Мы умрем живыми

Рокудо Мукуро часто слышит, что его называют «по-настоящему страшным человеком». Это звучит как комплимент в предсмертном крике или скрытое одобрение в дрожащем голосе босса Вонголы. Он не замечает за собой никаких фатальных уродств, поэтому смело предполагает, что речь идет о его чудовищной силе. И не ошибается. Он кланяется в реверансе, привычно насмехаясь над окружающими. Он никогда и никому не показывал всю свою «чудовищную силу». Не было надобности. Босс остается в счастливом неведении, Аркобалено спокойно спит, ошибочно присваивая первенство по силе другому хранителю. Ему даже немного жаль, что ему до сих пор не представился случай сыграть с кем-то равным. Его давнишние планы по захвату мира – это было всерьез. Но потом он решил, что на самом деле не считает мир достойным своего внимания и переключился на более занимательные вещи. Мукуро ведет переговоры с ребятами из Дубая, сидя за округлым столом из темного дерева. Ему приходится почти кричать, чтобы донести до арабов в белоснежных одеждах свою мысль. Они не пожелали одеться в стандартный европейский костюм, приемлемый в любом случае, во всех странах мира. Смотря на их старомодные платья, длинные балахоны и платки, уберегающие предусмотрительных переговорщиков от солнечного удара, Мукуро думает только о том, как легко спрятать ствол под ворохом всей этой мишуры. Жаль, что он не догадался использовать вместо себя иллюзию, а теперь уже поздно. В последнее время, ему вообще никак не удается создать четкого алгоритма действий. Важные детали теряются в потоке сумбурных мыслей, внимание заостряется на второстепенных вещах. - Так это… Все, что вы можете предложить? Они договариваются о цене, которую компаньоны готовы выложить за разведывательные технологии НАСА, а Мукуро думает только о том, что Кее не стоит так дышать ему в наушник. - А это все, что вы можете предложить, синьор Мукуро? Парочка их крыс из Семьи, внедренных в NSA и сливавшие им информацию, имели неосторожность быть пристреленными бравыми сотрудниками федерального государственного ведомства США. Вонгола не успела собрать необходимый минимум документов, когда босс, наконец, понял, что их сообщения по итальянским линиям связи перехватываются. И теперь Мукуро предстоит делать вид, что их «товар» полностью отвечает запрошенным требованиям, и стараться не думать о тяжелом дыхании в наушнике. - Вы весьма низко оцениваете работу Вонголы, господа. Один из гостей пытливо улыбается ему с другого конца стола, неторопливо оглаживая черно-серебристую бороду. У него на голове тюрбан из кремового платка, а во рту блестят золотом дальние зубы при широкой улыбке. Он дарит Рокудо одну из таких, прежде чем что-то прошептать переводчику в строгом сером костюме. - Он говорит, что ты итальянская сучка, не имеющая представления о совести. И что в соседнем здании отряд с длинными-длинными автоматами, а в здании целых два черных хода. Мукуро обводит подушечкой пальца бокал с водой, слушая нравоучительные советы Кеи. Так мило, что он наконец-то решил сделать свою работу. Он подносит бокал к губам, откровенно ухмыляясь. - И когда только ты нацепил на него прослушку? Вода самостоятельно выплескивается из стакана, расцветая в воздухе аркой лотосов. Мукуро сваливается под стол, когда зеленые стебли душат сипло кричащих что-то на непонятном языке людей. Он устало прикрывает глаза, давая волю своей безудержной фантазии и той самой силе, про которую босс шепотом говорит «чудовищная». Несостоявшихся клиентов заживо сгрызают нежно-розовые лотосы, врастая стеблями в каждую клетку их тел. Засыпают гнилую землю с запахом свежевскопанной могилы в их рты, проталкивая мешанину грязи и паразитирующих микроорганизмов дальше в глотку, пуская сырые комья по пищеводу. Стебли прорастают в уши глаза , ноздри и, боже, как пошло, во все отверстия тела, пока Мукуро жалеет, что среди них не было женщин. Иногда ему хочется убивать своими руками. Не так красиво, как он сделал это сейчас. Прийти к одному из этих парней в дом и вывернуть руку старшему сыну, у этих клиентов точно есть дети – религия настаивает. А потом шептать в аккуратное ушко семнадцатилетнего пацана, что его папочка хотел сделать больно самому могущественному иллюзионисту в мире. Сын непонимающе спросит: «Что это? Иллюзионист?», и Рокудо снова удивится несобранности своих мыслей и болтливому языку. Когда Мукуро тенью проскальзывает в неприметный фургончик, припаркованный в соседнем квартале, Хибари вздыхает с каким-то видимым облегчением. Фокусник приносит две большие спортивные сумки, торопливо открывая их с восторженным «Вуаля». Он достает из просторной сумки разноцветные купюры, бросая злое «Блядь!», пересчитывая красочные бумажки. Хибари недовольно поджимает губы, перелезая из салона на место водителя. - Арабские банкноты? Там наверняка