Ненависть

Хаширама не задавал лишних вопросов, хотя на его лице и мелькнуло беспокойство не только за брата, но и за его оппонента, однако, ему хватило краткого объяснения: - Что произошло? - Подрался с Мадарой. - Ясно... Ох, да ты ж пьян... Пьян – это хорошая отмазка на все случаи жизни, а уж вкупе с общеизвестной неприязнью Тобирамы к главе Учиха факты складно и легко занимали своё место в логической цепочке восстановления событий в баре. Правда, младший Сенджу не был уверен, что мог бы дать ослабленному от ран человеку изо всех сил по этим самым ранам, испытывая к нему лишь неприязнь, даже если это Учиха Мадара. Тобирама не без основания считал такой поступок недостойным себя. А сейчас вот... Сорвался? Голос брата – как сквозь толщу воды: - Я не медик, потерпи чуть-чуть. Потом заклеишь. Ранки на лице защипало, висок заныл позже – тяжесть в груди, Хаширама залечивал гематому там. Тобирама заснул до того, как старший Сенджу закончил, думая о том, что, скорее всего, после брат сразу же побежит к Мадаре. Пластырь на висок, тонкая полоска. Пластырь на щёку. Ощупать рёбра – терпимо, спасибо Хашираме. Висок побаливал и одаривал мигренью, но это можно было спокойно пережить; Мадаре, наверняка, было много раз хуже. Тобирама прижался лбом к холодному зеркалу. Уже почти всё... Всего один раз остался. Сенджу шёл к Мадаре с лёгким сердцем. Хаширама в безопасности: что бы ни руководило главой Учиха на самом деле, интуиция подсказывала, что условий их договора он нарушать не будет. Это обнадёживало и придавало смысл собственным поступкам. По его приходу Мадара изучающе скользил кончиками пальцев по парочке новых стежков на груди слева, ближе к плечу; на полу стояли керамическая бутыль для саке и две рюмки, точнее, одну, уже пустую, Учиха задумчиво вертел в пальцах другой руки. Не поднимая взгляда на Тобираму, он бросил: - Пей. - Я не собираюсь давать тебе шанса меня отравить. Мадаре его ответ не понравился, однако, злости с его стороны не наблюдалось. Мужчина взялся за горлышко бутыли, сделал пару больших глотков и поставил её обратно. Сенджу заметил, что мутноватой жидкости, которая на самом деле могла оказаться выпивкой, осталось совсем мало, со стороны даже не видно, сколько. Значит, Учиха на самом деле выпил – это точно не яд. Впрочем, он мог принять противоядие заранее, но, как правило, действие таких отравляющих веществ легко нейтрализовать, а если бы Мадара на самом деле намеревался его отравить, то уж наверняка. Тобирама вылил остатки в рюмку – как раз на одну набралось – и незаметно принюхался. Вроде подвоха не было... Глоток. Горьковатый вкус, горло чуть обожгло... Обычное саке, разве что покрепче обычного. В следующее мгновение спину прострелило лавовым жаром. Сердце пропустило удар и сразу же забилось чаще, что отзывалось гулом в висках. Шею сжала невидимая рука, перекрывая доступ достаточного количества кислорода. «Что... со мной... м...» Ноги подкосились. Сенджу упал на колени, зажимая себе рот рукой; его трясло, живой огонь быстро растекался по жилам, а мышцы наполняла предательская слабость. Дыхание стало судорожным, частым. - Какого... ха... что ты мне подсыпал?.. ха... Мадара, не торопясь, подошёл к нему вплотную и сел на корточки спереди. - Тебе интересно? – он ласково коснулся скулы Сенджу, пальцы оказались горячими. – Это один очень интересный наркотик, от которого нет антидота... А хочешь, расскажу, чем он интересен? Тобирама не хотел. Тобираме хотелось, чтобы тело перестало гореть, чтобы вернулась сила в руки и чтобы жар не стекался к