Принцип талиона

Кто любит понедельники? Никто не любит. Все ненавидят день, когда после выходного вновь впрягаешься в рутинную работу. Опять звенит осточертевший будильник, и ему плевать, что ты не выспался, что тебе противна твоя работа, и что, возможно, голова гудит после того, как ты позволил себе слегка расслабиться вчера. Любой нормальный человек терпеть не может понедельник. Абрахам Пульке был нормальным человеком. К тому же вчера он именно что слегка расслабился и выпил в баре в хорошей компании. Голова его гудела, во рту насрали кошки, и мысль о работе вызывала тошноту. Но, как оказалось, сегодня от работы он был освобожден. Абрахам проснулся в тюрьме. Со стоном поднявшись и сев на серой застиранной постели, мужчина обвел мутным взглядом стены одиночной камеры. Да, неприятная ситуация. Хотя и не такая уж непривычная. Кажется, он снова дебоширил ночью. «Черт бы меня побрал!» - ругнулся Абрахам, и осмотрел свои кулаки со сбитыми в кровь костяшками: - «Ещё и морду кому-то набил». Кому, мужчина не помнил. Зарешеченное окно в железной двери с лязгом открылось, и хмурый охранник протянул ему оловянную миску с какой-то горячей бурдой. Есть совершенно не хотелось. Менее чем через час дверь снова лязгнула и открылась, на пороге стояли два полисмена, один из которых был хорошо знаком арестанту. Лисс Патерсон - сосед Абрахама, неплохой малый, шумный и болтливый, впрочем, имевший правильные представления о добром соседстве: всегда готов прийти на помощь, поддержать разговор о футболе, в душу не лез, а в свой выходной от кружки пива с соседом не отказывался. - Хэй, Аби, продрыхся наконец, - весело сказал он, - вставай, приятель, идем на Высокий Суд. - Сбавь громкость, сосед, - поморщился Абрахам, - голова болит. - Больная голова – это непорядок, - посочувствовал Лисс, - как же ты зануду судью будешь слушать? Сейчас принесу тебе аспирину. - Патерсон, чего ты нянчишься с ним? - сказал второй полисмен, полный мужчина уже в годах: - Сам виноват, что башка трещит, нечего было пить и дебоширить. Жену избил, сволочь… - Не суди, да не судим будешь, - легко отозвался Лисс, - на то у нас старый зануда есть, а твоё дело довести его до зала суда. Иди, Абрахам, я тебе прям в зал таблеточку подгоню. - Спасибо, - поблагодарил Пульке. Всё-таки и в полиции встречаются люди. Абрахаму хотелось расспросить соседа поподробнее об обстоятельствах, приведших его в тюрьму, сам он по-прежнему ничего не помнил, но Лисс уже убежал. Пожилой полисмен нацепил на него наручники и повел в зал суда, где запихнул в клетку, как скотину какую. И даже наручники не снял. Судьи ещё не было. Пришел, позевывая, начальник местной полиции. Занял место прокурора, достал из папки дело и начал лениво его перелистывать. Потом примчался веселый Патерсон, сунул через прутья аспирин и стакан воды и сказал: - Повезло тебе, старого судью понос прохватил, он не придет. Щас подъедет судья Хобб, он дела не затягивает, нотаций не читает. - Что я натворил хоть, Лисс? – спросил мужчина. - Ну ты даешь! – хохотнул сосед. – Слушай, завязывал бы ты с бухлом. Ты ж Марту чуть не убил. Пульке глянул на саднившие кулаки свои. Значит, опять всё из-за жены? Стерва. - Стерва, - сказал мужчина. Лисс пожал плечами. Ему Марта стервой не казалась, конечно, она умела напускать на себя вид кроткой овечки. - Почему ты не разведешься с ней? - Эй, у меня двое детей, между прочим! - Ну и что? С ними ты бы виделся, и обеспечивал, как хороший отец. - Эта сучка испортит мне детей. Ещё и приведет в дом чужого мужика. Нет, Лисс, не надо мне этого. С лица полисмена на время сошла улыбка. Он просунул руку между прутьями и сочувственно похлопал Пульке по плечу. Зашел судья Хобб. Аби подумал, что где-то уже видел его – моложавый мужчина слегка за сорок, подтянутый, спортивный… Точно, член