Тот попрошайка

Ты ведь знаешь, куда нажать, если найдёшь ошибку?; D Аластор Грюм никогда не считал себя привлекательным. Он был полностью согласен с тем, что страшнее его лица был только лик смерти, да и протез, что громко лязгал при ходьбе, никогда не добавлял ему обаяния. О стеклянном же глазе можно было и вовсе ничего не говорить — всё было понятно и без этого: мужчина был страшен настолько, что при знакомстве с ним у людей по спине пробегал жуткий холодок, руки потели, а глаза смотрели куда угодно, но только не на его истерзанное битвами лицо. Кто-то возразит: но ведь так было не всегда! Однако и до службы в Аврорате мужчина был тощим, курносым, кривым и косоглазым. Подобная внешность определённо привлекала чужое внимание, однако лишь хулиганов и задир, которые всегда были рады устроить уродцу хорошую трёпку где-нибудь в уютном тёмном углу. Но Грюм никогда не грустил, вспоминая годы своей небезоблачной юности, он был благодарен, что жизнь преподала ему такой жестокий урок ещё в самом начале, не дав натворить глупостей, и научила бдить и видеть во сне и наяву, чуять дрянь и опасность за милю. И это самое чутьё истинной ищейки никогда не подводило Аластора, благодаря ему мужчина всё ещё был жив и сделал карьеру, но что самое главное — посадил в Азкабан кучу отморозков, которые и жизни-то не заслуживали. Но теперь, выдворенный из Министерства с почётным званием «пенсионер», он был вынужден проводить дни напролёт дома. И маг должен был признать: в ближайшее время у него не появится противника опасней, чем хотя бы тот же Барти Крауч-младший, взявший его некогда в плен исключительной хитростью и изворотливостью… «Маленький сукин сын», — пронеслось в голове Грюма, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Сердце неприятно вздрогнуло, а лицо, без того страшное, сморщилось, формируя гримасу полного презрения к самому себе. Ведь воспоминания о мальчишке были самыми позорными в жизни, казалось бы, такого бесчувственного и непробиваемого человека как Аластор Грюм. Они были мерзкими и вызывали у мужчины неистовое желание что-то убить, помучить или, как вариант, выпить. Да побольше. Аластор сморщился, отстёгивая от ноги протез, хлебнул-таки огневиски и расслабленно откинулся на спинку кресла. Но, увы, спокойствие к нему не вернулось. Внутри мужчина всё ещё кипел от злобы и никак не мог прийти в себя. Когда-то он наказал себе: никогда не вспоминать о том, что случилось, но сейчас всё самое грязное всплывало наружу, словно труп в речке, и не давало ему покоя. Перед прозорливыми глазами волшебника проплывали ласковые взгляды, лживые, но такие умелые улыбки, прикосновения, под которыми он смягчался и дурел. Всё пошло крахом, когда во дворе его дома оказался этот мальчишка, искусно облепленный обычной иллюзией, которую он, впрочем, аврор со стажем и ужасной мнительностью, так и не увидел. Это был темноволосый парень, одетый в обноски и без обуви, копавшийся в его мусорных баках в поисках еды, с видом столь жалким и незначительным, что уже спустя пару часов, которые тот провёл под дверью его дома, попрошайничая, мужчина смело смог занести парня в списки магглов, которых опасаться нужно, но не обязательно. Краем сознания Грюм понимал, что в то время ему было скучно и одиноко, с работы его уже давно выгнали из-за мнимой коллегами паранойи, а из старых друзей его приходили навестить лишь самые… смелые — те, кто не боялся лишиться руки, нажав на его дверной звонок. Именно поэтому общение с человеком, который не знал о его жизни ровным счётом ничего, было, само по себе, довольно любопытным делом, хоть и очень опасным. К тому же недавно к Аластору приходил выпить чаю Дамблдор, который часто говорил о том, что пора бы уже волшебнику научится подпускать к себе незнакомцев, «чтоб жить было веселее». И вот, прибывая в меланхолично-романтичном настроении, что ещё не успело полностью выветриться после прихода Альбуса, Грюм впустил бедного мальчика к себе