низу живота. Мужчина дёрнулся, пытаясь не дать себя трогать, но Учиха просто разрезал ткань водолазки, и она слетела сама. Воздух показался наждачкой для ставшей вдруг чувствительной кожи. - Интересен он тем, - ненавистные вкрадчивые интонации, - что чем меньше доза, тем сильнее эффект. Я-то почти всё выпил, а вот ты... - Урод... Сенджу попытался от него отодвинуться, но к горячим рукам тянуло на уровне инстинктов. Согнувшись, он едва не застонал, когда твёрдый член потёрся о ткань брюк. - Не бойся, это не яд, - Мадара огладил его плечи. – Всего лишь афродизиак, правда, очень сильный... хех... кажется, ты заметил... Учиха положил руку ему на пах и чуть надавил. Тобирама едва не вскрикнул. Мадара воспользовался заминкой и, стянув с него брюки вместе с бельём, повалил на спину. Больше он ничего не говорил. Ему хотелось вырваться. Сенджу брыкался, но это было настолько слабо, что его даже держать не требовалось. Собственное тело предавало, слушаясь прикосновений Учиха: поглаживаний живота, грубого лапанья боков. Напряжение с каждой секундой становилось всё невыносимей и сильней, член требовал к себе определённого рода внимания. Хотелось горячего секса. Дико, до дрожи, и плевать с кем, хоть с Мадарой. Тобирама закрыл глаза, чтобы не видеть его лицо, но его трясло от нетерпения. «Сосредоточься... Это всего лишь... наркотик... а-а...» Учиха вздёрнул его ноги выше, забрасывая себе за пояс, и Сенджу еле сдержался, чтобы самому не прильнуть к нему. Тобирама не почувствовал боли, впрочем, кажется, Мадара его всё же растянул под себя. Сознание заволокло белёсой пеленой желания, и мысли растворялись в ней, будто в ядовитой кислоте. Но эта наполненность... Так пекло, тянуло... - Ма... – вырвалось. - Смотри на меня, - прорычал Учиха, схватив за волосы и зафиксировав голову в одном положении. – Смотри мне в глаза, запоминай... Мадара начал размашисто двигаться. Тобирама стиснул зубы, удерживая не боль, а рвущиеся из горла крики удовольствия. Это всё наркотик. Как же хорошо... хорошо! Мадара остановился – Сенджу протестующе всхлипнул – и, закинув одну его ногу себе на плечо, возобновил толчки. Первый был настолько глубоким и сильным, что Тобирама распахнул рот в беззвучном крике, задыхаясь, и запрокинул голову назад. Учиха, издеваясь, влажно прижался губами под коленом. От изменения угла проникновения ощущения стали острее, а, возможно, действие наркотика усиливалось по мере усиления возбуждения. Мужчина слепо шарил руками по футону, ища, за что ухватиться, и в итоге вцепился в плечи Мадары, так как больше было не за что; гладкая кожа на его лопатках заскользила под пальцами. Учиха вновь заставил посмотреть себе в глаза. Вспыхнул шаринган, томое завертелись, и Сенджу не успел отвести взгляда. Глубоко. Сильно. Но всё ещё мало. - Ах!.. н-н... Головка собственного стоящего колом члена сочилась естественной смазкой, пачкая живот. Мадара отпустил его, склонился к шее, мокро целуя сонную артерию. С наслаждением так, причмокивая... Тобирама лишь плотнее обнял его, ухватившись ладонью за запястье другой руки. Сознание куда-то ускользало. - Как жаль... – он облизал возле уха, - что действие этого препарата скоро закончится... ха... Давай, кричи, тебе же нравится, что я тебя трахаю... ах... Сенджу на мгновение прикрыл глаза – Мадару он почти не слышал. Учиха вышел из него, и пустота там, внизу, была крайне мучительной, перевернул на живот и, навалившись сверху, вжимая в матрас и впиваясь в загривок, перетянул его на бок. Тобирама захныкал из-за вернувшейся твёрдой плоти и не