меньше, чем требуется. - Это предварительные переговоры. Были. Они не собирались расплачиваться этими деньгами, скорее, эти средства для того, чтобы заказать выпивку в номер в том отеле , который похож конструкцией на парус. Мукуро перебирается на переднее сиденье, неловко ставя руку между ног Кеи. Когда тонкое запястье трется о его пах, Хибари всерьез думает, что это намерено, но Рокудо быстро убирает руку, рассыпаясь в несвойственных для него извинениях: - Соскользнула. Бурдж аль-Араб, знаешь? Если Босс-кун вдруг решит увеличить твою зарплату в триста раз, и ты решишь оплатить ночь в этом отеле для любви всей твоей жизни, то я не обижусь. Кея закатывает глаза. Он хочет демонстративно отряхнуть ширинку, но привитые с детства правила приличия не позволяют таких эффектных жестов, и он говорит, зашедшемуся в кашле Мукуро: - Хиберду не нужен номер. И в чем дело? Ты же не думаешь, что можешь сдохнуть в этой машине? Рокудо кашляет надрывно, моментально садя голос, и когда он с отвращением разглядывает липкую от крови перчатку, его интонации звучат почти мужественно. - Ты только на это и надеешься, верно? Все рушится, когда в одной из частных машин босса находят микрофон и он делает возмущенно-удивленные глаза, для надежности хватаясь за кобуру. Большие оленьи глаза орехового цвета расширяются, когда он вертит в руках аппаратуру, и Гокудера проявляет запоздалую заботу, говоря: - Наверное, не всех можно купить. Цуна впервые сталкивается с таким и, поддавшись детской привычке, тянет указательный палец в рот. - Джудайме, вам лучше присесть, мы сейчас придумаем, мы все придумаем. Действующий босс Вонголы грызет ноготь, машинально сплевывая крошащуюся пластинку на мягкий персиковый ковер. - Вы же знаете, Италия… Вся ее… история. Ну, в смысле, здесь действительно ненавидят мафию из-за того щекотливого случая. И все еще находятся те, кто готов нам противостоять. Гокудера имеет ввиду их собственную «Сицилийскую вечерню», когда им удалось перебить за ночь две семьи, создавшие альянс против Вонголы. Их босс сам командовал операцией, что было существенным вкладом в успех. - Давайте завербуем новых людей из штата федералов, я знаю, у нас получится. Мукуро точно смо… - Не ходи по моему ковру. Гокудера теряет мысль рассуждения, непонимающе смотря на Цуну. -Простите? - Не ходи по моему ковру в туфлях или мне научить тебя манерам? Хаято замолкает, отшатнувшись от своего шефа. По спине стекает пот, и капли расцветают на вишневой рубашке. Он ослабляет ленту галстука, разворачивается на каблуках и идет к парадному входу, чтобы снять туфли. После того, как Савада рассылает самолеты с хранителями подальше от головного штаба, Хибари оказывается в дышащей монументальностью Англии. Кею раздражает постоянно ревущее небо этой захудалой страны. Оно плачет как девчонка, оно совсем не такое, как их босс. Босс отсылает их подальше, убедительно прося «залечь на дно». Так убедительно, что как бы случайно натягивает перчатки Леона, говоря это. Залечь-на-дно. Сам Савада потерялся где-то в Ирландии, сообщив, что зеленый очень идет Киоко, и, возможно, они найдут горшочек с золотом, пока будут думать, что делать дальше. Кея вспоминает чертежи и планировочные схемы, входы и выходы, длинные туннели, проходящие подо всем строением. Когда-то на листах, свисающих с края стола Десятого, среди бесчисленного множества линий, он видел загадочное «Ирландия», вписанное в правый верхний угол. Хмурый Лондон встречает их свинцовым небом, чопорно нависшим над их головами. Улицы вымыты дождем и люди прячутся под унылые мрачные зонты, толкаясь у входа в прокатное агентство. У них с собой куча не разменянных дирхам, но менеджер не возражает, стоит ему только взглянуть в глаза Рокудо. Он выделяет им старомодный «Ровер» абсолютно бесплатно, позволяя пропустить строчки с именем и окошко для подписи в документах. - Ты только взгляни на это. На таких катается сама королева! Мукуро садится в машину, мягко захлопывая дверцу. Бежевый салон обтянут мягкой кожей, механическая коробка передач скрыта под прочным пластиком, стилизованным под дерево. Рокудо кладет руки на кремовый руль, с любопытством рассматривая окошки на приборной доске. Серебристые стрелки смотрят важно и строго, и никакого фосфора и подсветок – панель освещается маленькими лампочками, вмонтированными сбоку. Он выезжает со стоянки прокатного агентства и тут же едва не врезается в фиолетовый минивэн, вылетев на встречку. - Ойя, я забыл, что дорожные правила в Англии придумал идиот. Рокудо виновато смеется, выводя машину на нужную полосу. Кея без интереса рассматривает хмурые гранитные здания, утопающие в собственной серости и мрачности. Это совсем не похоже на Японию, с ее уличным неоном и девочками Харадзюку, в миленьких коротких платьях, с огромными конфетно-розовыми бантами в высокой прическе. Это