Желания

- Я хотел бы носить тебя на руках, - чужой голос звучит низко и заливается в ухо прямо из прижатых к коже горячих, обветренных губ. Минсок дергается, выворачивается, чтобы посмотреть, кому настолько сильно надоело жить. - Я тебе не девочка! - Минсок возмущается, потому что ничего больше в голову не приходит. Странная фантазия незнакомца рвет что-то в голове, ответственное за логику, остроумие и независимость. Остается только бесстрашное детское любопытство и совершенно необъяснимое, до сих пор чуждое Минсоку желание: чтобы обнял до хруста в ребрах. Именно этот вот парень с невозмутимым, почти безэмоциональным лицом. Чтобы обнял, прижал головой к груди и сказал что-нибудь еще, в равной мере романтическое и глупое. - Глупо носить на руках только девочек, - парень, кажется, умеет читать по глазам, потому что его руки смыкаются у Минсока поперек груди, не давая взволнованному сердцу вырваться и выпасть на грязный осенний асфальт. Куртка и свитер под ней не помеха: Минсок чувствует, как последовательно сгорают клеточки кожи, которым достается слишком много тепла от белых, наверняка холодных без перчаток рук. - Да и не хочется, если честно. А тебя хочется. - Только носить? - Минсок смеется чуть нервно, искусственно, потому что в последней фразе он признает только один смысл, от которого слабеют, подгибаясь, коленки, а руки начинают мелко дрожать. Минсок не знает, куда их деть, бессильно сжимает и разжимает кулаки. - Не только, - голос становится ниже и теплее, а еще тише ровно настолько, чтобы Минсоку захотелось прислушаться. - Тебя хочется. Спрятать и никому не показывать. Держать за руку, чтобы твои пальцы между моими. Целовать, - губы ловко дотрагиваются до теплой кожи за ухом. - Чтобы и нежно, и жарко, и стыдно. - Не надо... - это "стыдно" отрезвляет, как остужает голову прорвавшийся под шарф и куртку ветер. - Отпусти. - Ни за что, - Минсока обнимают так мягко и властно одновременно, что еще одно "отпусти" просто не рождается, не соскальзывает с губ, растворяясь на языке. Вместо него слетает неожиданное для обоих: - Не здесь. Что именно "не здесь?", Минсок не объясняет. Он думает, что должен узнать чуть больше о том, чьи губы так настойчиво лишают его равновесия и чьи руки не позволяют упасть. - Спроси, как меня зовут, - подсказывает незнакомец, снова прижимая губы к Минсоку, на сей раз ласково касаясь холодной щеки. - Как? - Минсок всерьез обдумывает нелепую мысль о том, что этот парень колдун. Или сам Минсок успел сойти с ума где-то посреди пути от остановки автобуса до своего дома. - Сехун. А тебя? - само знакомство кажется Минсоку неловким и глупым, почти бессмысленным, словно происходит во сне. - Минсок, - едва слышно шепчет и опускает голову, прячет лицо в холодных, почти бесчувственных ладонях, но по-прежнему не пытается вывернуться из объятий. - Тебе подходит это имя. Такое маленькое, нежное, сладкое... - Сехун, оказывается, умеет мурлыкать. По крайней мере, от звуков его голоса Минсок снова расслабляется, успокаивается, позволяя себя держать. - Минсок, - Сехун словно пробует его на вкус. - Минсок, Минсок... Пригласи меня к себе. Минсок кивает, даже не задумываясь, что еще вчера счел бы такое развитие событий слишком быстрым. Потому что вчера у него не было Сехуна. Даже подумать страшно, как это, когда никто не обнимает и не целует вот так бережно в висок. Минсок вздрагивает, а Сехун только обнимает его крепче: - Знаешь, вчера был плохой день. И позавчера. Потому что тебя у меня... - Не было, - заканчивает за него Минсок и все же делает над собой усилие, разжимает руки Сехуна, чтобы освободиться, но спустя секунду снова оказывается в плотных объятиях. - Нас не было. - А теперь есть, - Сехун без каких-либо видимых усилий приподнимает Минсока над землей. Минсок соглашается, жадно рассматривая Сехуна, буквально прилипая взглядом к росчерку шрама на щеке. Ему хочется потрогать этот шрам, погладить переносицу и высокий лоб, обвести пальцем контур плотно сжатых губ. - Ты хотел носить меня на руках... - Минсок тянется к Сехуну, наконец устраивая свои руки на его плечах. - И все еще хочу, - Сехун подхватывает, устраивает так удобно, словно они созданы друг для друга. И, в самом деле, несет, в то время как Минсок жарко шепчет ему на ухо, куда идти. И почти не закрывает глаза, хотя от горящих смущением щек можно зажигать спички. - Ненормальный ты, - выдыхает Минсок, когда за ними, наконец, закрывается дверь. Сехун соглашается, попутно вытряхивая его из шарфа и куртки, уверенно ведет на кухню, словно Минсок не хозяин, а хрупкая драгоценность. Да он и не умеет быть драгоценностью. Неловким и неуклюжим - запросто. Только поэтому, правда, правда, Минсок разворачивает себе на колени почти полную чашку с чаем. Тут же делается мокро, горячо и немного обидно. Сехун стягивает с него джинсы, заталкивает влажный комок тут же, на кухне, в стиральную машинку, а сам садится на пол перед Минсоком, прижимаясь к горячему бедру все еще прохладной щекой со шрамом. Минсок на ощупь находит руку Сехуна, сплетает с ним пальцы и напоминает: - Ты хотел поцеловать. - Чтобы было стыдно? - Минсок скорее угадывает, чем слышит, чувствуя нежной, тонкой кожей, как двигаются губы Сехуна. И кивает.