Нереально

О том, что сожаление отравляет души

В то утро меня разбудил яростный крик. Несколько шиноби решили атаковать наше временное пристанище, пока мы спим, рассчитывая на то, что смогут сделать все по-тихому. Они не знали, что их ждет. - Шисуи, отпусти нашего гостя, - я привстала на локте, бегло окинув взглядом помещение. Двое без сознания, один в крепком захвате брата. Мой молчаливый сторож, по всей видимости, переломал руки последнему. Краем глаза мне удалось заметить клановый символ на рукаве молодого шиноби, а память подсказала все остальное: - Ты из клана Сендо, так? Неудачливый убийца молчит, так что мне приходится повторить свой вопрос. Коротко и спокойно, подходя к молодому человеку. В его глазах собралась влага, казалось, он вот-вот заплачет от боли. - Можешь не отвечать, я и так знаю, - я склонилась над шиноби, чтобы заглянуть ему в глаза, но он отвернулся. Едва слышно хмыкнув, я придавила его сломанную руку ногой. И снова исполненный боли крик – лучшая музыка для моих ушей. С садистским удовольствием, я продолжала прижимать руку несчастливца к земле, чувствуя, как змеится на моем лице медовая ухмылка. Я любила насилие, я боготворила насилие, как самое честное проявление человеческой природы. Только, кажется, Шисуи не слишком-то разделяет мое мнение. Старший брат отводит взгляд, в прорезях маски я вижу, странную смесь из отвращения и жалости. И это злит меня сильнее, чем что бы то не было. - Ты не имеешь права смотреть так, - обращаясь к нему и не к кому одновременно, чуть ли не зарычала я, брезгливо отпихнув от себя корчащегося от боли парня. – Ты тоже виновен в том, что я стала такой. Подобрав трость с пола, я поковыляла прочь к выходу, жестом остановив следующего за мной брата: - Убей их. Я не могла видеть выражение его лица, но что-то мне подсказывало, что Шисуи был не слишком-то рад моей «просьбе». Плевать. Уж на свое творение я всегда найду альтернативные способы воздействия. Спустившись по обвалившейся лестнице к приоткрытой двери лавки, я еще раз осмотрелась, прежде чем войти. Все тот же сладковатый аромат и до омерзвления уютное убранство в лучших деревенских традициях. Пару раз позвонила в колокольчик, осматриваясь вокруг. Баночки-скляночки, до верха забитые смесями трав, таблетки на развес и старые весы на прилавке, по-хозяйски укрытом льняной скатертью. - День добрый, - из-за ширмы вышел молодой человек, не старше меня. Он был одет в сиреневое кимоно с белым поясом, его длинные волосы свободно ниспадали на спину и лишь две широкие пряди были убраны назад. – Я могу вам чем-то помочь? Вместо ответа, я положила на прилавок кунай с символом Сендо, который подобрала на выходе из храма. Молодой человек тут же изменился в лице, холодно бросив: - Как это понимать? - Не нервничай, пожалуйста, - спокойно отозвалась я. Проблемы сейчас мне были ни к чему. – Эти люди сегодня напали на меня с моим попутчиком. Я так понимаю, ты знаешь их? На красивом лице юноши отобразилось удивление. Аккуратные брови взметнулись вверх, он еще какое-то время молчал, видимо, решая, стоит ли ему вообще говорить со мной. - Я понимаю твое недоверие. На самом деле, сейчас мне нет смысла влезать во все это. Я просто жду своего друга. Он покупает у тебя лекарство для своих глаз. Он говорил, что скоро придет и попросил подождать здесь, но я не думала, что мое пребывание в этой деревне так затянется. Я старалась говорить просто, с улыбкой. Разумеется, этот парень знал Итачи. Это было видно по выражению его лица. Плечи моего собеседника осунулись, морщинка между бровей, образовавшаяся в начале нашего разговора, разгладилась. - Они напали на вас? – уже спокойнее, но с толикой какой-то вины, спросил он. Я