Верни мне право на жизнь

Такасуги всегда помнил кровь товарищей на руках, на лезвии меча. Он видел вокруг необъятное пламя их жизни, постоянно гаснущее в толпе. Оно с каждым разом, новым шагом становилось все меньше, превращаясь в непроглядную тьму. Шинске раздвигал руками людей, шел по головам трупов и мог ориентироваться только на вечный азарт Сакамото, серую от всего пережитого спину Гинтоки, и не опускающего руки Катсуру. А в нем с каждым разом, шрамом, криком и болью постепенно что-то начинало отмирать. Звуки трескающегося дерева, горящая бумага и свист лезвия, отделяющего голову от тела, снились ему каждую ночь. И очень сложно было бы сохранить веру в лучшее, не сойти с ума и не отступиться от общей цели. Такасуги умирал изнутри, оставляя простодушие, человечность позади. На место радости и счастливой улыбке пришли усмешка и презрение. Тонкая стенка лопнула, когда мир разделился наполовину и там, в их укрытии, валяясь в бреду и зажимая горящую рану, он впервые осознал суть холодного одиночества. Уже потом, дальше с сумасшедшим упоением уродовал тела аманто, видя лишь половину. Но и ее уже было достаточно для желания сравнять весь мир с землей. Ничто уже не могло перечеркнуть эту кровавую обиду, смешанную с болью. По прошествии стольких лет повязка стала напоминанием о том, что навсегда забрали: об отрубленных головах товарищей, с кем они шли бок о бок; о сэнсее, который воспитал в них надежду и любовь к окружающему миру. О сэнсее, который утирал их слезы и дарил им счастье быть живым. Шинске это счастье проклинал тысячи раз, смеясь и всматриваясь в невидимую темноту. Но так и не получил ответа.