переночевать. Та ночь была одной из самых интересных ночей в жизни Аластора за последние пять лет. Впервые за этот долгий срок он сидел под дверью собственной гостиной и стерёг кого-то. Впервые за это время он ощущал в себе тот прилив сил, который испытывал на заданиях, но парень лишь спал, тихо посапывая в терракотовую подушку, елозя тощей задницей по его дивану и, время от времени, шмыгая острым веснушчатым носом. Грюм, как сейчас помнил, какая мысль посетила его тогда. Он посчитал паренька обаятельным и даже милым… — Милый… — повторил мужчина и зло усмехнулся, поднеся бокал с огневиски к губам и гневно опрокидывая его в себя. — Милый, чёрт подери! — сердито повторил волшебник, но тогда, в ту злополучную ночь, эта мысль не вызвала у бывшего аврора ничего кроме удивления по поводу того, что подобные словечки вообще есть в его арсенале. Ах, если бы он только знал, кто так сладко сопит в паре метрах от него… Удивительным было и то, что та умелая иллюзия лишь частично изменила истинное лицо Крауча. Она убрала морщинки и седые волосы, заострила скулы, сделала цвет кожи здоровым, а губы чуть более пухлыми — в остальном это был всё тот же Бартемиус Крауч младший, фанатичный последователь Воландеморта и его сумасшедших идей. Это до сих пор больно било по самолюбию Аластора. До того он наивно полагал, что знал всех Пожирателей в лицо до самой последней бородавки. Но ему и в голову не пришло, что в его на тот момент такой скучной жизни произойдёт что-то столь интересное, а ведь это, как бы не отрицал сам Грюм, и впрямь было очень забавно — всё от первой встречи до той финальной ночи, когда Крауч спустился в безразмерный сундук, чтобы покормить мага в последний раз, прежде чем потерять душу навеки. Аластор глубоко вздохнул. Он совсем недавно был в Азкабане, решив поучаствовать в подсчёте сбежавших заключённых, и из чистого любопытства заглянул в камеру Крауча. Худой, измождённый, перемазанный в грязи и собственном дерьме, но всё ещё живой, он слабо дышал и время от времени открывал пустые глаза цвета каштана, и обводил ими своё последнее пристанище в этом мире. Тот Барти, обманчиво юный, сильно отличался от этого, что лежал на полу клетки, поддерживаемый лишь большим количеством магии, что было скрыто в недрах его хрупкого тела. Да, между ними не было ничего общего — между тем, кто пришёл к Аластору босым, и тем, кто обманул его. И, как это было бы ни странно, вспоминая о произошедшем, Грюм до сих пор разделял «до» и «после», воспринимая одного человека как двух — хорошего и плохого. Так ему, наверное, было проще смириться со своими слабостями… Волшебнику было глубоко плевать, что заставило парнишку попрошайничать, однако следующим утром это было первое, что спросил Грюм у нового знакомого. Потом было ещё много разных вопросов, каверзных и не очень, но юноша смог быстро ответить на каждый из них. И ни капли лжи аврор в его словах не увидел, не заметил и даже шрам на левом предплечье парня Аластора ни капли не смутил. А время не стояло на месте, и дистанция между магами постепенно сокращалась. Барти лез к нему, просил внимания, но делал это умело, не спеша, пока все стены, наконец, не рухнули. — Удивительно, — произносил мальчишка каждый раз, когда полуправдивая полулживая история о том, как мужчина потерял ногу, глаз или кусочек носа, получил тот или этот шрам, срывалась с губ волшебника. — Неужели такое может быть? — возбуждённо, словно малое дитя, услышав интересную сказку, выпрашивал парень. — Всё может быть, — отвечал на это Аластор. — Главное всегда быть начеку, — заканчивал он и широко улыбался. — Да… — прошептал себе под нос мальчишка, иронично ухмыльнувшись, а затем поднял таинственный взгляд на мага. — А можно… — куда тише добавил он, — я его потрогаю? — спросил юноша, украдкой кивнув на протез. — Да трогай сколько влезет! — добродушно позволил Грюм, заморенный болтовнёй и довольный от того, что его в кое-то веки слушали, не перебивая. Чужая ладонь в