Эпилог
Наша свадьба состоялась, когда старшему исполнилось три года, а Эри был снова беременным. Хоть метка и сияла на его шее, но назвать омегу полностью моим я смог только после клятвы верности. Университет я не бросил, просто перешёл на заочное и нашёл более высокооплачиваемую работу. Брат Эриса, Каин, всё продолжал следить за нашей жизнью, пока Эри это не надоело и он не пригласил его в гости. Так братья помирились, но, честно говоря, как надолго — вопрос... ведь у Каина оказался крайне взрывной характер. Кто биологический отец Льюиса, Эрис так и не сказал, процитировав, что отец не тот, кто зачал, а тот, кто воспитал, поэтому я старался стать для маленького Лью настоящим отцом. После была свадьба Каина, и мы посочувствовали его омеге, пожелав титановых нервов, на что черноволосый юноша только загадочно улыбался. Я тогда понял, что альфа у того на коротком поводке, и успокоился. Папа и отец в Лью души не чаят, как, впрочем, и в его ещё неродившемся братике, который тоже будет альфа, если верить прогнозам врачей. Сейчас мне двадцать четыре. Я отец двух замечательных детей, рядом со мной тот, кто делает мою жизнь ещё ярче. И я по-настоящему счастлив.Часть 1
9 августа 2014 г. в 11:26
Он появился в моей жизни внезапно, просто в один из дней я увидел его на балконе напротив. Красивый, невысокий, без раздражающего аромата молодых омег и с тёплыми, светло-карими, словно мёд, глазами. Но какого они цвета, я узнал чуть позже, когда столкнулся с ним в магазине и обалдел... он был беременным, а пока я просто любовался его плавными и неспешными движениями.
Я им заболел, я им начал бредить, и не важно мне было, что он старше меня и у него, возможно, есть альфа и супруг, мне было всё равно! Он будет моим! Так что следующую нашу встречу я подстроил специально, даже парочку друзей подговорил помочь мне. Омега стоял в грязной подворотне, прижимая руки к животу, и пакеты из супермаркета бесформенной кучкой валялись у его ног, а он, не обращая внимания на слёзы, всё шептал, глядя прямо на двух альф:
— Только не живот... пожалуйста, не живот...
Я не стал больше ждать и быстренько «прогнал хулиганов», он поблагодарил меня тихой, робкой улыбкой, после чего мы ловили убежавшие фрукты. И я помог ему дойти до квартиры.
— Кевин, — представился я, подавая пакет ему, после того, как он открыл дверь.
— Эрис... — мягко улыбаясь, представился он и, чуть покраснев, шагнул в квартиру, — и спасибо... Кевин...
После чего дверь захлопнулась, а я стоял на лестничном пролёте и улыбался, как дурак, непроизвольно втягивая носом аромат моего омеги: мята и апельсиновая цедра.
После того случая мы стали больше общаться, я же просто летал от ощущения счастья и искренней радости, ведь только я видел улыбку Эриса и лёгкий румянец, что появлялся после прогулки на его щеках. И так было две недели, самые прекрасные две недели, пока в один из вечеров в окно своей комнаты я не увидел шикарный автомобиль, что припарковался у его подъезда, и из машины не вышел представительный альфа. Почему-то я сразу решил, что он приехал к Эрису. Не раздумывая, я схватил куртку и рванул к своему омеге, после выяснилось, что не зря. Дверь квартиры была открыта, а взбешённый мужчина прижимал Эриса к стене, держа за горло. На нежной щеке омеги уже расползался уродливый отпечаток ладони. Пощёчина. Зарычав от ярости, я просто смёл зарвавшегося альфу одним движением, при этом вмазав по холёному лицу как следует, тихо и угрожающе рыча. Но мужчина оказался не промах, и через минуту мы разносили своими телами прихожую, не слыша тихой мольбы беременного омеги. Я только мельком заметил сильно побледневшего Эриса, который, держась за живот, что-то шептал, и его слезы, так что планку мне сорвало окончательно...
