Мало времени

Часы громко тикают в вязкой тишине кабинета, болезненными щелчками секундной стрелки отсчитывая время. Щелчок - теплые большие ладони ложатся на плечи обоих оставшихся, задерживаясь и чуть сжимая на несколько мгновений дольше приличия. И это даже как-то уютно - от прикосновения теплеет в груди. Около пяти щелчков - дверь тихо закрывается с той стороны. Кабинет вновь погрузился в тишину, разрываемую щелчками секундной стрелки. Молчание не давит, оно просто угнетает, тянет куда-то вниз, повиснув тяжелым камнем на шее. Кажется, галстук и стал веревкой, которую ему хочется развязать, скинуть прочь и забыть. Но не получится. У них есть еще немного времени. Сложенные замком руки уже затекли, отзываясь покалыванием в пальцах, а острый подбородок до боли упирается в этот "замок". Неизвестно, кому сейчас тяжелее: ожидающему конца или же ожидающему конца любимого? Он бы задумался над этим, но у него слишком мало времени, чтобы предаваться философским взысканиям. Кажется, самого ожидающего вовсе и не заботит то, что скоро случится. Затылок упирается в холодную стену, глаза прикрыты - почему-то он сел на пол. Когда он слышит тихий скрип кожаного кресла, то даже не думает о том, что этот человек останется. Наверное, тяжело видеть сильных слабыми, веселых грустными и взбаламошных спокойными. Он и сам знает, что зрелище не из приятных. Но человек тихо садится рядом. Потемневшие голубые глаза открываются, чтобы увидеть, что он просто рядом. Действительно рядом. Пересохшие губы растягиваются в теплой улыбке, от которой на потрескавшейся коже появляются еще несколько трещинок. Жаль, что улыбка все равно тусклая. Он смотрит на слабую улыбку и чувствует, что все-таки внутри что-то ухнуло вниз. Он даже слышит треск чего-то упавшего. От этой вымученной искренности скручивает желудок, да и не только его. Все существо скручивается в большой узел, болезненно сжимающийся с каждой секундой. Не улыбайся бы он так, ничего бы и не было. На заднем плане все так же щелкает секундная стрелка, а часы издевающейся галочкой тычут вверх, расходясь в стороны примерно на тридцать градусов, если уходить в геометрию. У голубоглазого всегда была тяга к математическим предметам и естественным наукам. Пять минут. Артур прикрывает глаза. У них все еще есть немного времени. - Ты... Он не знает, что хотел сказать, просто очень хотелось нарушить молчание. - Мне не страшно. Артур смотрит на него. Дурак совсем. - Мне не страшно, и ты не бойся. Ведь всему свое время, верно? - на его теплую улыбку невозможно смотреть. - Моё уже истекло, Арти. Мне пора. Но давай не будем о плохом. - Давай. Он не узнавал свой голос. Он не узнавал себя. Он даже с трудом мог вспомнить, где они сейчас. - Поговори со мной, пока я не... - Сегодня хорошая погода, не правда ли? Альфред пару секунд смотрит на Артура и тихо фыркает, даже не пряча смешок. - Да, солнечно. Я люблю солнце. Особенно в пятницу. Знаешь, сегодня вечером я хотел покататься на велосипеде по парку. Он совсем рядом с моим домом. Не хочешь прокатиться со мной? - Обычно я не катаюсь по пятницам, особенно по вечерам. Но в этот раз, думаю, я могу сделать исключение. - Тогда сегодня в шесть у моего дома, о'кей? - американец подтягивает ногу к себе, упираясь в колено рукой. - Да. Конечно, в шесть я буду. Но если ты опоздаешь хоть на минуту - я поеду один, - немного замявшись вначале, отвечает Артур. - Господи, да я тогда задержался на пять минут. Альфред опять тихо смеется. Да, было дело. Как-то странно все это было: когда какие-то совещания проходили у Альфреда, они вместе катались на велосипедах. Просто так, иногда даже молча. - Неправда, я ждал тебя двадцать минут. И все потому, что кто-то слишком много ест. - Все потому, что кто-то слишком внимательно следит за временем. И они опять замолчали. Артур смотрит на часы. Почему-то вместо ожидаемых четырех минут осталось всего три. У них катастрофически мало времени. - Артур? - Да, Ал? - Какой чай ты сегодня пил? Артур тихо фыркает. - Не знаю. Я не уверен, что в твоих гостиницах вообще отличат зеленый чай от белого или красный от черного. Ведь и правда по цвету смотреть будут. В ответ слышится скептичное хмыканье. - Как по мне, так без разницы, какого он цвета, главное, чтобы вкусный был. - Логично. - И чтобы сахара побольше. Углеводы. - Балда. Для того, чтобы потреблять суточную долю углеводов, надо не только чай с сахаром пить и сладкое лопать, - он невольно улыбается. - И я очень сомневаюсь в том, что ты потребляешь что-то помимо перечисленного. - Честно? Некогда как-то было. - Ясно. Смотреть на часы Артуру даже и не приходится. Время идет как-то подозрительно быстро. Черт возьми, времени совсем не хватает. - Черт, Альфред, почему все так? - Извини, - с его стороны слышится вздох. - Да засунь ты себе эти извинения куда хочешь. Просто объясни... Он замолкает на середине предложения, когда теплая рука осторожно касается пальцев, переплетая их со своими. Артуру думается, что он бы мог посидеть так вечно: опираясь на одну стену, дыша одним воздухом, смотря в один потолок. Будто сам мир сейчас состоит из одной комнаты, где они - центр их вселенной, где даже само время крутится вокруг них двоих. Молчание опять заполняет кабинет. Что-то отчаянное бьется изнутри, но глаза не слезятся. Даже не щипет. - Знаешь, я хотел бы, чтобы ты стал моим пятьдесят первым штатом. Автономным, - улыбка трогает его губы. Несколько секунд Артур обдумывает сказанное, закусив губу. - Если ты хотел сказать, что любишь, то... Альфред лежит щекой на плече Артура. Его глаза закрыты, а на губах осталась легкая улыбка. И уже не бьется сердце, и уже воздух не нужен. И уже их мир разрушен, потерявший одну из своих составляющих. И не вращается больше время, восстановив линейный ход, и в их разрушенный мир вторгся шум за дверью и холод. - Ты бы хоть раз мог дать мне договорить, дурак.

***

- Артур? - Ал. - Ты плачешь? - Если хочешь, то я буду твоим пятьдесят первым штатом. - Что за ерунду ты несешь? Тебе сон плохой приснился? - Просто заткнись и скажи, что согласен. - Я люблю тебя, и не нужны мне такие доказательства, понял? А сейчас я просто обнимаю тебя и ты спишь, договорились? - Да. - Спокойной ночи, Артур. - Спокойной ночи, Ал. Я люблю тебя. - И я, Артур, и я.