спортивного клуба, игрок в поло. Сам Пульке спортом не увлекался, да и поло – игра для снобов, в клубе одни городские шишки, простых работяг там нет. Пульке бывал там исключительно по работе. - Всем доброго дня, - бодро сказал Хобб, - нусс, приступим. Начальник полиции, изображавший прокурора, слегка поклонился судье и скучным голосом зачитал: - Абрахам Пульке, 32 года, женат, двое детей, гражданин страны, работает в строительной компании Уолса… - А я знаю тебя, парень, - прервал его Хобб, в упор разглядывая подсудимого, - ты электрик, так? В клубе освещение монтировал. - Да, ваша честь, - ответил Аби. - Хорошо работаешь. Но, выходит, спиртным злоупотребляешь? - Не так уж часто, Ваша честь. - Да ладно?! А в деле указано, что уже привлекался за нарушение общественного порядка, платил крупный штраф. Чего неймется то? Пульке счел нужным покаянно вздохнуть и опустил глаза. - Пил вчера? - Пил… - Дебоширил? - Не помню, Ваша честь. - Позвольте, Ваша честь, напомнить этому… «осветителю» вчерашние события, - сказал начальник полиции. - Валяйте. То, с чего начался воскресный вечер, Пульке и сам помнил. Да, сидел в баре с ребятами, выпивал, трепался о тачках и ставках на чемпионат. Всё было чудесно. Но его быстро бросили. В девять часов все эти чертовы подкаблучники расплатились за пиво и расползлись по своим домам. Он просил их задержаться… - Аби, тебе тоже пора, - сказали ему, - разве Марта не волнуется? - Марта? Ха, при чём тут она? Что вы вечно держитесь за бабские юбки? Мужики вы, или кто? Недавние собутыльники вызвали в нем приступ злобы. - Да катитесь! Катитесь под юбки к своим бабам! Абрахам честно отпахал всю неделю, не беря в рот ни грамма спиртного. Только в субботу выпил вечером пива. В одиночестве. И вот, когда душа только-только начала отходить от недельной рутины, ему говорят «тебе пора к Марте»! Черт, он вспомнил! Он всё вспомнил. Пришел домой, Марта укладывала спать маленькую дочку. Бросила на него взгляд, который он терпеть не мог: настороженный, осуждающий. И даже слова не сказала. Она вообще редко заговаривала с ним в последнее время. Как будто он не заслуживает этого, как будто это не он кормит семью… - У меня спина болит. Сделай мне массаж, - попросил он. - Не могу, мне ещё Энн уложить надо. - Сама заснет. Или пусть Том с ней посидит. В комнату заглянул десятилетний сын, хмуро посмотрел на отца, вопросительно на мать. - Иди, доделывай уроки, - сказала Марта, кивая как-то по-особенному сыну, словно подавая знак. Абрахам давно уже замечал эту азбуку глухонемых, используемую при нем. У Марты с детьми были свои секреты, она намеренно отгораживала детей от отца. Мужчина скрипнул зубами, но промолчал. Он решил поцеловать дочку на ночь. Но трехлетняя Энн испуганно отстранилась от него. - Да пошли вы к черту! – заорал Аби и вышел из детской, хлопнув дверью. Возникла потребность выпить. Но, пошарив по шкафам, спиртного он не нашел. Марта попробовала мышью проскочить в спальню. - Стой! Иди сюда. Сходи, купи мне пива. - Хорошо, - затравленно глядя на него, сказала она. – Я схожу. - Ну так иди! - Дай денег. - У тебя же в пятницу был аванс! - Я потратила. Заплатила кредит за стиральную машину. - Ты что, за дурака меня держишь? Думаешь, я не помню, сколько там по кредиту платить?! Где остальные деньги? - Я… куртку Тому купила. Аби, ему нужна была, я всё потратила… И снова этот взгляд жертвы. Тупая овца. - Я же сказал тебе, что сам схожу с ним и куплю! То, что надо куплю, а не то, ЧТО ОН ПОЖЕЛАЕТ! Что за дрянь вы взяли, ну?! Показывай! И добро бы всё это было в первый раз. Но так было ПОСТОЯННО! Она всё время тратила деньги не на ТЕ вещи, покупала не ТЕ продукты. Она могла дать детям на завтрак хот-доги, не смотря на его неоднократные запреты. Мать Абрахама всегда говорила, что