Шаг от враждебности

Никто, даже Хан Соло не знал, откуда взялась у них в доме эта картина, хотя Джейсон выспрашивал очень дотошно. Она просто возникла на стене в их корускантской гостиной после очередного ремонта, проведенного безликими эмигрантами с планет Внешнего кольца под постоянным надзором агентов Республиканской СБ. В конце концов, в ответ на вопрос о картине, его мать величественно пожала плечами, и хорошо поставленным голосом возвестила, что, если картина сыну не нравится – ее непременно заменят. Джейсону она нравилась, но ему даже в голову не пришло обсудить свои вкусы с Президентом Республики. Лея была последним человеком, которому он задал этот вопрос, даже после кухонных дроидов. Мама всегда занята. Маму нельзя отвлекать. А если ее отвлечь, начинается разговор со словами: «ты уже взрослый» и «Джейсон, ты должен понимать…» Он и правда считал себя взрослым, и с этой позиции временами хотел напомнить Лее, что по рожденью она совсем не принцесса… но эта тема была в их семье под еще большим запретом. «Не делай это и то – или станешь похожим на дедушку». Конечно, именно эти слова никогда не были произнесены вслух, но они незримо стояли за всеми нотациями. Его младший брат часто спрашивал: «Почему?» А вот Джейсон не задавал глупых вопросов, ну, разве что один, про картину. Он был серьезным мальчиком, первенцам знаменитых родителей, надеждой семьи и ордена джедаев, которому не полагается детских глупостей. Поэтому ругали в семье в основном не его, совершенно напротив: Джейсона ставили в пример непутевому Анакину с его неуемной любыми упреками жаждой знаний и нового. Почему же тогда всякий раз, видя холодные лица родителей и их суровые взгляды, направленные на младшего брата, ему так хотелось прижаться щекой к стеклу на картине? А за стеклом царил солнечный день. Бирюзовые волны убегали вдаль, кое-где щетинясь белой пеной, украшающей гребни. Провалы между валами были синими-синими, навевая мысль о немыслимой глубине, скрытой под толщей воды. На Набу океан заполнял даже тоннели в ядре планеты, но на картине была нарисована не Набу, Джейсон видел достаточно много отличий. И красный корабль, рассекающий лазоревую синь открытого моря, никак не мог быть построен космической цивилизацией, разве что – ради смеха. Почему же нагретые солнцем доски, покрывающие его палубу, казались мальчику столь реальными? Во время семейных ссор, тихо стоя у стены и приживаясь лопатками к стеклу, защищающему холст, Джейсон порой ощущал запах моря. А в минуты особенного отчаяния ощущал даже и легкий бриз, шевелящий волосы на затылке. Казалось, он может сейчас повернуться и сделать шаг, всего один шаг на нагретую солнцем палубу, а капитан в черном повернется к нему, блеснув синими словно море глазами… Но Джейсон ни разу не оборачивался. Он всегда был послушным ребенком. *** Джайна шла рядом с Люком и кивала ему в нужных местах, создавая видимость вежливого внимания. Конечно, такой сильный джедай, как магистр Скайуокер, вряд ли мог не заметить рассеянности девушки, но Люк, похоже, списывал подобное состояние на смущенье и шок. А она словно впервые увидела дядю со стороны: как человека, потратившего половину сознательной жизни на то, чтобы восстановить Орден джедаев, уничтоженный его отцом, положивший себя на алтарь этой дикой идеи возмещения нанесенного ущерба и прижизненной отработки грехов, совершенных другими Скайуокерами. Джайна внезапно заметила сходство Люка и Бена Кеноби. Тем более что сейчас дядюшка говорил ей весьма и весьма похожие вещи. – Годы назад ты с возмущением отказался убить собственного отца, – сказала Джайна, оборвав Люка на слове. – А теперь – предлагаешь мне уничтожить родного брата, лишь потому, что племянник причинил тебе боль? «Маре не стоило вмешиваться – и ты это знаешь», – как же сильно ей хотелось послать ему эту мысль! Но – увы! – опять сказывалось воспитание и все те многочисленные запретные темы, которые жили в семье Соло на правах стайки фамильных призраков. «Твоей жене стоило вспомнить о том, что она больше не Рука Императора, и что Джейсон не будет спокойно стоять, ожидая убийства. Если бы она соизмеряла свои силы – ваш сын Бен не стал бы сиротой». Но – разве мертвые могут быть виноваты? Мертвецы в их семье – это святое, сам факт смерти тотчас же придает им ореол непогрешимости, даже в том случае, когда эти грехи очевидны. Так было с бабушкой Падме, потом – с дедушкой Анакином, теперь вот – с Марой Скайуокер. Возможно, когда она, Джайна, погибнет в одном из рискованных вылетов, ее мать и дядя тоже вспомнят ее добрым словом. «Любить нужно живых», – говорил ей Джаг Фел. Рядом с этим мужчиной, столь бесстрашным в бою, но так застенчиво прикрывающим шрам на лице при общении с девушкой, ей всегда было тепло. Почти, как когда-то с отцом, единственным человеком в семье Соло-Скайуокер, в котором еще оставалось настоящее чувство, по крайней мере – до гибели Чуби и Анакина. И почему она так долго отвергала ухаживания Джаггеда? Боялась осуждения родных и особенно – матери? Сейчас это виделось глупостью. «Это вы виноваты!» – еще более запретная фраза, но Джайна произнесла ее про себя с нескрываемым удовольствием. Ну и что, если дядя услышит. Даже он не имеет право прикидываться чистюлей, попутно – намекая Джайне на требуемое от нее злодеяние. – Я вовсе не говорил об убийстве, – запротестовал Люк, выглядя искренне шокированным. Говоря эти слова, дядя был таким искренним, вот только… «Ложь. Это – ложь, даже если сам джедай Скайуокер не видит, что лжет. Есть лишь один способ остановить ситха – для джедаев. А у нашей семьи есть лишь один способ остановить своего блудного сына, потому что мой брат Джейсон, Джейсон, побывавший в плену, подвергнутый пыткам, сражающийся за справедливость в его понимании этого термина, этот Джейсон не остановится от уговоров». «Нет ничего хуже пролития родственной крови, – это – опять Джаггед Фел, их давний разговор о гражданской войне и родстве семьи Фелов с Веджем Антиллесом. – Я не очень-то верю в Силу, хотя и вижу ее проявления в вас, одаренных. Но есть вещи, которые не прощаются. Назови это Вселенская Справедливость… или же «Воля Силы», как хочешь. Я не хотел бы быть тем, кто случайно собьет в бою дядюшку Веджа. И именно поэтому я рад тому, что мы теперь сотрудничаем». Он мог бы сказать: «Что мы теперь вместе». Слушая Люка, Джайна поймала себя на мысли о том, что надеется на это. *** Брат ожидал ее со включенным мечом – красного цвета. Вероятно, Дарт Кейдус, как он теперь себя называл, хотел сразу расставить точки над «и». Но в его позе не чувствовалось угрозы, а лицо выражало скорее усталость, чем злобу. Джейсон рядом со спиной, и за его правым плечом виднелась старая картина под стеклом, этакий лазорево-красный привет из их общего детства. «Ее привезла наша мать, – в мысленном голосе брата притаилась горечь, – госпожа Президент хорошо знает, как надо вести политические дискуссии. Сначала – задобрить, затем – надавить». О да, давить на людей Лея умела отлично. Равно как и заставлять окружающих чувствовать себя маленькими ничтожествами, посягающими на ее драгоценное время. Хотя Джайна никогда не считала, будто у нее плохая мать, напротив, она гордилась Леей, такой успешной, такой решительной, такой красивой… гордилась как раз до того момента, когда она отказалась от Джейсона. Политика есть политика: идеи – вечны, а детей всегда можно завести новых, раз уж старые «не оправдали» и «не соответствуют». – Что между вами случилось? – Джайна перешла на разговор вслух, и Джейсон ответил ей так же. – Я сказал ей, что сын – не один из ее «политических проектов», и что она вряд ли сможет влиять на меня, манипулируя родственной привязанностью. Конечно, она взорвалась. Лея вообще не привыкла проигрывать. – И теперь мать, и отец не желают тебя больше знать. Он кивнул. – Ты задумывалась о том, что, наверное, им нужны идеальные дети – без проблем, без сложностей и, еще лучше, без личного мнения? Впрочем, неважно. Сейчас актуально только одно – ты хочешь убить меня, как и Мара до тебя. Джайна почувствовала его боль, пронизавшую эти слова. Это не было ощущением в Силе, скорее, мистической связью близнецов, которая сопровождала их с братом по жизни. «Мы – две половинки одного целого. Смогу ли я стать такой… одинокой?» Она все же включила свой меч. Неуверенные движения, затравленный взгляд… совсем непохоже на одну из перспективнейших одаренных нового поколения. Глядя на Джайну, Дарт Кейдус подумал о том, что он ненавидит джедаев, как истинный ситх. И особенно ненавидит своих родственников – за то, что они заставляют сестру проходить через это. Как будто им мало жертв, мало смертей, мало ненависти… он мысленно потянулся к своей маленькой дочери, посылая ей импульс через половину Галактики: «Не будь как