Разнимали нас приехавший наряд полиции и бригада скорой помощи, вызванные кем-то из соседей, после чего укололи нам львиную долю успокоительного и занялись Эрисом. Его увезли в больницу, с угрозой выкидыша. Господи, я спать не мог, даже об университете и подработке забыл, ночуя фактически у больницы. Это были самые длинные три дня в моей жизни! Но мой папа мне ни слова не сказал, только в глазах отца я видел уважение и одобрение. Всё правильно, я — альфа, и я обязан бороться за свою омегу до конца! За свою любовь и свою пару я порву любого! Три самых длинных дня, когда от бессилия хотелось выть или лечь у его двери и скулить, потому что осознаёшь, по чьей вине он сейчас в больнице, борется за жизнь своего ребёнка...
Его я увидел на пятый день: бледный, осунувшийся, светлые волосы безжизненно лежали вокруг лица, круги под глазами. И малыш... слава богу, ребенок... он был. С моих плеч словно гора свалилась, я впервые улыбнулся, чувствуя, как уходит напряжённость последних дней.
Всю последующую неделю я ненавязчиво его опекал. Провожал по вечерам с курсов молодых пап, чтоб не дай бог не случилось плохого. Всегда «нечаянно» сталкивался с ним в супермаркете, помогая с покупками. Он не прогонял меня, но и не поощрял, а я? Я был рад даже этому, делал всё, чтобы мой омега не чувствовал себя одиноким и ненужным.
Его живот рос не по дням, а по часам, — так казалось мне. С того неприятного инцидента прошёл месяц, и я, как обычно, помогал ему с покупками, когда...
— Может, чаю? — Робкое, но такое долгожданное.
— Спасибо. Не откажусь. — Я широко улыбнулся, проходя вслед за хозяином в квартиру и ставя покупки на обеденный стол. Так наши отношения чуть потеплели... Он стоял у окна и улыбался чему-то своему, глядя в окно, а я просто им любовался, мечтая хоть на миг прикоснуться к его тонким, бледным губам.
Мой телефон ожил поздно вечером, на дисплее высветилось имя Эриса, я поспешил ответить. Тихий шёпот и просьба прийти.
Омега встретил меня в коридоре в лёгком халате и с румянцем на щеках. В его глазах была неуверенность, а в руках он мял кончики шёлкового пояса, кусая губы. Больше я сдерживаться не мог и, преодолев расстояние, что нас разделяло, просто впился в его губы, о которых грезил не первый месяц. Покусывая периодически то верхнюю, то нижнюю губу, осторожно прижимая Эриса к себе, вовремя вспомнив о его положении, я чувствовал, как тонкие и длинные пальцы омеги цепляются за футболку, притягивая меня чуть ближе.
— Хочу... — Всего одно слово сорвалось с его припухших губ...
Подняв Эриса на руки, заставив его тихо ойкнуть, я с ноги открыл первую попавшуюся дверь. За ней оказалась спальня, чему я был несказанно рад. В три шага преодолев расстояние от порога до кровати, я почувствовал, как осторожно его руки обняли меня за шею. Бережно положив свою драгоценную ношу на кровать, выпрямился, любуясь им.
— Ты такой красивый... такой совершенный... — тихо прошептал я и, наклонившись, снова поцеловал.
Лёгкое движение моей руки, почти незаметное, и пояс шёлковой змейкой упал к ногам, а полы халата распахнулись... Я замер, глядя в его глаза, и уверенно улыбнулся, после чего одним движением снял с себя футболку, мельком любуясь на обнажённое совершенство и отчётливо понимая, что теперь точно никуда не смогу его отпустить, даже если будет гнать поганой метлой, да и ребенка я уже подсознательно считал своим... Нежно поцеловав аккуратный животик, я встал коленями на кровать, лаская пальцами бока, его грудь, и млея от счастья.