утром желудок требует каши, а не фастфуда. Абрахам швырнул куртку ей в лицо. Конечно же, вещь была слишком яркая, к тому же без всякого запаса на вырост, а Том каждый год прибавлял сантиметры. Подумав, он схватил куртку и, наступив на нее ногой, оторвал оба рукава. Марта заплакала. Эта дура не понимала, что и ему тошно. Он вовсе не плохой муж и отец, другой бы на его месте уже махнул бы рукой, делайте, что хотите. Но он так не мог. Потом все расползлись по своим углам, оставив его одного. В который раз он почувствовал себя ненужным, лишним в семье. И снова стал хлопать дверцами шкафов, ища спиртное. И оно всё же нашлось. Целая бутылка виски, припрятанная им же самим на какой-то случай… - Продолжаю, Ваша честь. После полуночи соседи были разбужены криками и плачем ребенка, доносящимися из дома подсудимого. Герберт Шурм постучался в дверь к Пульке и потребовал прекратить безобразие… … О, да, соседи! Чертовы соседи, которым всегда есть до тебя дело, досужие, назойливые, любопытные. Они всегда расшаркивались с ним при встречах, и делали обиженное и непонимающее лицо, если у Аби не было настроения отвечать на приветствия. И им всем нравилась Марта, соседки обращались к ней «Марта, дорогая», их мужья подвозили её из супермаркета и помогали заносить покупки в дом. Марта всегда оправдывалась, что никогда никого не просит, помощь ей навязывают. Но, видно, не достаточно твердо отказывалась от их навязчивой помощи. - Абрахам, прекратите немедленно! – барабанил в дверь сосед, - Я вызову полицию! Пульке подскочил к двери и матом послал соседа куда подальше. Кажется, угрожал ему, так как старый хрен оставил его дверь в покое и сбежал. Оказывается, он побежал звонить в полицию, но нашлись «добрые соседушки», которые успели сделать это раньше него. Вой сирены приближался к их улице, а Аби меж тем вернулся к Марте… - При задержании оказал сопротивление полиции. Нецензурно выражался. Марта Пульке была доставлена в больницу с сотрясением мозга, переломом носа, ребер, множественными гематомами… Вот же гадство! Он слишком увлекся. Как тогда, когда она попала в реанимацию. Но ведь тогда он был сильно пьян, он ЗАБЫЛ, что она беременна. Ребенка не спасли. Но какой всё-таки надо быть дурой, чтобы, будучи на четвертом месяце, поносить своего мужа на чем свет стоит и грозить разводом? Да, Марта была дурой и стервой. И всё же где-то в душе он продолжал любить её, не смотря на все её выкрутасы. Он всё ещё помнил то время, когда их брак только состоялся, и они были счастливы. Все считали их замечательной и красивой парой. Сам Аби был высоким, широкоплечим, с красивым, выразительным лицом. Девушки заглядывались на него, но он выбрал Марту. Молоденькая девчонка с живыми карими глазами, улыбчивая и смешливая. С ней было легко, но он отмечал про себя, что ей не хватает серьезности. Она любила его и доверяла ему безгранично. Он всегда старался вести себя, как глава семьи. Правда, был момент, когда всё это ему надоело. Том только что родился, не давал спать по ночам. А сама Марта расползлась, как корова, и стала совсем непривлекательной. Однако продолжала требовать к себе внимания. - Посмотри на себя и на других женщин, - сказал ей Абрахам, - почему все держат себя в форме после родов, а ты похожа на свиноматку? Мне стыдно пройтись рядом с тобой по улице. Он захотел уйти. Марта валялась у него в ногах и просила не бросать её. Жалость шевельнулась в сердце парня, но у него уже была договоренность с одной девицей… правда, легкого поведения, но она клялась и божилась, что будет верной ему до гроба. С той девкой он прожил всего неделю. Всё было не так, как ему представлялось, а деньги просто в какой-то бездонной пропасти исчезали. Он вернулся в семью. Марта была без ума от счастья. Попробовав разные диеты, она в конце концов совсем