Инстинкт

"Все мы закончим одинаково, так чего ждать?" — образ мысли настоящего лузера. Я никогда не был лузером. По крайней мере всю свою жизнь думал, что принадлежу к числу победителей, но неделю назад что-то пошло не так. Выстрелить в сердце маленькой девочке — это явно не поступок победителя. Возможно, именно поэтому я сейчас сижу на полу, прислонившись спиной к стене, в своей одинокой квартире, а во рту у меня два ствола, несущие боль и смерть. Я — убийца, не то чтобы мне это не нравилось. Как может не нравиться то, что приносит деньги? Я знал, чего хочу, и, как это сделать. Одной смертью больше, одной меньше — какая разница? Правда, я ни разу не убивал детей до этого случая. Какой-то горький вкус у железа, не люблю горькое на самом деле. Интересно, что любила та девочка. Этого уже не узнать. Радует только то, что перед смертью она не мучилась. Хотя, откуда мне знать? Я был уверен, что ни один из тех, кого я убил, не мучился, теперь они все мучаются у меня в голове. После того, как я посмотрел в её безжизненные глаза, я вспомнил каждую свою жертву. Во мне всегда говорил инстинкт убийцы, но многие даже не знают, что это. На самом деле, этот инстинкт — не пресловутая жажда убивать, как все думают. Нет. Для меня это всегда сочувствие и отсутствие жалости одновременно. Как это объяснить? Жалость способна помешать киллеру, да, и жертве она не сделает одолжения. Я же ни какой-нибудь маньяк, который никогда не уверен в том, что он делает. Маньяк мучает душу и тело своей жертвы, мне же нужно просто отделить душу от тела — сделать так, чтобы передо мной остался кусок мяса. "Я никому не хотел причинить боль!... Чёртов неудачник, где же твоя смелость?... Где твоя гордость?... Когда дело коснулось твоей жизни, курок оказался очень тугим?" — слишком много людей сейчас в моей голове. Они все толкаются, пихаются, стараясь не вылететь из моего крохотного мозга в никуда. Все просят меня о чём-то — наверное, сожаления, только уже поздно. Как же горько. Может встать и пойти намазать ствол джемом? И рот я уже устал держать открытым — выну ружьё на некоторое время. Одна ошибка, и я уже проиграл. Как же сильно способен изменить человека один несчастный случай. А я неплохо оправдываю самого себя. На самом деле, я боюсь убить ещё кого-нибудь. Нет! Я боюсь её! Она теперь живёт во мне, и я хочу снова её убить! Из моей головы она уже никуда не исчезнет — будет смотреть своими милыми глазками и улыбаться. Чёрт возьми! Два чёрных конца снова во рту, я слышу шёпот. Чёртова неуверенность! Какой же я сейчас лузер. Лишь бы никто не увидел. "У женщин тонкая кожа, тоньше чем у нас", — Богом клянусь, это уже не мои мысли; надо покончить с этим. Я зажмурил глаза, однако же, палец не нажал на курок, хотя я отдал ему чёткий приказ сделать это. Если слишком долго не испытывать страх, он всё равно придёт, только уже изрядно откормившись нами. Справиться с ним у меня не хватало сил. В детстве я боялся, что под моей кроватью живут монстры, поэтому упорно загонял их обратно. Теперь они вылезли все сразу и влезли ко мне в голову, творили там всякие непристойности. А один из этих монстров хотел моей смерти. Я понял, что не хочу умирать, но ещё я понял, что мама меня обратно не родит. Я киллер 20 лет, а девочка, скорей всего, только начала ходить в школу. — Да жми ты уже на курок, сранный неудачник! Девочка бы этого не хотела — она не хотела бы умирать, но и моей смерти она бы не хотела. Ради себя я жить уже не могу... буду жить ради неё. Постараюсь сделать этот мир лучше и избавлю его от монстров под кроватями. Дверь в комнату стала медленно открываться — это был Чак, ему было 20 лет. Выстрел оглушил меня, на секунду показалось, что мне разнесло мозги. Чак повалился на пол, его грудь была похожа на решето, я выстрелил дуплетом. Время подниматься. Парень захлёбывался в собственной крови. И немудрено, половина лёгких точно была разорвана в клочья. — Чак, я же сказал тебе, чтобы перед тем, как входить, ты стучался. Думаю, он меня уже не слышал. Смотрел куда-то вверх, требуя прощения. Инстинкт убийцы во мне вновь пробудился. Необходимо было избавить его от невыносимой боли, и я пошёл за стилетом. — Потерпи Чак, уже совсем скоро. Я больше не испытывал такой не сумятицы в голове, стало очень легко. Взгляд девочки меня больше не напрягал, он успокаивал.