возражал, когда Мадара согнул его ногу – ту, что не была прижата к постели – и начал иметь его сзади. То, что мешало, забивало голову: злость, вопли разума, гордость, здравый смысл, границы собственного «я», - всё осыпалось, как старая облупившаяся краска, и исчезло. Мужчина был уже не в состоянии сдерживаться, самое большее, на что хватало – не просить. Не контролируя себя, Сенджу по-блядски подмахивал, не в ритм насаживаясь на таранящий его член, и протяжно стонал в голос. Извернувшись, Тобирама дотянулся до Мадары и ухватился за него. Учиха часто и шумно дышал ему в затылок, стискивая бедро и прижимаясь грудью к взмокшей спине, и шипел. Чувствуя близость долгожданной разрядки, Сенджу потянулся к себе, но Мадара перехватил его руку, болезненно выворачивая. - Ты кончишь... ха... так... без рук... – прошептал он. Учиха был прав – кончит. Попытка перевернуться с бока на живот, чтобы потереться пульсирующей головкой о ткань, была жёстко задавлена, но этого не потребовалось – Тобираме хватило горячего семени, ударившего куда-то внутрь, и он сам, вскрикивая, излился себе на живот и на футон. Сенджу был уверен, что отрубится мгновенно, но нет... Мадара отпустил его, отстраняясь и отходя в сторону. В голове что-то переклинило и пока что отказывалось возвращаться на место; Тобирама лежал на животе и остаточно вздрагивал. Действие препарата постепенно сходило на нет. Краем глаза мужчина заметил, что Учиха невозмутимо одевается. - Учиха не тронут Хашираму, - сухо сообщил он, управляясь с завязкой на штанах. – Свободен. С этими словами, Мадара вышел в другую комнату. Тобирама жадно хватал ртом воздух и задыхался. Стены собственной комнаты давили на голову, Сенджу, царапая лоб, закрывал глаза руками. Его колотило, а челюсть уже свело от того, насколько сильно он стискивал зубы. Учиха был прав тогда. Шлюха. Шлюха-шлюха-шлюха!.. Чёртова дешёвая блядь, которой воспользовались, а после – брезгливо выбросили. Стонал под Мадарой, кайфовал от этого... - Ум... – Тобирама вцепился себе в волосы. Да, Хаширама в безопасности. Да, это был наркотик, который он выпил по глупости, решив, что достаточно хорошо просчитал чужие действия и намерения. Но теперь Сенджу не сможет этого забыть. Завихрения шарингана, злое «запоминай» - Учиха впечатал то, что было, в его память, выжег калёным железом. Теперь поможет только чудо, но Тобирама в них не верил. По факту. Никогда. И не поверит теперь ни за что. Успокоиться не удавалось, несмотря на то, что он уже смыл все следы и ничего не болело, так как лучше б избил снова, лучше б... Да что угодно лучше! Сенджу сдавил голову руками, будто тисками, жмурясь и пытаясь сдержать рвущийся из груди вой; похожее с ним было, когда убили Кавараму, и ночью, в тайне ото всех, он дрожал в собственной постели, раз за разом вспоминая мутные закатившиеся глаза родного брата. Похожее – но всё же иное. Это была желчь. Мерзкая, едкая, сжигающая – она расползалась в груди, наполняя всё тело, затапливала, Тобирама почти улавливал запах металла от неё. Это было так мучительно, а растущее желание сломать Мадаре хребет – так естественно... То же чувство руководило им, когда он разрушал могилу Изуны. «Оно» вернулось и накрыло с головой. Не так давно Хаширама сказал, что он достоин звания Каге, и Сенджу младшего согрела такая похвала. Но брат был неправ. Хокаге не должен никого настолько сильно ненавидеть. Это чувство разъедает и уничтожает, и процесс уже был в необратимой стадии, хоть осознал это Тобирама только сейчас. Достоин он не был. Хаширама ошибся – его