Ноль-ноль-икс-игрек

У него еще не было такого сложного задания. Пришлось внедряться в преступную группировку дождевых червей, которые уже почти прокопали подземный ход до забытой в глухой сибирской тайге ядерной боеголовки. Нет, они не собирались перепродать уран ближневосточным террористам или впавшим в старческий маразм фашистам, они собирались облучиться, мутировать в гигантских червячищ и захватить всю Землю. А людей потом заставить строить новые ракеты, чтобы улететь к звездам и завоевать Вселенную. Это было дело не для рядовой разведки, а для него, Слагса. Джеймса Слагса, агента ноль-ноль-икс-игрек. Он научился не только их языку, но и копать туннели, и подманивать собою рыбу, и вытягиваться в длину, становясь раза в три тоньше самого тонкого слизня, и в конце концов это спасло ему жизнь. Он как раз изо всех сил вытянулся, спеша за своим дождевым провожатым, когда острая боль пронзила его длинное тело ровно посередине, перерубленное ржавой лопатой, рядом бухнулся огромный черный и воняющий дёгтем сапог, и сверху пахнуло перегаром: – Ну чо, Михалыч, идем откапывать твой цветной металлолом? По счастью, проводник не бросил агента, а втащил за собой. Ну, половину агента. Верхнюю. Как ни странно, он выжил. То есть это было бы странно для слизня, но он-то играл роль дождевого червя, так что это только помогло ему вжиться в образ и войти в банду. Как только он выполз из лазарета, делая вид, что все в порядке, его сразу допустили к самым важным секретам, которые были переданы им наверх, и через некоторое время вся эта кодла тощих, бледных несостоявшихся повелителей мира были выкопаны той же лопатой, что разрубила его. До него, уже уходящего к своим по самой узкой норе, долетело: – Михалыч, ты гля, бля, сколько червей сразу! Это нам не только на удочку, но и на донку сразу хва... Потом был отпуск – долгий отпуск на безопасных теплых островах, с деликатесами, коктейлями, жен... Нет, в этот раз без женщин, спасли-то только верхнюю часть. Слагс боялся, что это навсегда, что это увечье выбьет его из профессии, но время и вхождение в образ совершили чудо – вторая половина отросла! И не только отросла, но и начала полноценно функционировать! Он понял это, когда увидел Её. На островах было много красавиц, но в ней было какое-то особое очарование. Его тянуло к ней, как – он боялся в этом признаться даже себе – как к своей половинке. В принципе, это, конечно, мог быть и "он", слизни же все гермафродиты, но по тому, как она замирала, раскачиваясь под порывами ветра, будто у нее совершенно пустая голова, как невпопад отвечала на вопросы, как постоянно находила приключения на свою аппетитную попку – это была она! Так что когда он пригласил её к себе, вопрос, кто будет сверху, не стоял. То есть у Слагса стояло все, кроме этого вопроса, он с порога накинулся на неё, обвил её упругое гибкое тело горячими кольцами своей страсти, прикрепил к потолку из листа, и они весь вечер провисели под ним, раскачиваясь от порывов ветра, обдувавшего их разгоряченные тела, и от собственных энергичных движений. Их сплетенные члены не один раз раскрывались нежным белым бутоном, отдавая и принимая в себя сперму партнера; их тела блестели, как фосфоресцирующий океан; их единение было настолько гармоничным и полным, что Джеймс после секса впервые в жизни решил представиться: – Слагс. Джеймс Слагс. – Слаааагссс... – протянула она томно. Было что-то в звуке ее голоса... что-то, что казалось давно знакомым, и таким притягательным. – Да, детка, а как тебя зовут? – Зовут? Ааа, зовут. Джейн? Да, меня зовут Джейн... – Джеймс и Джейн. Это так... мы как одно целое! – Оооо, целое! Когда-то я была целой... – Джейн несколько оживилась, в глазах мелькнуло что-то, похожее на мысль. – Это было давно. Но потом пришла боль, холод, пустота... А потом меня взяли на рыбалку. Но рыбы не стали меня есть, и меня течением принесло сюда. Джеймс напрягся, уже не так приятно, как это было несколько минут назад. – И давно это было? – О? Давно? А, время... я не знаю, – захихикала она. – Иногда мне кажется, что это было в начале жизни, а иногда – что до этого было еще что-то. – А что ты еще помнишь? – Михалычь. Его звали Михалычь, и у него на голове был зеленый и одноглазый комок слизи. Вот кто был главный, он и велел бросить меня в воду. Джеймс с ужасом посмотрел на свою новую подружку. На свою давно знакомую половинку. – Я. Трахал. Свою. Задницу. – Ооо? Джееймс? – томно протянула бывшая задница. – Ты понимаешь? Ты моя задница, и я тебя трахал! – в отчаянии от содеянного агент, или бывший агент, соорудил на потолке петлю, просунул в нее голову, повесился, повисел немного молча, постоянно выскальзывая, но потом продолжил: – Вот почему меня так к тебе тянуло. Ты – моя часть, моя анима. – Оооо, Джееееймс! – еще томнее протянула анима. – Анимус и анима. В двух разных существах. Как две половинки одного целого, разделенного богом, но внезапно нашедшие друг друга. И это моя задница! Висеть в петле дальше было глупо и неудобно, хотя глупо это было с самого начала. Агент ноль-ноль-икс-игрек выбрался из петли, встал у бара, сделал себе любимый мартини с водкой – смешать, но не взбалтывать. Кажется, сейчас ему предстояло принять важнейшее решение в своей жизни. Ему предстояло решить, останется ли он со своей половинкой, своей задницей, когда-то весьма горячо им любимой, а теперь живущей своей отдельной жизнью? Сможет ли он в будущем наслаждаться близостью с ней так, как это было до его нечаянного открытия? И что свяжет его по рукам и ногам, и может дать потенциальным врагам дополнительные козыри в игре с ним. Или же он откажется от личного счастья с привкусом селфцеста ради Родины? Он не торопясь пил свой мартини. Самым сложным в работе агента было не задания, а эти минуты мучительных раздумий перед принятием решения. Голубые глаза агента 00ХУ становились холоднее и холоднее, как лед, который никогда не видели на этих островах.