даже не солнечная Италия, с ее летними фестивалями, беглой эмоциональной речью, черепичными крышами и кустами гортензии в каждой подворотне. Англичане закутываются во мрак пальто и предпочитают складным зонтам трости. Они подъезжают к загородному домику, и Кея оглядывается по сторонам. Типичный район с одинаковыми жилищами, из тех, в которых соседи будут смотреть на тебя косо, если ты выкрасишь забор в цвет, не соответствующий градостроительному плану. Штампованные домики, с одинаковой формой крыш, расположением окон, комнат, частоколом белых дощечек забора, не достигающего уровня пояса. Одноликость подвалов, в которых глава семейства хранит гаечные ключи, а его трудный сын-подросток с неуравновешенной психикой - трупы. Трупы, смеется про себя Кея, должно быть тоже одинаковые. Все одинаковое, кроме узора на кухонных занавесках. Надежные гнездышки для статичных англичан, стригущих газон по воскресеньям и распивающих эль по пятницам. Рокудо бросает машину за квартал до их убежища, и к одному из сотен однотипных домишек они подходят уже пешком. На встречу – девушка. Пятнадцатилетняя королева красоты, с текущей от слез тушью и вымазанным помадой ртом. Нескладную фигурку облегает ядовито-розовое платье с неуместными оборками, плечи прикрывает короткая джинсовая куртка, а волосы забраны самодельным бантом в черно-белый горох. Кею хватают за рукав, и Мукуро прижимается к нему, скользнув рукой в задний карман его брюк. Он нахально встречается глазами с девчонкой, ловя ладонь Хибари в свою руку. Королева красоты запинается об асфальт носками своих белых тряпичных кед, резко отведя злой взгляд. - Хочешь шокировать? Кея крепко сжимает руку Рокудо, но тот уже отстраняется, выдергивая ладонь из захвата. - Хочу познакомиться с привлекательными соседями. Он глумливо смеется, ловя предупреждающий взгляд Хибари. - Ей станет лучше, если она увидит, какой мы замечательный дуэт. Рокудо бесцеремонно ранит чувства сотен людей, демонстративно выставляя напоказ свою красоту и молодость. Кея рассматривает его в неверном свете уличного фонаря, отмечая синяки под глазами и вяло поникшие пряди волос. Его волосы сильно выпадают в последнее время, и экстравагантная прическа уже не выглядит такой впечатляющей. Кея находит их везде – снимает длинные синие паутины с лацканов пиджака, убирает с бумаг, которые просматривал Рокудо, вытаскивает мешанину волос и денег из сумок, над которыми он склонялся. Мукуро застенчиво касается пальцем впалой щеки, подмигивая Кее. Наглость иллюзиониста достигает верхних пределов, особенно когда он понимает, как его хотят. Они заказывают все необходимое оборудование на каком-то полулегальном сайте. Кучу техники – компьютеры, передатчики, пилотские наушники, рации, камеры размером со спичечный коробок, устройства для подавления сигнала. Весь этот шпионский арсенал и пиццу. Полузадушенный голос по телефону сообщает, что они не продают пиццу, но таким щедрым клиентам сами купят и доставят ее в качестве подарка. Мукуро говорит, что доставлять не нужно. Он договаривается о личной встрече, сообщая, что «пришлет нужного человека». Пока Кея копается в длинных линиях проводов, паутиной раскинутых по уютной комнате в вишневых тонах, Мукуро истерично перетрясает свои сумки, тихо ругаясь на итальянском. - Да где же они?! Он вскакивает, переворачивая сумку вверх дном. Дирхамы высыпаются вперемешку с папкой каких-то документов, бумажками счетов, чековой книжкой, шоколадом и прочим хламом. Носком ботинка он передвигает вещи, проклиная всех шлюх Италии и взывая к Мадонне. Трясущимися руками он хватает белый пузырек таблеток без этикетки. Кея молча наблюдает, как он берет яркий голубой кружок и пропихивает его в жерло гортани, не запивая водой. Мукуро удовлетворенно улыбается, засовывая небольшой пузырек в задний карман светлых джинсов. Хибари был уверен, что теперь, когда они фактически сожительствуют, Рокудо не откажет ему в повторении того легендарного минета. В последний раз у него было время на секс около трех недель назад, задолго до этой гонки с арабами, и сейчас рот Мукуро выглядел не самым плохим вариантом. В любом случае, гораздо лучше, чем заплаканная пятнадцатилетняя девка с гороховым бантом, впервые увидевшая член. Он был уверен, и он ошибся. Рокудо был тогда немного нетрезв и очень откровенен. Кею долго уговаривать не пришлось – он быстро расстегнул молнию на брюках, задрал полы рубашки, положив руки на бока. Мукуро невесело рассмеялся и опустился на колени, стирая ткань брюк. Он тогда жаловался, что ноги жутко затекли, и он не в силах закрыть челюсть, после такого изматывающего марафона. Колени болели из-за долгого стояния на твердом полу и длинные волосы цеплялись за зубчики ширинки, когда Рокудо слишком активно двигал головой, принимая Кею в себя. Мастер иллюзий и мастер минета. Уже через