перестала есть. Частенько падала в обмороки, он сам отвозил её в больницу. Зато вскоре стала походить на прежнюю юную девушку. Правда, чисто внешне, голодание испортило её характер, она стала нервной и плаксивой. Он иногда был вынужден бить её, но при этом желал ей только добра. Потом у них родилась Энн. Дочь Абрахам очень любил, она была спокойным ребенком, почти не плакала. Марта научилась быть неплохой матерью. Но муж стал замечать, что она отдаляется от него, не проявляет прежней любви, оправдываясь заботой о детях. Женщина, которая никогда в жизни не работала, всеми днями сидевшая дома, заявляла ему, что устает и не высыпается! Секс с ней стал скучным и пресным, к тому же она стала частенько отказываться от исполнения супружеского долга. Не помогали ни уговоры, ни кассеты с порно, которые раздобыл Аби специально для того, чтобы оживить их интимные отношения. Конечно, он злился, он стал иногда выпивать, чтобы серость будней меньше давила на него. За пьяное хулиганство попал в тюрьму, отсидел пятнадцать суток, да ещё и заплатил крупный штраф, оторвав от семьи, детей, столь необходимые деньги. И с работы его тогда уволили, он с трудом устроился на новое место. Потом эта нелепая история, прервавшая беременность Марты. Из больницы она вернулась чужим человеком. И снова, как будто не усвоив ничего, заговорила о разводе! Скрепя сердце, он сдержался, не орал и не бил её. Постарался поговорить спокойно, даже попросил прощения. Она вроде как простила ему, но он не почувствовал искренности. И был прав, так как эта сука сбежала от него через месяц. Сбежала вот в этот самый городок, на самой окраине страны, где жизнь словно текла по другим законам, где царил свой собственный порядок. Здесь жила крестная Марты, старая, больная и очень набожная. Да тут все женщины были помешаны на религии. Крестная и Марту затащила в церковь и, когда Абрахам нашел беглянку, она опять сильно изменилась. К тому времени крестная умерла, оставив Марте свой дом. Марта приняла мужа спокойно, признала, что поступила нехорошо, сбежав вместе с детьми и заставив его волноваться об их судьбе. - Поклянись на библии, что больше не ударишь меня, - сказала она. - Клянусь! Но только и ты веди себя со мной по-человечески. Я же не бездушная скотина, я ХОЧУ быть со своей семьей, хочу чувствовать, что нужен, что меня любят! И вроде бы всё у них наладилось. Пульке был первоклассным электриком, его сразу же взяли на работу. Марта теперь тоже работала, и он ощутил, насколько им легче стало в финансовом плане… Ох, БЫЛО БЫ легче, если б она прислушивалась к его советам, а не расшвыривала деньги куда ни попадя. Но нет, она слушала своих соседок! Все бабы стервы и суки, как всем известно, но одни любят строить из себя сук порядочных, а другие даже и не пытаются. Эти же из кожи вон лезли, стараясь всех убедить, что они примерные матери и жены, а сами тратили прорву денег на тряпки и салоны красоты. Марта всё ещё была очень хорошенькой. Накрашенная и приодетая, она привлекала взгляды других мужчин. Какому мужу понравится то, что для других его жена старается выглядеть лучше, а придя домой, стирает макияж и переодевается в халат? - Эх, Пульке, и не стыдно тебе? – сказал судья. – Как ты её не зашиб вообще? Посмотри на себя, какой ты здоровый детина, нашел на ком удары отрабатывать. Абрахам снова вздохнул. Судья ведь прав. Мужик он, кажется, действительно неплохой, с пониманием. Что Пульке удивляло в этом городе, так это душевность и открытость людей. Здесь не принято было ходить с камнем за пазухой, здесь любили улыбаться друг другу. По своей натуре Абрахам был не очень общительным, в противовес Марте, которая не выносила одиночества. Но и он не мог не поддаться общему настроению в городе, где обожали народные праздники, любили ходить друг к