Пахнет ладаном. Густой белый дим стелится ореховым паркетом. Паника медленно охватывает меня. Стараюсь не шуметь и аккуратно снимаю туфли. За это время компания, не дожидаясь меня, прошла уже достаточно далеко. Догоняю их, делая очень много шума — босые ноги звонко шлепают по полу.
Все остановились перед входом в спальню, кажется, что там нас ждет что-то невероятно важное. Но одна из девушек замечает справа большой шкаф. Как черный монолит, он загораживает собой окно. Девушка тарахтит на незнакомом языке, ее рука тянется к створкам шкафа и открывает их — внутри тесным рядом висят красочные платья. Паника уже просто стоит клубком в горле, не давая вдохнуть, русая девушка смеется, раздвигает руками одежду и…
***
— Как ты докатилась до такой жизни? — в синих глазах Археолога пляшут черти. Он смотрит на меня не мигая, а спиной я чувствую взгляды остальных.
Мне становится жутко. Он смотрит не мигая, а я ощущаю, как за шиворот тонкой струей сыпется песок, почти ласково оглаживает каждый позвонок, путается в складках платья, с шорохом лезет в карманы. Я хочу заорать «Прекрати!», ударить человека напротив, раскрошить его бетонную самоуверенность, но ничего такого я сделать не могу — я стою и смотрю на Археолога сверху вниз, у моих ног уже целая горка теплого песка.
***
Потолок бассейна высокий и прозрачный. Стерильный воздух обнимает за плечи. Я еле дышу, горло сжимает тошнотой. Наши шаги отражаются от стен, выложенных голубой плиткой. На чистой воде играют солнечные блики. Кажется, я даже слышу далекие крики чаек. Мы одни.
— Открой глаза, — тихо, спокойно, не поворачиваясь ко мне, не замедляя шагов. Его мышцы напряжены. Его голос взмывает к прозрачному потолку и тонет в шорохе волн. Я крепко держу его за предплечье, покрытое длинными шрамами, и едва поспеваю идти за ним.
— Открой глаза! — резко останавливается и разворачивается ко мне. Он смотрит прямо в глаза, я этого не вижу, но чувствую четко, как никогда.
Проходит целая вечность, полная хриплого дыхания. Тяжелая рука бьет. Грубо, резко, наотмашь. И в тот момент, когда ладонь прикасается к моей щеке, я судорожно вдыхаю — впуская в себя всю соль, горечь и тошноту. Я вдыхаю. Резко, больно, остро — и открываю глаза.
***
Пол усыпан стеклянной крошкой. Она мерзко хрустит под каблуками, словно фальшивый снег. Археолог вальяжно раскинулся на осколках, цепкий взгляд следит за мной и я почти физически ощущаю его — липкий, скользкий, он проникает под кожу, растворяется в крови.
— Кто ты?
Он молчит. Он всегда слишком много молчит. Хищный, опасный — я боюсь его, меня от него тошнит. Он знает это. Он пользуется этим. И не отвечает. Как и всегда.
Меня трясет от ярости, от соли, от стекла. Он поднимается и осколки опять звенят, мне кажется, что это рассыпаются мои позвонки. Стираются в песок. В песок и кровь. Мертвые динозавры вовсю пялятся на нас.
Я в бешенстве, меня трясет, словно в противовес спокойствию Археолога. Я срываю с себя дурацкий кринолин и юбки, но, перешагивая через них, путаюсь в мертвых слоях нагретой ткани и падаю в смесь стекла и песка. Мне не больно, только мутит от вида стекающей по предплечьям крови. Яркой, алой, чистой, спасительно чистой. Я поднимаю голову и смотрю на него. Археолог смеется.
***
Пустота давит, душит, уничтожает. Только сейчас мне в голову пришло осознание, что с самого первого дня, с первой секунды тут, кто-то постоянно был рядом: Археолог, юноша в черном или безликие, не важно — я никогда не оставалась одна. Даже если их не было рядом, всегда оставались скелеты умерших гигантов, которые то любопытно, то грозно смотрели из своего пристанища.
Сейчас же пустота убивает меня. Я не знаю, где они, что случилось, почему они бросили меня. Звенящая, гулкая тишина плотным коконом свернулась вокруг. Даже вечный шорох песка и вой ветра притих. Зловещие черные тени притаились в прохладных нишах. Я лежу на полу в главном зале, на лучах огромного алого мозаичного солнца. Надо мной такое же, только настоящее, яркое, теплое, привычное. Лучи гладят мое тело, скользят по коже, распутывают волосы. Я словно центр крохотной вселенной, бесконечно одинокой безразличной вселенной. На моей коже кровавыми осколками расцветают солнечные ожоги. Но я не чувствую этого.
Я замерзаю.
***
Он возвращается, когда лед голубыми кристалликами уже почти полностью покрыл мои вены изнутри. Широкая улыбка, уверенные жесты. Песочные стены поглощают звук его шагов. Я лежу на полу и смотрю на начищенную до блеска обувь, грохот моего сердца заглушает далекие крики птиц.
Мне кажется, что он прямо сейчас подойдет и резким движением вспорет мне горло, вытащит наружу мое больное слабое сердце. Я ощущаю жжение в глотке. Он смотрит, долго, молча, невыносимо. Что ты делаешь? Больно, больно, больно! Прекрати.
— Кто ты? — хочу спросить я, но вместо слов получается лишь невнятный хрип. Я поднимаюсь на колени и смотрю на него, плавлюсь под этим взглядом. Не замечая, как за моей спиной сгущаются тени и тонкая удавка почти нежно обхватывает шею.
Темнота.