семь минут он давился спермой, пока Хибари, выдохнув, до синяков сжимал пальцами талию. Сейчас, когда ближе для Хибари никого нет во всей Англии, когда они остались вдвоем, наедине в огромном городе, в этом крошечном стандартном домике, рассчитанным на семью, разговаривающую на английском без малейшего акцента, в комнате с вишневыми обоями со стильной полоской от среднего бордюра, теперь Рокудо делает вид, что Кеи не существует. Он выходит из душа, обернув личное полотенце вокруг бедер, когда Хибари роется в ящиках комода, перебирая бесчисленный багаж Мукуро. Его застают с широкой мягкой расческой в руке, с затертой пластиковой ручкой, ярко-синей. Рокудо умиленно улыбается, отжимая воду с волос большим полотенцем. - Положи, пожалуйста, на место. Если хочешь знать, я ей не расчесываюсь. Кея брезгливо смотрит на стертые буквы на пластиковой закругленной ручке расчески, на поломанный частокол зубчиков и брезгливо швыряет ее на пол. Ручка-держатель и правда напоминает формой фаллос, даже есть ребристые полости «головки» и выступы-вены как на настоящем члене. Не удивительно, что ему пришла в голову мысль об альтернативе для пальцев скучным сицилийским вечером. Мукуро хохочет, накидывая на голову полотенце на манер платка. Теперь он похож на монахиню или на невесту в фате-испанке. - Зачем ты роешься в моих вещах, Кея-кун? Маленькое полотенце для лица едва держится на худых бедрах, туго обтягивая выступающий бугор в паху и ягодицы. Кея впервые за долгое-долгое время скользит взглядом по изможденному телу, отмечая неестественную, даже для Рокудо, худобу. - Не твое дело. Он перехватывает костлявые запястья быстро, решительно. Просто хочет трахнуть эту красивую монашку. Или испанскую невесту. Мукуро запрыгивает на него, и узел полотенца, наконец, развязывается. Он интимно вжимается в пах Кеи, приглашающе позволяя потрогать свои обнаженные бедра, но ловко уворачивается от поцелуев. Когда Рокудо вытягивается, впившись пятками в поясницу Хибари, импровизированная фата соскальзывает с влажных волос, портя образ чистоты и невинности. Он похотливо раскачивается на бедрах Кеи, имитируя толчки, крепко сжимает плечи, и стонет в ухо, как скучал по их близости. Хибари, кажется, облизал уже всё его лицо, пытаясь добраться до мягких губ. Рокудо уворачивается, и влажный язык каждый раз скользит по виску или скуле, оставляя дорожку слюней. Когда сравнение с собакой, облизывающей лицо хозяина, становится совсем нестерпимым, Кея зло щелкает пряжкой ремня, придерживая одной рукой Рокудо под бедра. Иллюзионист смеется, ослабляя хватку ног, и нежная кожа внутренней стороны бедер скользит по грубой ткани штанов, когда Мукуро встает на пол, выпрямляясь во весь рост. Хибари тяжело дышит, впившись пальцами в кожу ремня, произведенного где-то в Милане и преподнесенного ему в качестве подарка от Кусакабе. Мукуро подходит на шаг, и их разница в росте становится очевидна. Кея раздраженно вскидывает голову, всматриваясь в разноцветные глаза. Рука иллюзиониста скользит по миланской коже, гремит пряжкой, а Рокудо наклоняется, шепча в ухо: - Затяни потуже. Он приседает, и у Хибари мелькает безумная мысль о минете, но Мукуро всего лишь поднимает полотенца, заворачивается в махровую ткань. Вместо того чтобы глотать горчащие отказы, можно хорошо приложить изнеможенное тело об свои тонфа. Изнасиловать, как девчонку, кончая в иллюзию под хохот Мукуро, переходящий в кашель. Хибари облизывает губы, начиная сомневаться. Сомнения продолжаются, когда Рокудо задумчиво чешет щеку, вертя в пальцах бритву Хибари. - Я забыл свою. Ты же помнишь, что мы весьма спешно покидали Италию. Мукуро виновато пожимает плечами. Ванная комната выложена кремовым кафелем с узорчатыми кофейными бордюрами. Маленькие лампочки, вмонтированные в потолок, создают мягкое освещение, выгодно сглаживающее все дефекты кожи. От этого света, стоя перед большим зеркалом с темно-зеленой бритвой в руках, Рокудо кажется еще красивее. Кея кивает на станок, раздражительно бросая: - Возьми. Мукуро слишком резко ставит бритву в медный стакан на крепящей подставке, впихивая ее между разноцветных зубных щеток. Он переминается с ноги на ногу, скользя ступнями по дешевому белому коврику, смеется болезненно и ломко. - Не думаю. Рокудо проходит мимо сомневающегося Хибари, легко задевая Кею плечом. В пятницу он пьет кофе на маленькой кухне, уткнувшись взглядом в экран ноутбука. Хибари предпочитает чай, но кофеварка сама подвернулась под руку, и он решил попробовать. Кофе получился мерзкий, горчащий и чересчур коричневый на взгляд Кеи. Босс шлет короткие, четкие указания, совсем не в его пространном стиле, и Хибари начинает нравиться Ирландия. Он не упоминает свое местоположение и дисклокацию остальных хранителей, просто отдает приказы и сообщает, что «все хорошо». Кею вовсе не интересует