кивнула. – И вы знаете Итачи-сана? - Мы довольно давно не виделись с ним, - я запнулась, невольно вспомнив нашу последнюю встречу в Амэ. – Мы договорились, что встретимся здесь, в «Ренгьюдо». Он не говорил, что у вас такие… неприятности с Сендо. Имя Итачи и малая толика откровенности. Парень расслабился и вот – я уже сижу на его кухне, выпивая вторую чашку ароматного чая с травами, слушая о продолжительных стычках за право обладанием котаро. - Наркотик? – я вскинула бровь, отставив чашку. – Разве котаро не используется как лекарство. Я видела, как его добавляют в настойки для лучшего эффекта. Молодой человек – Рейши – качает головой. Ему понадобилось около получаса, чтобы рассказать о том, как ведутся дела в этой деревне. Что именно на основе котаро производится сайгензай – мощный наркотик, который лишает зрения и слуха. Я не удержалась, вслух удивившись, как кто-о может по своей воле принимать эту дрянь. - Человек пойдет на многое, чтобы убежать от этой реальности, - горько выдохнул он в ответ, и я увидела сожаление в его взгляде. Он рассказал мне, что клан Сендо – просто союз неудачливых шиноби, которые не смогли найти себе работу после объявления нейтралитета и стали продавать поддельный наркотик, выдавая его за чистый сайгензай. - Лекарство, которое берет у тебя Итачи, - хорошенько обдумав слова Рейши, спросила я, - имеет тот же эффект? - По сути, - смущенно ответил он, - это тот же яд. Только медленный. Так или иначе, он убивает. - А Итачи об этом знает? - Всегда знал, Саэки-сан. - Хм. Шисуи не просто убил тех шиноби, но и расстарался избавиться от тел. Куда он их дел, меня не волновало. Больше тревоги вызвали слова Рейши. Я знала, что Учиха давно спланировал свою смерть, но я даже подумать не могла, что этот человек будет добровольно травить себя, чтобы поддержать силу своих глаз. Горькое чувство досады не покидало меня, разрастаясь и перерождаясь во что-то иное, более сильное. Чувство, от которого хотелось просто пробить себе ребра и выскрести все вместе с мясом и кровью. - Когда закончим здесь, спасем мир и проблюемся радугой, напомни мне сделать харакири, - я посмотрела на брата, с упоением, поедающего рисовую лепешку. Он поднял на меня взгляд, кажется, даже не поняв, о чем я сказала. Смотря на него, я вдруг подумала, что для счастливой жизни достаточно просто не иметь мозгов. Или сожрать лепешку. *** Итачи пришел в «Ренгьюдо» в полдень, через пару дней после моего разговора с Рейши. Он был один, что странно, ведь Кисаме таскался за своим единственным напарником везде и всюду. Видимо, сам Учиха не желал, чтобы нукенин видел эту его слабость. Он выглядел… изможденным. Да, именно так мне показалось, когда я наблюдала за бывшем соклановцем из-за прорехи в стене храма. Бледное, исхудавшее лицо, глубоко залегшие тени под глазами – его тело выдавало его болезнь, или боль, с которой парень уже не мог справляться самостоятельно. Мне нестерпимо захотелось выбежать ему навстречу. Крикнуть, подать знак. Показать этому эгоистичному чудовищу, что – вот она я! И я тебя нашла, несмотря на всю твою проклятую гениальность, ублюдок ты этакий. Осознание этого ударило по голове, унизительным откровением: мне все еще важен этот человек. - Жди меня здесь, - словно не своим, дрожащим голосом попросила я, хватаясь за трость, как за спасательный круг. – И не говори ничего, даже если сильно захочешь этого. Шисуи проводил меня взглядом, просто и без всяких вопросов уселся на холодную землю и закрывая глаза. О, если бы все в моей жизни было так просто. - Вам придется подождать, Итачи-сан, - я зашла в лавку как раз тогда, когда Рейши разговаривал с Итачи. – О, Саэки-сан! Старший Учиха обернулся, его брови на