Одна страница из дневника Стоукс

А наебнуться крышей, оказывается. очень просто. Даже и наркоты никакой не надо, просто идешь себе, идешь, и опа! За окошком трейлера — пыль и солнце жарит. За спиной, за черной занавеской — мать лежит, парализованная. Зато телепат. И вещи бросает силой мысли. А если выйти наружу, вокруг будет — цирк. Бродячий. С бородатыми женщинами и карликами. А перед глазами — стол гадальный, на нем три карты Таро. Рубашками вверх, и клиентка смотрит жадно, с надеждой. Она хочет себе удачи, конечно. Ну, делать нечего, переворачиваем... Просыпаюсь с воплем посреди школьной клумбы, а вокруг одноклассники стоят. Любуются. Ну шикардос вообще. — Я в порядке, — огрызаюсь сердобольной дуре училке. Отряхиваешь учебники, поднимаешься, топаешь в школу и понимаешь, что ни черта не в порядке. Надо это дело перекурить. Иду в туалет, курю. Дорогой дневник, у нас в школе заебись какие туалеты, сидеть и разглядывать граффити можно вечность. Дорогой дневник, что это было вообще? Почему среди дня я кувыркаюсь в... обморок, или что это за хуйня? Я сидела в каком-то мелком темном трейлере за столом, напротив сидела блондинка, я — или женщина, в чьем теле я была, — гадала ей на картах. Я не пила и не ширялась. Я вообще не фанат, немного могу, но это не мое. Незачем затуманивать себе реальность еще больше, ведь наш мир — это иллюзия. Смысл уходить в сон, если ты и так во сне? Наоборот, надо просыпаться... Рядом — блондинка Либби, та самая, которой перед этим выпали не те карты. У нее волосы колечками вьются, а личико — кошачье. В руке у нее бутыль с мескалем, запястья изящные, тонкие, пальчики нежные. Кожа — белая-белая. Крольчонок. Под задницей — деревянный настил грузовика, без бортов. Над головой — небо, солнце, закат, пыль. Это Пыльный Котел, детка, здесь эта дрянь везде. Либби улыбается, передает бутылку, касается руки. Вспышкой — расплывчатые, больные видения: поцелуи, голая белоснежная грудь, платиновые кудри колечками, вздохи, стоны. А потом с ладони течет кровь... а на дне бутылки вдруг дергается оживший червяк. Подскакиваю, где сидела, и чуть не грохаюсь с подоконника. Ну нихера себе. Опять глюк. А сигарета у меня выпала из пальцев, вот же пакость. А эта женщина, похоже, лесбиянка. И ей, в свою очередь, приходят глюки, что она с этой Либби спит. Потом у нее почему-то порезаны руки. Хах. А прикольно. А вдруг это моя прошлая жизнь? Надо, наверное, почитать про карты Таро. В библиотеке к вопросу относятся спокойно, у меня вообще имидж такой, что мне многое позволено: дикая девчонка, потеряшка из семейства Аддамс. Хотя ведь я ни разу не подавала ни единого повода. А математика — мой любимый предмет, никакой, епт, мистики. Ничего не поделаешь, внешность такая. Точно так же про меня думают, что я лесбиянка. Ну что за карма ебучая. Кстати. Может быть, действительно, карма. Попрошу-ка у библиотекарши и про реинкарнацию что-нибудь. В класс возвращаюсь с полным рюкзаком. В зеркале отражение — черные волосы, узкие глаза под нахмуренными бровями. Слишком колючее, слишком нелюдимое лицо. Но одежда теперь другая — бежевая форма горничной. Белый передник. Это так непривычно смотрится, что на пару секунд взгляд просто залипает. Мисс Айрис окликает с лестницы, просит помочь снять белье с постелей. А брат у нее — священник. В сравнении с бродячим цирком — небо и земля. А глаза у священника — черные. Без белков. Словно тьма расплылась из зрачков. Снова видение. Нет, не надо, прошу! Но видение никуда не уходит. В нем — мама, молодая еще и такая красивая, выглядывает из-за двери и говорит: — Уходи! Я не хочу тебя видеть! А этот священник, тоже молодой, вдруг толкает дверь, врывается, роняет маму на стол, задирает ей юбку. Насилует. Так вот от кого меня родили. Кричу изо всех сил. — Стоукс! Ты под наркотой, что ли? Не спи, училка заметит! — Отъебись! — шиплю на всякий случай. Подпираю тяжелую голову руками и смотрю в учебник, не видя страниц. Ну ни хера себе у меня прошлая жизнь была. Гадалка в бродячем цирке, бастард от священника, еще и глючная. А голову мне ломит — пиздец. Попросить, что ли, у Зика обезболивающее...