состояние дел главы Вонголы, он хочет открыть боссу глаза на то, насколько все не хорошо. Рокудо надсадно кашлял в ночь среды и половину четверга. Кея не понимает, чего он хочет добиться, каждые три минуты выбегая в туалет, чтобы сплюнуть кровь и вымыть руки. Хибари находит кровавые разводы на раковине уже после того, как иллюзионист сбегает из их убежища в ближайший супермаркет, загадочно улыбаясь потрескавшимися губами. Он заглядывает в ящики стоек для ванной, перебирая плюшевые тряпки для стеклянных поверхностей, стеклоочистители, моющие средства, прокладки, тампоны, залежи цветочного мыла и стратегический запас валиума. Вряд ли Рокудо нужны тампоны или средства для прочистки труб и мойки газовых плит. Хибари достает полупустой тюбик, наполненный теми же таблетками, которые Мукуро глотал при нем. В небольшой черной сумочке, похожей на косметичку, Кея находит тысячу незнакомых этикеток и разноцветных капсул. Длинные сложные слова никак не складываются в понятные предложения, но аббревиатура ВИЧ снимает сразу все вопросы. Он перебирает препараты, часто встречая «иммунитет», и постоянно – «для лечения ВИЧ-инфекции». Кея тщательно собирает белые пузырьки сменяющиеся строгими черно-белыми этикетками, укладывая препараты обратно в сумку, чувствуя приятное облегчение. Он уже не сомневается. Рокудо вваливается в маленькую кухню пьяный и сильно уставший. Английский дождь стекает с его сапог, образую грязную лужу на безупречной коричнево-палевной плитке. - Ты входишь в дом, как профессиональный вор. В чем дело? Тебя хорошо оттрахали? Мукуро широко улыбается, не той своей наигранной улыбкой, растягивая губы, а открыто, обнажая ровные белые зубы. Он облокачивается об арочный проход, пьяно закидывая голову вверх и покачиваясь. Дергает тонкий шарф, которым обвита шея, обнажая красные полосы сыпи за серой тканью. Кея может поклясться, что утром у него не было этого шарфа. - За кого ты меня принимаешь? Я исключительно разборчив в связях. Я никогда не позволяю себе бессмысленного секса. Я ограничиваю себя в интимной близости, в том числе, с незнакомыми иностранцами, и ты бы это знал, если бы хотел узнать меня ближе, потому что я… - … чудовищно пьян. Кея скользит безразличным взглядом по иллюзионисту, запутавшемуся в промокшем плаще. Нужно написать что-то Десятому Вонгола, что-то вроде: «Савада Цунаеши, один из твоих хранителей больной пидор, угадай кто?». Мукуро хлюпает сапогами по коричнево-палевному, таща за собой влажный след. Он приседает на край стола, бесцеремонно откинув руки Хибари, лишает его возможности сообщить подробности своей личной жизни боссу. - Ты устал от своей ненависти. Рокудо скользит пальцами по его щеке, гладит кожаной тканью перчаток скулы. - Устал от своей ревности. Он прикладывает теплую руку к щеке Хибари, и выглядит трезвым как стекло, если бы не слишком сосредоточенный взгляд. - Устал от переживания моей боли. Рокудо кивает на черную косметичку, аккуратно лежащую впритык к ноутбуку. Кея брезгливо мотает головой, и говорит: - Да. - Хочешь, чтобы я исчез? Хибари кивает, водя губами по коже перчатки, наверное, тоже миланской, тоже итальянской. - Хочу, чтобы ты никогда не появлялся. Рокудо ласково гладит его по волосам, перебирая короткие жесткие кисточки прядей. - Боишься, что я опять обману тебя? Кея сцепляет руки за спиной Мукуро, заставляя иллюзиониста широко раздвинуть ноги. Он почти падает с торца стола, прямо в объятья Хибари, и Кея не против. - Боишься, что я предам всех? Предам тебя? Хибари опускает глаза, позволяя пальцам опять мягко копошиться в его волосах. - Я так и сделаю. Рокудо дает обещание, это почти как обязанность жить долго и счастливо или клятва в вечной любви. Как обещание быть рядом в горе, оставляя его одного в радости. Кея начинает говорить, но запинается, оглаживая бедра Мукуро. Он чувствует чужой запах и старается сдержаться, чтобы его не стошнило на колени Рокудо. - Я уже так делаю. Он спокойно улыбается, наклоняя лицо к Хибари. - Я не хотел. Но ты очень просил, верно? Глупо, Кея-кун. Иногда мне кажется, что ты тот же мальчишка, который появляется из базуки Ламбо, окидывая всех свирепым взглядом. Мадонна, как мы хотели тогда. Мукуро водит ртом по мягким губам Кеи, спрыгивает со стола, оказываясь в объятьях Хибари. Ноющая боль отдается в паху, но сухие обветренные губы, водящие по его скуле сейчас гораздо важнее. - Отдай мне себя. Больше шансов, что ты выживешь. Рокудо осторожно лижет шею, водя языком по родинке за ухом, и Хибари вспоминает, что она всегда ему нравилась. Он смотрел на его шею каждый раз, когда Кея поворачивался боком к нему, и когда делал минет, потом долго целовал его за ухом перепачканными губами. - Ты знаешь, какой я? Мукуро раскачивается на его члене так сильно, что деревянные ножки стула со скрипом скользят по кухонным плитам. Рокудо