Громче колоколов

Громче колоколов Они так поглощены друг другом, что это даже не смешно. Ну разумеется, ведь то, что они испытывают – оно такое огромное, такое новое и особенное, что его никак нельзя оставлять за закрытыми дверями со всем прочим, чем они там занимаются. Им нужно больше, нужно постоянно: намеки, напоминания, доказательства близости. Иногда это раздражает; Дин и раздражается. А потом пожимает плечами и говорит себе, что бывают вещи и похуже, чем наблюдать, как палятся двое твоих друзей, даже не пытаясь скрыть свои отношения. Он только надеется, что для остальных это выглядит не столь очевидно – хотя вряд ли. Роман и Сет делают все, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Они обмениваются прикосновениями прямо при всех, как будто не переживут, если не дотронутся друг до друга в течение двадцати минут, пока длится матч. Их движения и жесты - как отражение в зеркале, словно их тела продолжают беседу даже когда они сами не могут говорить. И они очень настойчиво повторяют друг за другом все, что можно и нельзя, начиная от почти одинаковых фотографией какого-то городского пейзажа до падений на ринге. Их будто разрывает между желанием оповестить весь мир о своей связи и необходимостью хранить секрет ради собственной безопасности. Поэтому они проверяют, насколько далеко они могут зайти, чем рискнуть. Они носятся со своей любовью как с условным знаком, который вывешивают на виду, но который понятен лишь посвященным. Вот только посвященными оказываются почти все вокруг. Европа очень дурно на них влияет. Слишком далеко от дома, слишком много свободы. Как будто другой континент – это практически другой мир, в котором не действуют обычные правила. И они не знают удержу. Дин думает, что, наверное, никогда не видел их более счастливыми. И, наверное, они никогда еще не были более безрассудными. Два глупца. Они поправляют друг на друге одежду перед матчем, а их пальцы блуждают, шепчут, обещают – позже! - и Дин, которому приходится на это смотреть, вдруг думает, что Сет, должно быть, знает каждый завиток Романовой татуировки наизусть, может повторить весь узор вслепую. Эта мысль ему не нравится. Но они все время заставляют его думать о чем-то таком. Вот Роман тянется за смартфоном Сета, чтобы посмотреть, какая песня играет – а вместо этого их руки встречаются, сталкиваются, снова и снова, как будто не могут найти смартфон в переплетении пальцев. Или когда Роман берет ту бутылку воды, из которой только что пил Сет, и пьет из нее – это такой медленный, нарочитый жест, что Дин едва сдерживается, чтобы не прыснуть со смеху. Дотрагиваться губами там, где были его губы? Им ведь уже не по пятнадцать лет! Иногда Дин думает о том, как же это все закончится. Может быть, однажды они сделают что-то столь однозначное, что никто не сможет закрыть на это глаза. И тогда компания вряд ли выскажет такое же понимание и поддержку, как в случае с Дарреном Янгом. А может, они просто перегорят – именно потому что сейчас между ними так искрит – и вернутся к своей обычной жизни, к своим подружкам, и все снова будет прилично и нормально. Оба варианта почему-то не очень радуют. А затем Дин думает, что, пожалуй, ему бы хотелось, чтобы все закончилось поскорее. Не ради них, а ради него самого. Они его друзья, и он их любит, но он устал наблюдать за их играми и устал бояться, что будет, когда их уютный маленький мирок взлетит на воздух. Наконец они возвращаются домой. В самолете тишина – почти все спят, а кто не спит, тот слишком устал, чтобы разговаривать. Роман и Сет сидят через проход от Дина, в одном из последних рядов. Сет с головой укрылся курткой, только темные и выбеленные перья волос торчат на макушке. Похоже, ему холодно и ужасно неудобно, и когда он елозит в кресле, куртка сползает на пол. Дин смотрит, как Роман поднимает ее и снова укрывает Сета. Тот что-то бормочет, не просыпаясь. Роман улыбается, глядя на него. Это такое незащищенное выражение – очень редкое для Романа - тихая, сияющая улыбка. Так смотрят на того, кем гордятся, на того, кто тебе бесконечно дорог. Дин не знает, смотрел ли кто-нибудь когда-нибудь на него вот так. И он даже не уверен, что хотел бы этого. Но эта улыбка разрывает ему сердце.