мгновение взметнулись вверх, но лицо тут же приняло непроницаемое выражение. А я замешкалась, ощущая себя девочкой подростком на первой дискотеке. - Добрый день, Рейши, - коротко кивнула я парню, бледно улыбнувшись. – Итачи. Я жду тебя на улице. Учиха ничего не ответил. Мне оставалось лишь надеяться, что он просто потерял дар речи от того, какая я вся непредсказуемая и гениальная. Надежда, вопреки ожиданию, сдохла первой, а Итачи просто решил не заморачиваться над ответом. И так же все понятно. Мне пришлось ждать его целых три сигареты. Четвертую я закурила, когда нукенин соизволил таки переступить порог лавки, невольно щурясь на палящее солнце. - Ты отвратительно выглядишь, - зачем-то сказала я, делая глубокую затяжку. Грудь горела огнем, в пересохшем горле першило. Но все эти ощущения ничто по сравнению с тем, что я испытала, оказавшись в такой опасной близости от этого человека. Память об Амэ всколыхнула все внутри, заставила сжаться в ком душу, которую я надеялась упрятать так далеко, как это только возможно. - Как ты узнала про это место? – не оборачиваясь ко мне, спросил Итачи, а я заметила, как он сжал руку в кулак. - У всех нас есть свои секреты, - нарочито небрежно отозвалась я, давя из себя колкую ухмылку. – Свои ты прячешь не так хорошо, как тебе хотелось бы. Неожиданно для меня, он кивнул. Просто кивнул, соглашаясь с моими словами, но все так же не смотря мне в глаза. А мне подумалось, что я никогда не видела этого юношу в солнечном свете. Болезнь не тронула его красоты, но добавила Учихе своеобразный шарм. На него хотелось смотреть, до него невообразимо хотелось дотронуться. - Почему ты не послушала меня? – и он наконец обернулся. Что я должна была сказать? Какого ответа ожидал от меня этот человек? Возможно, сейчас я бы послушалась его. Зная все то, что знаю сейчас, и дело тут отнюдь не в канонах почти родного мне мира, я бы вполне допустила возможность остаться в Конохе. Но тогда, когда у меня еще был шанс, - увы – у меня не было мозгов. - Я послушала, - отлепившись от стены, легко ответила я. – И сделала так, как посчитала нужным. Мне. Последнее слово я выделила, неспешно подходя к Итачи и обходя его стороной, кивком головы приглашая последовать за мной. - Ты получила то, чего хотела? – в свою очередь продолжал аккуратный допрос Учиха, поравнявшись со мной. Я кивнула: - А ты? Он промолчал. Палящее солнце достигло своего зенита, припекая голову. Несмотря на начало зимы, здесь было довольно жарко днем, что доставляло определенные неудобства. Мы шли по площади перед храмом, каждый думая о чем-то своем. Проблема наших взаимоотношений - нас ничего не связывает, кроме моей почти патологической зависимости от этого человека. Когда мы почти достигли конца площади, я просто остановилась. Загадочная все-таки бабья душа: мы так хотим, чтобы нас заметили, чтобы нас оценили. Мы хотим видеть, что те, ради кого мы готовы жертвовать своей человечностью, принимают наши жертвы. Но что делать, если жертвы наши никому не нужны? - Саске готов встретиться с тобой, - сухо сказала я, не смотря на Учиху. – Он знает правду. - Что? – в голосе Итачи послышались нотки растерянности. – Что ты рассказала ему? - Всё. Я не вижу смысла в твоей игре, Итачи. Мне не нужен один Учиха, способный сражаться. Мне нужны вы все. - Зачем? – я обернулась, столкнувшись с остекленевшим взглядом черных глаз. Он был зол, растерян, опустошен. Время остановилось, повиснув меж нами на тонкой нити терпения последнего гения клана. - За тем, что в одиночку я не справлюсь, - честно ответила я ему, подхватив трость и буквально показывая ее парню, как будто раньше он не замечал очевидного. – Грядет война, спровоцировать которую ты