ждет, что Кея скажет что-то вроде: «Больной». Или: «Заразный». Ожидает услышать все синонимы болезни с акцентом на его ориентацию, получить весь букет заболеваний, с поздравительной карточкой «С ненавистью. Хибари Кея». И глупый ананас в подарочной фруктовой корзинке, потому что у Хранителя Облака всегда было дурное чувство юмора. Вместо этого, ему отвечают: - Я долго ждал, чтобы узнать. Они ни разу не поднимались наверх маленького загородного домика – не было надобности. Кея подхватывает Мукуро под бедра, неся на руках, и их обоих шатает на лестнице, застеленной полосатым ковром песочного цвета. Хибари запинается, и они едва не падают, хватаются за деревянные перила, вцепившись друг в друга как напуганные дети. Кровать застелена цветочным покрывалом, слишком высокая на вкус Хибари, взращенного традиционной Японией, с совершенно ненужной арочной спинкой. Выхолощенное, идеально заправленное покрывало, с его крупными цветочными узорами, сминается складками, когда Кея кладет Рокудо на постель, забираясь сверху. Он уверенно проникает языком в рот вяло сопротивляющегося иллюзиониста, создавая из его рук распятие. Мукуро со смехом раскидывается на кровати, и Кея удивленно понимает, что он в бешенстве. - Давай, можешь поиметь все мои попытки сберечь. Ты больной, Хибари Кёя. Хибари любезно кивает, соглашаясь со своим диагнозом. Они больные, без апелляций и прав на обжалование. Кровать скрипит натянуто и жалобно, когда он заставляет Рокудо приподняться, чтобы стянуть с него штаны. Как будто кто-то разом сорвал все вентили, бывшие барьером для желаний Кеи. Он действует по наитию, но очень быстро учится, потому что искренне хочет доставить наслаждение кому-то, помимо себя. Интуитивно раздвигает пальцами ягодицы Рокудо, нащупывая вход, утыкается иллюзионисту в шею, как видел во многих фильмах. Ему никогда не доводилось смотреть что-то даже отдаленно напоминающее секс между мужчинами, и теперь поздно рассказывать о своем незнании. Мукуро резко выдыхает, когда Кея проталкивает пальцы во влажную тесноту, упирается пятками в кровать, зажав Хибари между коленей. - Не своди. Кея морщится от давления, рукой разводит ноги Рокудо, проникая пальцами глубже. Мукуро - широкий и подготовленный, он сипит как-то жалобно, заходясь в кашле, шарит по карманам свесившихся с кровати джинс, недовольно поджимая губы. - Боюсь, Кея, на этом нам придется закончить. У меня нет… всего необходимого. Хибари улыбается, даже издает сдавленный смешок, толкая Рокудо в тощую грудь. Ребра ощущаются под ладонями так отчетливо, как будто с тела сняли кожу и срезали истощенные мышцы. Он несколько секунд любуется худобой раскрывшегося перед ним тела, переводит взгляд на решительное лицо иллюзиониста, оглаживая раздвинутые бедра. - Когда тебя постоянно пытаются убить, уже неважно, каким способом умирать. Рокудо находит подобие логики в словах Кеи, сплетая ноги у него на пояснице. Их секс – смертелен. Они больны и по-настоящему опасны для нормального общества, полного вменяемых людей. Он направляет член в себя, отдавая все обещания, которые так и не выполнил. Возвращает все долги, непроизвольно сжимаясь от проникновения в свое тело, дарит все сокровенное, глубже насаживаясь на толстый ствол. Кея не помнит, спит он с Мукуро в первый раз или в миллионный. Наверное, это не впервые, потому что ощущения безумные, и он просто не смог бы сдерживаться слишком долго, находясь в радиусе одной комнаты с Рокудо. Его принимают в свое нутро полностью, и он берет Мукуро так, что остается без сил уже после третьего толчка. Иллюзионист осушает его до капли, заменяя отлаженный механизм дисциплинированности и контроля своим безумием. Темное естество проникает в каждую клетку, парализуя собственную волю. Хибари толкается вперед как в бреду, как будто он уже болен и сейчас умирает. Первый секс с Рокудо – это как последний трах для тех, кто ждет их в других странах, мириадах городов. Кея уже минуту существует как постаревший, ненужный, списанный материал, необходимый только Рокудо. Это как клятва в верности до гробовой доски с начинкой из его тела, расклеившегося гроба и треснувшими от времени гнилыми досками. Чтобы Мукуро не сомневался, что блуждающему отстраненному облаку уже точно никто не нужен. Кея целует лодыжки, вглядываясь в болезненную гримасу на лице иллюзиониста. Он думает, что после их маленького казуса, Рокудо скажет что-то вроде: «Лучше бы ты подарил мне цветы». Или что-то типа: «Это все, чтобы переплюнуть всю мировую историю самых дебильных поступков влюбленных идиотов?». Поэтому, Хибари истекает в него спермой, собирает семя с впалого живота и подносит к губам, пробуя на вкус. Мукуро зажмуривается, поддавшись секундному импульсу, закрывает лицо ладонями, отворачиваясь. И говорит: - Тебе не нужно было предоставлять мне настолько убедительные