тот же миг легла на холодный металл, прошлась от самой пятки до колена и коснулась живой плоти, заставив Аластора сжаться, напрячься и плотно стиснуть зубы, словно его и не рука чужая коснулась вовсе, а хорошо наточенный нож. Но мужчина не вскочил с места, он лишь непроницаемым взглядом смотрел на такую горячую ладонь, что медленно продвигалась выше, и выше, пока, наконец, не улеглась на ширинку. — Ты что творишь? — спросил у парня Грюм ничуть не изменившимся тоном. Попрошайка не ответил, но его пальцы уже ловко расстёгивали крючки на ширинке Аластора, приспустили вниз бельё и легли на расслабленную плоть. Маг вжался в кресло сильнее, но всё ещё не предпринимал попытки избавиться от навязчивого вторжения в личное пространство. Напротив он позволил себе немного расслабиться, но, когда руку сменил рот, напряжение вновь вернулось. Только теперь в более изощрённом виде — это было ожидание чего-то приятного, волнующего и ранее недоступного… Нет, несмотря на отпугивающую внешность, мужчина не был закоренелым девственником, но раньше в его постели были лишь женщины, а мальчик… О мальчиках он и не думал никогда. Ему просто не приходило в голову, что кто-то из них может быть таким же терпеливым, нежным и податливым, словно какая-нибудь хорошенькая ведьма, девушка, что была всё же куда гибче в таких вопросах как роли, позиции и внешность, чем большинство мужчин. Но тот год поистине стал для уже довольно-таки немолодого Аластора годом открытий. А уже через считанные секунды он сам ласкал парня, наслаждаясь полной отдачей и покорностью бродяжки: бывалый аврор любил, когда всё и все были под его контролем. Это придавало ему уверенности. Аластор приобнял юношу за плечи и стал целовать шею, нежную и сытную, поднялся выше, пощекотал языком острое ушко и, наконец, добрался до расслабленных губ, что безропотно раскрылись под его напором. Мужчина целовал, не закрывая глаз. Он внимательно рассматривал лицо парня, слегка красное от возбуждения, смотрел и наслаждался происходящим, а затем навалился на мальчишку сверху, осторожно, боясь спугнуть. Однако чувствуя, как юноша сам притягивает его к себе, маг постепенно становился всё смелее и смелее или правильней будет сказать — наглее. И вот Аластор уже торопливо раздевал парня, а руки его дрожали от нетерпения и совершенно из рамок вон выходящего волнения. Брюки, рубашка, обувь — на мальчишке не осталось ничего кроме пары носков и белья с влажным пятнышком у выпирающей из-под ткани головки члена. Юноша без стеснения развёл ноги в стороны. Аластор сжал в ладони его юный пенис и стал мягко массировать, подрачивать его сквозь обтягивающую ткань белья, вслушиваясь в бесстыдные охи и ахи своего молодого любовника, которого, впрочем, он был вынужден оставить на некоторое время, чтобы раздеться самому. Несмотря на пожилой возраст и прошлое, полное страшных битв, Аластор Грюм без одежды был, в общем-то, довольно неплох. У него было очень мужественное, могучее тело, уже начинавшее полнеть, широкая грудь, густо покрытая волосами, мускулистые ручищи. Одним словом — настоящий самец, возбуждённо сопящий, потный и растрёпанный, в этом определённо было что-то по-особенному привлекательное, необычное и пленяющее взор. И вот, весь дрожа от возбуждения, Аластор вернулся к любовнику. Какое-то время, явно не зная с чего начать, маг довольно беспорядочно ласкал мальчишку: щипал его соски, гладил мягкий, покрывшийся мурашками живот, вновь возвращался к члену, целовал головку, облизывал шею, оставляя цветастые засосы. Он вертел парня, как игрушку: поднимал ножки вверх, переворачивал на спину, ставил раком и ощутимо шлёпал по круглым ягодицам так, что юноша даже прогибался под ним от силы удара и боли. А парнишка лишь кряхтел и стонал в громадных руках бывшего аврора, терпеливо снося все те грубоватые издевательства. Но наконец, мужчина слегка успокоился и стал действовать более вдумчиво. Юноша вновь лежал на спине, тяжело дыша и похотливо