охотно помогаешь, кстати. И плевать бы мне на это с высокой колокольни, если бы не мое высокопатриотичное воспитание и не менее высокодуховная любовь к тебе. Надо же, а сказать это оказалось намного легче, чем я предполагала. Так просто, как попросить хлеба к супу, не особо рассчитывая на ответную реакцию собеседника. Я смотрела в лицо Учихе, без особого интереса наблюдая за активным мыслительным процессом своей детской любви. А потом просто ушла, устало ковыляя к храму, бросив через плечо, что буду ждать его там. *** Все, что нас не убивает – делает нас сильнее. Кажется, так говорилось в той поговорке, которую я так любила в своей первой юности. Или не так. Это не столь важно, когда понимаешь основной смысл. Раньше я не понимала. Ничего не понимала, предпочитая плыть по течению, собирая все встречные камни головой. Тошнота подкатила к горлу, едкой горечью оседая на дне желудка. Я вертела в руках пачку сигарет, в сотый раз зарекаясь, что брошу курить при первой возможности. Шисуи сидел неподалеку, внимательно наблюдая за нашим гостем, сидевшим у самого входа в храм. С нашего последнего разговора Итачи не проронил ни слова, таращась вдаль бесцветным болезненным взглядом. Он даже не поинтересовался, что за человек в маске со мной. Это было обидно, но не смертельно. Пока Шисуи не восстановился полностью, он не сможет произвести должного впечатления. А значит, я не смогу показать вершины своего мастерства. - Почему ты решил, что все должно быть так? – первой нарушила давящую тишину так. – Я знаю, что лекарство, которое ты принимаешь, убивает тебя. - Мое тело не выдерживает. Лекарство необходимо для того, чтобы поддерживать шаринган. - Пока ты не вынудишь Саске забрать твои глаза. Ты идиот. И эгоист. - Я делаю то, что должен, Саэки. - Нет. Ты думаешь, что тебя оценят по тому, как ты умер, - раздраженно отозвалась я, все же прикурив сигарету. – Но это не так. После смерти человека ждет лишь забвение, можешь мне поверить. Тебя будут судить по тому, как ты жил, а не умирал. Знаешь почему? Потому что, после смерти ты замолчишь. И все твои действия будут трактоваться так, как удобно, а не так, как ты предполагал. Вот в чем смысл. Шисуи поднял взгляд, переводя внимательный взгляд с меня на Итачи. Тот же, словно не слышал меня, продолжал смотреть в даль. - Значит, смысл в том, чтобы сделать как можно больше при жизни? - Нет. Смысл в том, чтобы сделать все ради того, во что ты веришь. - Во что веришь ты? Я замолчала. Опустила взгляд, задумчиво наблюдая за тлеющей сигаретой. Дым вился и таял в воздухе, не оставляя после себя ничего, сигарета истлевала, пеплом опадая к моим ногам. - Все, во что я верила, исчезло, Итачи. Мне не для чего жить. Тупик. Я чувствовала, как дрожат мои пальцы и совсем не от холода. Мне не для чего жить – я всегда это понимала, но никогда и никому не говорила об этом. Когда-то давно я слышала, что смысл есть лишь в тех словах, что мы произнесли. В молчании нет нечего. Оно не осознается человеком, как бы часто он обдумывал ту или иную вещь. Чувства вызывает лишь то, что сказано. Именно поэтому нам нравится говорить о том, что любим или ненавидим. А я молчала долгие годы, перемалывая все свои чувства внутри, искренне надеясь на то, что когда-нибудь они просто растают, подобно сигаретному дыму. Хотелось плакать. Тихо, горько. Чтобы никто не видел, не знал, что мне еще есть, о чем сожалеть в этом мире. А я улыбалась, вновь обращая внимание на свои отчего-то дрожащие руки. Для существования не обязательно иметь веру, достаточно идеи. Маленькими шагами, по трупам, через кровь и страдания, пока не встретишь человека, который сможет подарить тебе быструю смерть. Таковы законы этого мира.