доказательства. И добавляет: - Лучше бы ты подарил мне цветы. Кея ждет боли, капель крови в кулаке и надсадного кашля. Но ничего не происходит. Ничего. У него даже голова не болит, хотя Рокудо постоянно сидит рядом и радуется его везению. Он поясняет, что дело в том, что Хибари активный партнер. Если бы он был принимающим, у него было бы гораздо больше шансов стать еще более опасным для общества. Так что, он может отдаться, но Рокудо не возьмет, потому что игра становится скучной и начинает надоедать. Иллюзионист в шутку бросает, что Кея может прополоскать горло его спермой, и тогда, возможно, детская мечта Кеи сбудется. Хибари так и делает. Он входит в гостиную, разлинованную полосатыми зелеными обоями, когда Мукуро судорожно водит рукой по члену. Даже не пытается прикрыться, скользя тонкими пальцами по болезненной красноте головки. Кея перехватывает его руки, сжимает запястья, отводя в сторону. Глубоко вздыхает и еще пару секунд собирается с мыслями, глядя на влажные спутанные волосы и длинный ствол. Заглатывает так, как будто хочет откусить большую часть пирога, и сразу же давится, кашляет, отплевываясь от необычного вязкого привкуса. Рокудо не выглядит довольным, но, все же, откидывается на диванные подушки, цвета мха, вытягивает руки вверх, показывая, что безоружен, и не собирается мешать. Хибари зорко бдит за каждым движением, устраивается на коленях удобнее, и кладет руку на живот иллюзиониста, чтобы закрыть угол обзора. Ткань рукава пачкается липкой смазкой сразу же, а коленные чашечки начинают ныть и спину ломит. Он водит губами, берет в рот, кружит языком по головке, доставляя Рокудо болезненно-острые ощущения. И да, похоже, что у него талант. Или ему просто это нравится. Кея наслаждается своим гением, закрывает глаза, пропихивая член дальше в глотку так, что достает кончиком носа до влажных волос. Мукуро трясет и он пытается свести колени, закидывает ноги на спину Хибари, ударяя пятками по острым лопаткам и остервенело скидывает руку, чтобы увидеть лицо Кеи и свой член. Сперма бьет в горло короткими струйками со вкусом пресной воды и сахара. Кея на дух не переносит сахара. Но Мукуро выглядит беспомощным, блуждает по лицу Хибари нуждающимся взглядом, и Кея с усилием проталкивает вязкий комок по пищеводу. У него действительно талант. Или ему просто понравилось. Этот дворец, название которого Кея не в состоянии даже произнести, он видел много раз. Ему много раз передавали конверты со сдержанными марками и блеклые открытки с замком на берегу реки. Готическая архитектура и огромные часы были отвратительны. Низенький хлипкий мостик с навешанными гирляндами – мерзок. Частокол ассиметричных башенок, ошибки в сводах, дурное, нерациональное расположение выводили из себя. Рокудо трясет клубничный шейк каждую секунду, отпивая по глотку из закрученной спиралью трубочки. Он тычет пальцем в громадное безобразие, возвышающееся над ними. - Башня Виктории. Ты видел своды Колизея? Италия – это архитектура. Англия – ее подобие. Он разочарованно качает головой. Кея смотрит на огромные меховые шапки королевской гвардии. Секунду назад, благодаря Рокудо, он узнал обо всех видах меха для шапок гвардейцев и заучил все классные чины английских военных. Он размышляет над тем, как можно было нацепить на своих подчиненных что-то настолько несуразное, пока Рокудо повествует об их жизни. Она – та блеклая открытка в конверте. Распахнутое окно, открытая дверь для всех. Они часами стоят на всех входах и выходах во дворец, а потом сменяются, маршируя по своей четко вымеренной жизни, чтобы стать натурой, картинкой для открытки в почтовом ящике Вонголы. Кея неодобрительно оглядывает кричащие мундиры и белые пояса. Слишком вызывающе. Рокудо наклоняется и нежно прижимается губами к его щеке. Кея хватает за концы шарфа, который Мукуро так и не снял, передавливая хрупкую шею. - Я всего лишь говорил, что они не сдвинутся с места, даже если перед ними упадет астероид. Он выскальзывает из рук как вода, снимает с головы солнцезащитные очки, скрывая необычные глаза. Англия дарит им солнечные дни и небо прояснилось. Рокудо так и говорит: «Ясное небо». Рейс назначен на завтра, и Кее кажется, что он не в курсе чего-то важного. Светлые джинсы плотно обтягивают ноги Мукуро, и он уже не в курсе ничего. Джинсовая куртка, простая белая футболка, и Рокудо так и не снял тонкий шарф. Тряпка скрывает сыпь, опоясывающую шею, потому что иллюзионист захватил только самые необходимые лекарства. Им нужно вернуться как можно скорее, но Кею так раздражает узкий шарф, что он срывает его с шеи Рокудо, вызывая новый приступ удушья. Найдя урну, он бросает тряпку к сигаретным окуркам, пустым пивным банкам, упаковкам от мороженого и прочему хламу, среди которого ей самое место. Мукуро понимающе не злится, застегивая куртку под горло и поднимая воротник. - Так