другу в гости, собираться на площадях и в пабах и просто трепаться за кружкой пива. Единственное, что всегда бесило его, это открытость и раскрепощенность женщин. Подчас они вели себя нескромно, любили вторгаться в личное пространство мужчин, чрезмерно контролируя своих мужей. Он боялся, что Марта переймет эти манеры. Характер жены и правда совсем испортился. Нет, она не лезла к нему в душу, не пыталась командовать. Тихонько суетилась по дому, бегала в церковь и читала библию. Но он напрасно ждал от нее внимания, ласкового слова. Другим она улыбалась, но не ему. Всё время болтала с соседками на улице и по телефону… но молчала с ним. Вчера он пришел к ней, потому что хотел близости. А может, и не хотел, просто ему надо было узнать, почему она больше не любит его, почему бесит каждым своим косым взглядом. Он почти не пьет, он больше не бьет её. Ну, редкие пощечины не считаются, это, скорее, способ обратить на себя её внимание. В спальне Марты не оказалось. Она легла в детской, постелив себе на раздвижном кресле. Он за волосы вытащил её из комнаты. - Твоё место ЗДЕСЬ, в НАШЕЙ спальне! Не смей больше уходить от меня! – закричал Абрахам. - Перестань, отпусти, ты разбудишь детей! Но дети и так уже проснулись. Энн заплакала. Из детской выбежал Том и бросился с кулаками на отца. Абрахам с яростью отшвырнул его, мальчишка отлетел к стене, сильно ударившись головой и плечом. - Не смей, скотина! – истошно завопила Марта и САМА набросилась на него. Он долго бил её. Схватил за волосы и бил головой о стену. Размахнулся и впечатал кулак ей в лицо. Она кулем свалилась ему под ноги. Он принялся бить ногами. Энн вопила в своей кровати, и Том тоже что-то кричал в окно, звал на помощь. Марта очнулась, застонала и сказала: «Ненавижу». Тогда он начал душить её. Нда… однако… однако спасибо старому козлу, соседу, за то что приперся к ним под дверь. Иначе Абрахама могли посадить за убийство. Вот же дрянь! Какая дрянь! Сама довела его до бешенства, упекла за решетку. Ну, и чего добилась то? Пульке снова грозит арест, его снова могут выкинуть с работы. А деньги? Господи, он опять полгода будет выплачивать штраф! Вот пусть теперь покрутится, мерзавка, попробует прокормить семью на свою зарплату! - Засадить бы тебя лет эдак на семь-восемь! – беззлобно сказал судья. – Чтобы научили тебя в тюрьме обращению с женщинами. Последние слова прозвучали как-то двусмысленно, толстый полисмен хмыкнул, а Лисс скривился и с осуждением посмотрел на напарника. - Ох, с удовольствием бы посадил тебя, - продолжил судья, - но твоя жена, как истинная католичка (а они все чокнутые, как известно)… - полисмен снова хмыкнул, выражая одобрение и полное согласие, - … всё тебе простила и отказалась написать на тебя заявление. Пульке испытал огромное облегчение. Всё-таки в Марте остался здравый смысл. Теперь и он усмехнулся. Интересно, осознает ли жена свою вину в полной мере? Поймет ли всё сама, или ему опять придется заняться её воспитанием? - А вот от административной ответственности тебе не отвертеться, - сказал судья, - это у них там, в церкви, подставь правую щеку, подставь левую… А в правосудии, знаешь ли… - Око за око, зуб за зуб, - подсказал начальник полиции. - Точно, - согласился с ним судья, - принцип талиона. Ну, дело закрыто, полисмены, уведите этого придурка с глаз долой. Пульке пребывал в растерянности. Судья ничего не сказал ни о штрафе, ни об общественных работах. Что за «принцип талиона», черт его дери? - Я ж говорил, что судья Хобб долго мозги не канифолит, - сказал Лисс, подойдя и открывая клетку. - И правда. Наручники сними, сосед, - сказал Абрахам. - Э, нет, успеется, - усмехнулся тот. Вдвоем с толстым полисменом они повели Пульке из здания, но не на улицу, а во внутренний двор. - Куда мы идем? – спросил мужчина. - За