младший брат не выдержал. Тобирама выгнулся на футоне, съезжая ниже и молотя голыми пятками по полу. Доски казались ледяными. От собственных смешавшихся эмоций сделалось плохо. Рухнув обратно, мужчина дрожащей рукой натянул на голову покрывало и поджал ноги к груди. Впрочем, заснуть сегодня он не надеялся. Прошло уже несколько дней, а эмоции не вернулись. Перегорев в ту ночь, они рассыпались пеплом, оставив лишь расчётливость и глухое желание убить Мадару. Впрочем, последнее было взаимным. Тобирама зачастил на крышу. Оттуда был хороший обзор, тихо, а облака всё плыли и плыли, и ничто не могло нарушить их ход. Хотел бы он так же... Ещё ему постоянно хотелось спать. Когда сосущая под рёбрами пустота становилась невыносимой, Сенджу просто сбегал в мир снов. Из кровати выбираться было в тягость, впрочем, со стороны всё выглядело, как банальная усталость. Часы его жизни тянулись и тянулись... Отосу, та самая, из публичного дома. Не думал Тобирама, что встретится с ней за стенами борделя, и не где-то, а на улицах селения Листа. Хоть она стояла далеко, а рука главы Учиха покоилась у неё на плече, Сенджу сразу её узнал и отметил изменения. Волосы отросли и, завиваясь на концах, прикрывали уши. Фигура слегка округлилась за невероятно короткий срок – деньги Мадары она потратила с определённой для себя пользой, впрочем, девушка всё равно напоминала привидение или бледного мотыля. На её ногах были дешёвые соломенные варадзи без носков.* Учиха что-то старательно втолковывал Хашираме, но не долго. Подозвав одного из своих, мужчина подтолкнул робеющую Отосу вперёд, надавив ей между лопаток, и, вероятно, приказал увести, а после, сунув руки в карманы, тоже ушёл, свернув через пару метров в проулок. Старший Сенджу быстро нашёл Тобираму в толпе. - Представляешь, он её выкупил, - сказал Хаширама сходу. - Да? Неожиданно. Но какое ему дело? - Очень... Впрочем, уверяет, что она не неумёха... повезло девочке. Тобирама кивнул, так как ей на самом деле повезло – выбраться со дна общества чрезвычайно трудно. Зайти к ней что ли? Нет... Учиха хорошо постарался, Сенджу младший ещё не скоро будет чувствовать себя комфортно во время секса. - Кстати, хочешь новость? - Что-то случилось? Сухо. Мрачно. Но не настолько, чтобы брат что-то заподозрил – Тобирама очень старался. - Хикаку приходил свататься к Токе. Я дал согласие – отца-то её давно нет в живых – да и сама она обрадовалась... Представляешь? Тобирама ничего не ответил. Брак – это серьёзно, но брак между членами могущественных кланов – ещё серьёзней. Союз Токи и Хикаку поставит печать нерушимости на мир между Учиха и Сенджу, договор будет скреплён чем-то большим, чем словами и чернилами – его скрепят жизни двух людей. И это не расчётный брак. Отнюдь не расчётный. - Нет, не представляю, - честно ответил младший Сенджу, когда как в груди пошло пузырями знакомое уже озеро гадкой желчи. Нет, он не собирался эгоистично привязывать Току к клану. Нет, лично к Хикаку он не имел никаких претензий, почти не имел – но этот брак будет плодотворен с политической точки зрения, а если у них родится дитя, то оно не будет принадлежать ни к одному клану и станет символом мира. Просто Тобираму тянуло блевать прямо здесь от неизбежной перспективы породниться с Мадарой Учиха. * Варадзи — сандалии, сплетённые из рисовой соломы или пеньки, один из видов традиционной японской обуви. Имеют незначительный срок службы, однако очень легко изготавливаются: пучки сплетённой соломы проходят сквозь петли, закреплённые на подошве, и завязываются на лодыжках