сколько нам осталось? В теле Кеи – бомба замедленного действия. Устройство со сплошь красными проводами кровеносных сосудов. Ее не сможет обезвредить даже Гокудера, посвятивший взрывчатке всю свою жизнь. Он уверенно прогуливается по центральной улице, обжигая бритвенным взглядом прохожих. Мукуро мягко берет его под руку, поправляя сумку на плече. - Когда-нибудь я создам что-то прекрасное и нужное, а потом потеряюсь на юге Италии в барах Палермо. Ты будешь меня искать? Кея отрицательно качает головой и Рокудо брезгливо засовывает руки в карманы. Он говорит, что бессмертен. И что паразитирующие организмы способны выжить даже после ядерного взрыва. Даже после большого «ба-бах» бомбы внутри Хибари. Даже после того, как в Вонголе откроется вакансия на должность Хранителя Облака, он останется наблюдать за стареющим доном. Он еще раз упоминает ясное небо, и Хибари понимает. - Они нашли крысу? Мукуро широко улыбается, останавливается и смотрит в глаза Кее. Их толкают торопливые прохожие, спешащие по делам. Сегодня понедельник, а, возможно, пятница – Кея перестал следить за временем. Он следит за отсчетом таймера внутри. Рокудо смотрит куда-то поверх его плеча, и сначала Хибари списывает все на разницу в росте, но потом оборачивается. Позади – станция для заправки. Сдержанно-английская, даже машины выстраиваются в стройные ряды с соблюдением дистанции. Люди подъезжают, отключая телефон и поджимая губы в ответ на мягкий голос оператора. Логотип, встречающийся в любой стране, в каждом городе. Кея вспоминает арабов и то, что с ними сделал Мукуро. Дино Каваллоне и его неожиданное желание устроить себе отпуск. Его путешествие из восточной Азии в Юго-Западную. Красные буквы на авиабилетах и специальный рейс. Входящие звонки с телефонным кодом Дубая и белые одежды их клиентов, запачканные могильной землей. Черные кейсы с незатейливой эмблемой нефтяной компании, он просто не обратил внимания. Хибари разворачивается к Рокудо, поджимая губы. - Ты сказал Саваде Цунаеши? Он пожимает плечами, и ремень сумки сползает по джинсовому рукаву. - Кажется, я забыл. Но он сам догадался. А у нас была превосходная неделя, проведенная в маленьком английском домике. Они возвращаются в Японию, ожидая увидеть на круглом столе в комнате для совещаний голову Каваллоне. Или хотя бы снимки. Или хотя бы руку в банке, полной формалина. Их приветствуют унылые графики и схемы, бесконечные цифры, таблицы и подписи к ним. У Хибари внутри бомба, он чувствует. Он похож на смертника, отодвигая стул у стола в большой комнате, наполненной синевой. Гокудера выглядит измученным и ему совсем не хочется обращаться к подрывнику насчет обезвреживания. Это и не нужно. У них с Мукуро один на двоих «тик» и «так». Рокудо информирует всех собравшихся о том, что отпуск был прекрасен. Что из-за ошибки босса у них был чудесный домик в пригороде Англии и одно спальное место на двоих. Хибари смутно вспоминает, что в доме было как минимум три кровати. Таймер роняет в пустоту красные цифры, связывая их неразрывной цепью. Кея хочет что-то возразить Мукуро, но все силы уходят на подавление собственнического взгляда. Он надеется, что Рокудо достаточно разумен, чтобы понять, что их связь крепче любых уз. Крепче нудного брака, превращающегося в рутину. Со временем превращающегося, а времени у них нет. Крепче уз единокровия брата и сестры. Он бы не хотел трахать свою сестру. Крепче, чем связь матери и ребенка из ее чрева. У них вообще никогда не будет детей. Кея пытается спать с Рокудо, но иллюзионист только говорит, что от этого их состояние может ухудшиться. Будет много таблеток, кашля с кровью, слабости, ломоты, волос в водостоке – дурной тон. Много сорванных вентилей, прорванных дамб, сказанных признаний, любви будет очень много – плохой пример. В мафии не чтят страдающих друг другом. Это Мукуро бросает ему в лицо всю первую неделю, после их возвращения. Но когда их всевышний босс передает ему белый конверт с просьбой «вручить Хибари-сану», а часы показывают глубокий вечер, Рокудо задумывается. Он заглядывает в простой дом Кеи к полуночи, сжимая в руке конверт. Конечно, он посмотрел, что внутри – пустой лист, такой же белый, с гербом Вонголы, выровненным по центру. У Кеи в доме почти спартанский стиль, а это совсем не во вкусе Мукуро. Сам Хибари слишком прост и неинтересен – совсем не тот, кого он предпочитает обычно. Таймер отсчитывает обезличенные цифры скучным «тик-так», когда его губы целуют и Рокудо понимает, что по причине стабильной занятости и отсутствия желания к кому-то помимо – уже неделю не дрочено. Обычно он предпочитает кофе без сахара и сливок. Молочный шоколад и «интеллектуальные убийства» раз в неделю. Высокие каблуки, крепко впивающиеся в пол фигурными железными набойками. Теперь он предпочитает скуку, монотонность, верность и Кею. Только Кею.