административным наказанием, - ответил Лисс, но на этот раз серьезно, без вечной своей усмешки. Во внутреннем глухом дворике, отгороженном от мира высокой стеной, стояли и курили, беззаботно переговариваясь, ещё три полисмена. По случаю летней жары, на них была форменная рубашка с короткими рукавами, воротнички расстегнуты, фуражки сняты, а на глазах у всех были массивные солнцезащитные очки. И всё же Пульке без труда узнал их. Городок то был маленький, он часто встречался с парнями то в спортивном баре, то в боулинге. Ребята были стОящие, Пульке поздоровался с ними, ему ответили кивками и привычными улыбками. - Не люблю понедельники,- пожаловался один, - вот прям так сразу и впрягаться в работу после выходного. - Парни, мне тоже работа осточертела, - сказал Аби, - но лучше мне сейчас пойти туда. Очень уж не хочется, чтоб уволили. - Не уволят, не дрейфь, - сказал Патисон, - но и прогулы, разумеется, не оплатят. О детях не беспокойся, они пока поживут в приюте при церкви. - Даа, о детях я даже не подумал. Лисс, ты видел Марту? Как она, сколько её в больнице продержат? - Не, не видел. Я ж с ночного дежурства. Но ты сам с ней скоро увидишься, поговорите по душам. Ты всё-таки подумай над моим советом, может вам лучше разойтись по-хорошему? - Не лезь не в своё дело, сосед, сами разберемся, - поморщился Абрахам. - Ну, как знаешь, – Патисон открыл прокурорскую папку и повернулся к коллегам: - Так, ребята, у нас тут до черта работы, щас пойдем прямо по списку… Полисмены полезли в карман за перчатками, лениво выражая недовольство работой на такой жаре. Пульке стоял по-прежнему в наручниках, и по-прежнему не понимал, что происходит. - Начните, что ли, с носа. Удар кулаком, прямой, перелом закрытый, со смещением… - Ну, Лисс, тут уж как получится, - сказал один из парней, шагнул к Пульке и нанес неожиданный и мощный удар ему в нос. Мир взорвался у того перед глазами, адская боль помутила сознание. Удар отшвырнул его на кирпичную стену ограждения. Толстый полисмен склонился над ним. - Нууу, не знаю, а есть ли смещение? - Что вы творите, сволочи? – прохрипел парень, отплевываясь от крови. - Вставай, Абрахам, - скомандовал Лисс, - а нет, лежи. Так, боковые переломы 8и 9 ребер, удар ногой. - Прекратите! – закричал Пульке. - Лисс, чё ты раскомандовался? Взял бы, да пометил крестиком, куда бить. Удар тяжелого ботинка в бок выбил из Абрахама весь воздух. Он отчетливо слышал, как хрустнуло где-то внутри него. - Эй, справа, а не слева! - Так и говорил бы, чего молчал. Снова бить? - Да угомонись ты. Переходим к гематомам… Это был ад на земле. Никогда Абрахаму не было ТАК больно. Он терял сознание, но новые удары приводили его в чувство. Кричать он больше не мог, только стонал. Оказать сопротивление в наручниках, трем здоровым парням, не мог. Он даже думать больше не мог, только когда очнулся от удара головы о стену, на миг промелькнула мысль, до чего же всё несправедливо! Ведь голова и так болела с похмелья, а у Марты тогда никакого похмелья не было. - Я тут не знаю… вывих кисти, но это у нее при падении. Носок ботинка ударил в сустав. - Так пойдет? Вроде, опухает. - А душить его тоже надо? - Черт, не перестараться бы, можно ведь и гортань сломать… Голоса своих палачей Пульке почти не различал. Всё словно заволокло красным туманом, через который пробивалась одна лишь боль. Неужели Марте было так же больно? Нет, нет, это безумие, КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?! - Тут еще перелом пальца и, вот смотри, мочка уха разорвана. Но у него же нет сережек… Безумие. Они все сошли с ума. И он тоже сходит с ума. Марта… дети! Что будет с ними? Ведь его сейчас убьют. - Всё, задний ход. Скорая на месте, тащите его, парни. - Тяжёлый. Давненько у нас столько работы не было, правда? - Не люблю понедельники…