улыбаясь. И эта улыбка была для Аластора словно вызов. Именно вызов, а не тот сладкий призыв голодной до похоти суки. Усмехнувшись так же нагло, Грюм забрался почти к самому лицу мальчика и, расставив ноги по обеим сторонам от его головы, как само собой разумеющееся, вогнал свой толстый, слегка кривой член прямо в рот вздрогнувшему от такой неожиданности парню. Да, с таким «грузом» улыбаться попрошайка явно больше не мог, даже если бы и очень того захотел. В какой-то момент в карих глазах бродяжки даже заплясали нотки неуверенности и страх, он попытался вытолкнуть язычком эту толстую неповоротливую палку, но, увы, ему этого не удалось — больно уж крепкой была хватка аврора… Однако уже вскоре юноша угомонился, а позже и вовсе стал постепенно входить во вкус происходящего. Он, как и прежде, самозабвенно вылизывал увесистую красно-фиолетовую головку, сдавливал её основание губами, пошло причмокивая и глухо постанывая, вибрируя голосом, обводя каждую венку язычком, а потом почти полностью заглатывая ствол, позволяя брать себя так, как магу было удобно. Парень до предела расслабил горло, положил ладони на бёдра Грюма и теперь сам поддавался навстречу яростным толчкам, что с каждым новым мигом становились всё глубже и грубее. И вскоре из глаз паренька брызнули слёзы, а по подбородку прямо на узкую грудь заструились вязкие слюни, которые мальчишка просто не успевал проглотить с таким ужасающе быстрым темпом движения горячего члена у себя в глотке. Вскоре, насытившись этим прекрасным действом, Аластор вынул достоинство изо рта мальчика и стал наполнять его своей мошонкой. Парнишка тут же принялся упоённо сосать и облизывать крупные волосатые яйца волшебника, он катал их языком внутри кожистого мешочка, тёрся о них лицом, но у Грюма были гораздо более далеко идущие планы. Он поставил парня на четвереньки и приставил к тёмной дырочке головку блестящего от слюны члена. Но вдруг всевидящий глаз волшебника зацепился за руку юноши, вернее за то, что он в ней держал и тут же попытался спрятать. — Дай-ка это сюда, — почти приказал Грюм, кинув в сторону собственной палочки, которая, видимо, выпала, когда он раздевался. Попрошайка вздрогнул и неловко повернул голову назад. — Она так важна для тебя? — усмехнулся парень. — Что в ней такого особенного? — тихо спросил он, явно не желая расставаться с находкой. На это маг лишь недовольно скривился и просто-напросто отнял палочку у мальчишки. — Вот так вот… — удовлетворённо произнёс мужчина, подозрительно притихшему под собой парню. — Не хнычь, — по-отцовски продолжил он, а затем тихо прошептал заклинание смазки и размазал её по своим пальцам. — А теперь расслабься, — скомандовал Грюм, раздвинул упругие белые бёдра и стал неторопливо смазывать тёмное узкое отверстие. Сперва волшебник лишь слегка надавливал на пульсирующее кольцо мышц, то тихо и аккуратно, то сильнее, почти что проникая пальцами внутрь, будто проверяя тугой вход на прочность. Но на самом деле мужчина просто-напросто изучал то, что сейчас было перед ним. Аластор, конечно, многое видел в своей жизни, однако ему действительно ранее не приходилось сталкиваться с задницами других мужчин. Маг сильно сомневался, что и свою-то он видел хоть раз. Стоя перед зеркалом, ему никогда не приходила в голову мысль повернуться, нагнуться и посмотреть. Ему и лица своего вполне хватало, однако же, попка мальчишки была что надо. Это, конечно же, было совсем не тем, к чему мужчина привык, но упругость дрожащих в нетерпении мышц, жар кожи и, что удивительно, терпкий, совершенно приглядный запах — всё это, несомненно, внушало живую надежду на то, что ночь не пройдёт даром. И вот мужчина рискнул проникнуть внутрь. Сначала он неторопливо ввёл один палец, затем второй. Попрошайка же почти никак не отреагировал на это событие, лишь что-то недовольно зашипел, напрягся, но не более. Тогда Грюм списал это на волнение или страх, хотя сейчас мужчина прекрасно понимал: Крауч просто был