Скайуокеры». Гнев и отчаяние – отличная пища для Темной стороны, но сейчас этих чувств было так много, что они просто не помещались в груди, причиняя отнюдь не фантомную боль. Внезапно пронзенный холодной иглой физического дискомфорта, ситх чуть согнулся – и оперся рукой о картину. На него снова пахнуло морской свежестью, а стекло над холстом внезапно стало таким тонким, не толще пленки. А потом оно лопнуло, и Дарт Кейдус, не удержав равновесия, покатился по залитой солнцем палубе. Стоял яркий полдень, на досках, отполированных старательными матросами, от жары выступала вязкая смола. Джейсон поднял испачканную в ней руку и принюхался, вдыхая аромат хвои и детства. – Откуда, во имя всех демонов ада, вы взялись, милостивый государь? – проговорил недовольный голос. Джейсон поднял голову и встретился взглядом с капитаном, стоявшим у штурвала. Глаза у него были синие-синие, точно такие, какими он представлял их… годы назад. Слова оказались неожиданно понятными, он примерно знал, что такое ад, и много раз видел, каким он может быть на задворках реальной галактики. – Из ада – это весьма правильное обозначение, – ответил Соло, поднимаясь на ноги. И только сделав это, заметил, что уронил свой световой меч на той стороне этой картины. Терять оружие – это совсем не в его духе, но вместо досады Джейсон внезапно почувствовал облегчение. – Кстати сказать, а куда я попал? – спросил он, оглядывая пеструю компанию моряков, высыпавшую из трюма. Похоже, что красный корабль его детства был пиратским капером. Внезапно развеселившись, Джейсон подумал о том, что, знай она правду, его правильная и непогрешимая мать никогда не позволила бы подобной картине украшать свою гостиную. А еще – о том, что он все же идет по стопам Хана Соло, космического пирата и контрабандиста. – Это – Карибское море, – с иронией произнес синеглазый капитан. – Корабль называется «Арабелла», а я – Питер Блад. – Джейсон Соло, – он сам не знал, почему представился им своим настоящим именем. Не похоже, чтобы «Дарт Кейдус» здесь что-нибудь значил. – Карибское море… – название не о чем ему не говорило, а потому молодой человек поспешил уточнить: – … а какая планета? И, глядя на удивленные лица «представителей докосмической цивилизации», Джейсон впервые за долгое время почувствовал, что его жизнь начинает налаживаться. «Ты прости меня, Джайна, – про себя сказал он. – Может, еще увидимся». *** Ее руки были в крови, но Джайна снова и снова била кулаком в злополучное стекло, поглотившее ее брата. Сейчас она уже не думала о том, что сама пришла сюда для убийства, ее поглотило чувство утраты. Почему Джейсон ушел, а она – нет? Неужели картина – это таинственный артефакт Темной стороны, отзывающийся только на низменные эмоции? Если так, то она, Джайна, тоже должна им воспользоваться, потому что чувства в ее груди напугали бы самого Императора. Но странный морской пейзаж оставался всего лишь картиной… а о том, что Джейсон когда-то существовал, напоминал только его лазерный меч, одиноко лежавший на полу в полуметре от стены. Третий меч ее брата, темно-красный. Джайна подняла оружие, и, нажав кнопку активации, зачарованно посмотрела на клинок. Он был красным, как ее кровь, оставшаяся на противоударном стекле, как кровь Анакина, трагически погибшего на Миркре, как та кровь, которая текла в их с Джейсоном жилах… и которую сегодня она не пролила лишь чудом. Сигнал комлинка в пустом помещении прозвучал неожиданно громко. Джайне не нужно было смотреть на экран, чтобы понять, кто звонит. «Он пренебрег всем, что мы ему дали», – слова Леи об их последнем разговоре с Джейсоном. И ее прекрасное, но холодное в эту минуту лицо, как будто она читает речь для Сената. «Интересно, а глубоко в нашей матери еще живы чувства?» – отстраненно подумала Джайна, нажимая на кнопку «ответить». – Как ты? – требовательно спросила Лея, но Джайне за этим вопросом послышался другой: «Как все прошло?» – Твой сын умер, мама, – горько сказала она. – Наверно, ты счастлива. И бросила комлинк в стену, не слушая ни вопросов, ни обвинений, ни оправданий. Эту ночь Джайна Соло провела в объятиях Джага Фела. Он рассказывал ей об Империи Руки – и о своем видении будущего Империи, размахивая руками и в порыве вдохновения совсем забывая про шрам. А она улыбалась – и впервые в жизни не содрогалась от этого слова. Потому что «Империя» – это лишь термин. Так же, как слово «ситхи».