— Мой... мой... мой... — я повторял эти слова снова и снова, лаская его тело более уверенно и слыша тихие стоны, заводясь ещё сильнее.
Его член уже стоял, блестя ярко-розовой головкой в свете уличных фонарей, который проникал сквозь неплотно закрытые шторы. Не удержавшись, я лизнул её, чувствуя на языке почти осязаемый аромат омеги... Эрис тихонько скулил, вскидывая бёдра, стараясь усилить контакт, я же старался, работая ртом и языком и чувствуя в своих светло-русых вихрах пальцы омеги, которые осторожно массировали мне затылок, не спеша направлять. Аромат мяты и цедры плыл по комнате, туманя остатки разума... Тихие стоны Эриса, шёпот: «Не останавливайся, Кевин... прошу...»
Утро встретило меня солнечным зайчиком и сопением под боком. Единственное, что омрачало столь замечательное утро, — отсутствие метки на моём любимом, и только его едва слышное «После...» останавливало меня.
До родов оставалось всё меньше времени, Эрис уже с трудом передвигался по дому, так что большую часть домашних хлопот я взял на себя. С моими родителями я его познакомил через пару недель, после того как мы стали любовниками. Эрис краснел, бледнел, но стойко выдержал блиц-опрос моих родичей, так что и папа, и отец остались довольны. Стоит ли говорить, что мысль о скором пополнении завела моего папу не на шутку? В общем, взяли Эриса в полный оборот, но я был рад, да и омега расцветал под нашей заботой...
Та машина снова появилась в поле моего зрения спустя два месяца, только её хозяин не спешил себя обнародовать, он только наблюдал, не более, но я был настороже...
Роды, как всегда, начались внезапно, радовало одно: что не ночью. Я готовил на кухне, когда туда зашёл побледневший омега, держась за живот. Его штаны были мокрыми.
— Кевин... — Моё имя прозвучало очень тихо, но я всё понял по побледневшему лицу и панике в глазах.
Скорая прибыла удивительно быстро. Мне, паникующему едва ли не сильнее роженика, мой папа пихнул пакет с вещами для омеги и ребёнка и насильно усадил в машину скорой помощи, заявив, что они с отцом подъедут чуть позже. Дальше всё помню смутно. Очнулся я в коридоре перед родильным залом от громкого крика Эриса и знакомого аромата альфы. Рядом со мной стоял тот самый мужчина, на его породистом лице было лёгкое волнение, а его глаза так похожие на глаза моего Эри.
— Я, наверное, должен прояснить ситуацию... — начал блондин, глядя на двери, за которыми не первый час рожал омега. — Я тогда был очень зол и не смог сдержать эмоции. Эрис, мой младший брат, ушёл из дому, никому ничего не сказав, прихватив только документы и деньги, что были предназначены ему... — на минуту мужчина замер и положил на пластиковый стул букет цветов, — когда же я его нашёл, то понял всё... Я рад, что Эри смог найти такого защитника как ты, хоть ты и младше его на шесть лет.
Именно в этот момент раздался пронзительный плач младенца, и я выдохнул с облегчением, как, впрочем, и брат Эри. Теперь мы с нетерпением ждали.
— Знаете, любви возраст не помеха, я его признал, — произнёс я, вспоминая наши встречи, беззащитно-ласковый взгляд омеги. Мы ждали врача и разрешения увидеть молодого папу.
Врач вышел спустя десять минут и, поинтересовавшись, кто отец, пригласил меня войти. Эрис лежал на кровати бледный, но такой умиротворённый, рядом под специальной лампой ворочался младенец. Я замер в нерешительности у двери.
— Он такой красивый... — нарушил тишину Эрис и, повернув лицо ко мне, улыбнулся, я же стремительно подошёл к нему и нежно поцеловал.
— Ты прав, наш сын очень красивый.
И пусть мне всего девятнадцать, но ради своих близких я землю переверну.