расстроен тем, что не смог лишить своего врага оружия или, что ещё интересней — обезвредить мужчину его же палочкой, — и теперь был вынужден продолжить эту грязную игру, иными словами — дойти до самого конца. Думая об этом, Аластор испытывал двойственные чувства. С одной стороны мужчина искренне злорадствовал, а с другой — ему было жутко некомфортно от мысли, что тогда, когда он получал удовольствие, парень под ним с нетерпением ждал мига, когда всё это, наконец, кончится и он сможет выслужиться перед своим Милордом. Иными словами Аластора безумно бесил тот факт, что с ним переспали ради внимания другого мужчины… И эта мысль, пожалуй, была центром нервозности Грюма. Маг упорно и кропотливо разминал неподатливый вход, разводя пальцы и раскрывая тугой анус, покачивая ими из стороны в сторону, стараясь погрузить фаланги как можно глубже. — Попробуй надавить, — в какой-то момент посоветовал мужчине парень. Ему явно уже наскучил этот цирк. Но Аластор не жаловался и послушно исполнил просьбу любовника — он надавил пальцами на горячие стенки, тут же получив долгожданный отклик. Всё нутро юноши сжалось. Парнишка глухо простонал в декоративную диванную подушечку и подался бёдрам назад, насаживаясь на толстые пальцы аврора. — Да… именно так… — пролепетал парнишка, ёрзая на фалангах волшебника. — Ну же, продолжай… Дальше… Грюм тут же схватил юношу за бока и торопливо приставил головку члена к пульсирующему входу, надавил на дырочку и буквально задохнулся от жара, что пробрал его до самых кончиков пальцев, стоило достоинству лишь оказаться внутри молодого тела. Волшебник сделал несколько изучающих неглубоко проникающих тугих движений, а затем, не увидев никакого сопротивления, вконец осмелел, и член задвигался внутри юноши свободнее и быстрее. А какое дикое удовольствие маг получал от вида своего достоинства, исчезающего между этих упругих бёдер, хлюпающего звука и энергичных шлепков его мошонки о ляжки парня. Попрошайка схватился руками за обе половинки своей аппетитной попки и изо всех сил растянул их в стороны, чувствуя, как в туго натянутом колечке ануса непрерывно снуёт мужской орган. Видя это, Аластор сам взялся руками за задницу мальчика, удерживая её широко раскрытой. Юноша подвывал от восторга во время каждого жёсткого толчка. Грюм брал мальчишку совершенно немилосердно, и попка парня принимала весь его толстый пенис почти целиком. Волшебник трахал мальчика всё быстрее и быстрее, и вскоре эти яростные толчки превратились в какую-то беспорядочную дрожь. Если раньше Грюм входил очень глубоко, делая размеренные движения, то теперь толчки стали очень быстрыми, сумбурными, почти лихорадочными, но мелкими. Член вибрировал, погружаясь неглубоко, находясь почти в самом колечке тугих мышц. Но вдруг Грюм снова сделал несколько яростных глубоких погружений и застонал в полный голос. Всё его мускулистое тело содрогнулось, словно в припадке, а затем мужчина замер на несколько долгих секунд, аккуратно извлёк достоинство из широко раскрытого отверстия, полного горячей спермы, провёл скользкой головкой между умасленных семенем бёдер и отуплённо повалился на диван. — Иди сюда, мальчишка, — не раскрывая глаз, прошептал мужчина, — давай я сделаю тебе так же хорошо. Ты заслужил. — Несомненно заслужил, — сладко проворковал парень, подобравшись к магу ближе. — Империус! — и всё кануло во тьму, а следующим, что увидел Грюм, были высокие стены безразмерного сундука. …Мужчина сделал ещё один глоток огневиски. Его, как и тогда, пробрал жар. Лицо вспотело и раскраснелось, а уже такое немолодое тело вновь попросило ласки. Только теперь Аластор был один-одинёшенек, рядом не было мальчишки, который мог бы ему помочь. А перед глазами всё всплывали эти навязчивые образы, полные горько презрения к самому себе и того удушливого аромата чужого тела рядом. Мужчине казалось, что вот-вот до ушей донесётся сдавленный стон и скрипнет старый грязно-бурый диван под ним и тем жалким попрошайкой.