Плутон.

- Это же невыносимо. Чонун сидит за барной стойкой. Бармен – подозрительной внешности молодой человек – включает последнюю песню EXO и глушит освещение в зале и уходит в подсобку; над столиками по периметру зала едва мерцают в полумраке голые лампы, да слабые светодиодные ленты, налепленные кое-как, отражаются бликами на коже вокалиста, не покрытой слоем косметики. - Хён? Кюхён, наверное, слишком мал, чтобы понять, почему хён не пьёт, но всё равно решается говорить по душам с ним, но прервать его не в силах. Голос Кёнсу разлетается по небольшому пустому помещению и, сталкиваясь с холодными стенами, отделанные кирпичом, растворяется, боясь замёрзнуть. - Как Хичоль-хён это вынес, как. Без тени эмоции, почти беззвучно произносит. Чонун, чувствует младший, видно, слишком устал, чтобы добавлять краски в свой голос. - О чём ты, хён? Всё и так понятно, зачем слова, думает Чо, но всё равно уточняет, боясь попасть впросак. Ох уж это желание – не выглядеть глупым и слишком всезнающим в глазах старших. Чонун медленно поворачивает голову и чуть сильнее сжимает пальцами руки бокал с виски на дне – он впервые видит этого мальца, ворвавшегося в его вечер размышлений и уединения. Взгляд Йесона опускается от щёк к шее, с которой сбился шарф, затем – к запястьям, спрятанным за манжетами выцветшей рубашки. - Откуда тут? Чонун не заметил его, как он вошёл, думает макнэ. Немного обидно, но можно понять. - Что случилось, хён? - Ничего. - Скажи уж. Я зря, что ли, несся сюда как угорелый? Там холодно, между прочим. А звал меня ты. Йесон опирается лбом на тыльную сторону ладони и опускает взгляд на столешницу. Чень поёт об эгоистичности, и вокалист вспоминает свой звонок младшему полчаса назад. А тот сидит рядом, чуть запыхавшийся и раскрасневшийся – со сбитыми волосами, размазавшейся подводкой, после записи, наверное. - Разговаривал с Хичоль-хёном после того, как он вернулся на сцену? Кюхён чуть взбодрился – старший уже осознанно задаёт вопрос. - Не приходилось. Графики расходятся, да и хён слишком уродлив и стар, чтобы выпивать со мной. Уголок губ Чонуна чуть приподнимается, но тут же опускается, и этого мимолётного просвета как ни бывало. - Просто… Представь. Он осекается, а Чо видит через зеркальное оформление стены под полками с алкоголем, как за стеклом медленно спускаются снежинки. - Никогда не думал, что Плутон чувствовал, когда его перестали признавать как планету? Кюхён не удивляется. Это немного привычно – хён иногда размышлял о вещах, о которых никто в группе и из окружения Чо и подумать не мог. Макнэ не смотрит на старшего, но отчетливо видит блики светодиодов в тёмных глазах вокалиста. - Наверное, обиделся? - Вряд ли. Он почувствовал себя уязвлённым, беззащитным – словно забрали самое сильное, что у него было. Ты и без того мал. - говорит он, обращаясь то ли к макнэ, то ли к себе, то ли к Плутону, и продолжает. - Мал. У тебя нет оружия, нет влияния, нет власти, ты на краю Вселенной, но у тебя хотя бы есть гордое название – планета. И в один момент его отбирают, это звание. Что бы ты почувствовал, Кюхён-а? - Злость. Чуть взвесив, отвечает Чо честно. Интуиция подсказывает ему, что сейчас быть честным – предельно важно. Это похоже на игру с огнём – если не соблюдать правила безопасности, можно сильно обжечься или случайно потушить этот огонь. Стройное трио из EXO твердит своё о разбитой любви, а Чонун говорит: - Это ты – злость, а Плутон не такой. Он далёкий и спокойный. Он слишком мал, чтобы держать в себе злость. Он почувствовал одиночество, совершенно определённо. Старший умолкает на время. На секунд, казалось, семнадцать. Кюхён думает, что он оторвался от атмосферы и уже вот-вот ступит на поверхность Плутона – столько времени прошло в молчании. Бармен аккуратно кашляет и кивком указывает на тусклый циферблат часов, мол, к закрытию время. Чо косится на Чонуна. - Хён, а ты похож на Плутон? - Кажется, что да. - Поехали? - Куда? Кюхён не отвечает, а лишь хватает вокалиста за запястье и едва не роняет того со стула на длинных ножках. На барной стойке остаётся нетронутый бокал виски. Бармен решает, что он сам заплатит за этот заказ, и выпивает обжигающую жидкость, когда за дверями, среди снега в воздухе, Чонун заводит свою машину и зажигает фары ближнего света. Кюхён сидит рядом с вокалистом и думает, что хён совсем расклеился. *** - Давай споём. - Тут? Пять часов в пути. Кюхён эгоистично спал всё это время, лишь назвав Йесону точку назначения. Когда выходили из машины, на часах было около трёх ночи. Пригород Сеула спал. - Немного не в нашем стиле, конечно, но необычно. Никто тебе больше никогда не обеспечит такой концертной площадки. Чо улыбается и изображает фотоаппарат большими и указательными пальцами двух рук, «фотографируя» местами прогнившую сцену наполовину театра. Кое-где в углах лежит свежезадудый внутрь снег, пахнет сыростью и морозом. Освещения почти нет, кроме окон, через которые проступает свет фонарей. - Этому театру, пожалуй, лет девяносто. Недавно прочитал, что рядом тут открыли новый, а этот теперь никому не нужен. Пусть будет наш. Младший достаёт из кармана мобильный и смотрит на вокалиста. Тот не теряется, а просто стоит чуть поодаль и смотрит на ступени, подводящие к сцене. - Пойдём. Чонун похож на ребёнка – он совершенно точно знает, что надо делать, но не решается, боясь вызвать осуждение. - Забыл, как это делается? Чо недолго роется в телефоне и снова хватает хёна за запястье, вытаскивая на сцену. Негромко звучит гитарная партия "The more I love you", и Кюхён негромко вступает, чтобы не сорвать голос. Йесон смотрит в пустой зал и вступает только на припеве. Едва слышно, почти шёпотом, будто обращаясь не к мнимым зрителям, а только к одному человеку рядом с ним. Чо закрывает глаза ровно в тот момент, когда голос хёна набирает силу, когда Чонун перестаёт заворожено смотреть в одну точку в районе бывшей звуковой кабины и словно забывается. Его голос проносится ураганом по залу – и вокалист почти сразу замолкает, едва выдержав длительность последней ноты. Кюхён открывает глаза – хён плачет. Макнэ садится на край сцены и вспоминает, как тяжело старшему исполнять эту песню. Вспоминает, как тот едва сдерживал слёзы после выступления с ней перед эльфами. Он думает, что эмоций от воспоминаний должно быть достаточно, чтобы восстановить эту картину спустя пару лет; что он, Чо Кюхён, всего лишь катализатор этого восстановления сейчас. *** - Плутон доволен? Чонун ухмыляется и кутается в куртку. Залезать в машину не хочется, поэтому вокалист просто смотрит на спускающиеся с неба снежинки. Думает о том, что Кюхён не умеет не проводить параллелей, и иногда это очень полезно. - Спасибо тебе. Кюхён переступает с ноги на ногу и, не выдерживая, бросает: - Надоело мёрзнуть, поехали домой. - Вернёшься обратно в Сеул, приедем сюда ещё раз? - Чтобы Плутону не было так одиноко без меня? Чонун кивает, и мысленно добавляет: «И без океана».