Постель

С тех пор, как До Кенсу поступил в университет и заселился в общежитие, прошло долгих три года. С тех пор утекло много воды, и сейчас Кенсу справедливо считает, что готов к любой катастрофе мирового масштаба вплоть до нашествия пришельцев и атаки монстров. Общажная жизнь учит тебя выкручиваться из поистине безвыходных ситуаций, предвидеть будущее и абстрагироваться от всего, что не конспекты по философии или необходимые чертежи. Если очень постараться, то в условиях отдельно взятой комнаты можно и опыты провести химические, со всеми необходимыми реагентами, вплоть до серной кислоты, но ему – хвала Небесам – еще не приходилось идти на такие жертвы. Маленький спокойный Кенсу мог стерпеть почти все в этой цитадели разврата, алкоголя, человеческих мучений и безнадежно грязных туалетов. Как-то раз он готовился к контрольной по начертательной геометрии под звуки горячего секса Лухана – студенту по обмену, который собрался в аспирантуру только ради своего парня по имени Сехун – с одной стороны и фанатского рева (из профессионального концертного оборудования, кстати) на концерте SNSD – с другой. Просто Чанель не мог отказать Бэкхену ни в чем или – возможно – Бэк все-таки крепко прихватил эту каланчу за яйца. В общем, До Кенсу почти всегда был безмятежен и непоколебим, словно статуя, но ключевым является слово «почти». - Тао, блять! Не мог бы ты, рудимент эволюции, поднять свой жирный зад и заправить-таки эту блядскую кровать?! Заранее спасибо, чтоб тебя черти драли! – Да. Миленький на первый взгляд Кенсу превращался в исчадие Ада, сына Сатаны, просто от вида разобранной постели. Серьезно, никто – даже Бэкхен, который как живая Википедия и гугл-поиск, знает все – не знал причину это аномального сдвига в поведении. Чонин – его хубэ и хороший друг, как-то огреб просто космических пиздюлей за то, что просто не заправил постель к приходу хена. Свою постель. В своем доме. Постель, которую он заправлял только по особым случаям и на Чусок. Надо ли говорить, что с тех пор постель младший заправляет идеально, даже складочек на покрывале нет. Но вот Хуан Цзытао – еще один студент по обмену из великого Китая – явно не просек фишку с кроватью за все три года совместного существования. Казалось, китаец положил очень большой хер на все претензии Кенсу по поводу его постели и ее состояния. Просто огромный, если честно. И его даже нельзя было ударить, как всегда поступал Кенсу с особо непонятливыми, - этот говнюк был мастером ушу, хотя в обычной жизни его грация могла посоревноваться со слоном. - Да хрен тебе, любовь моя пучеглазая, а не заправленная кровать. – Отозвался выходящий из душевой объект праведного гнева. – Зачем выполнять эту дурацкую нудную работу каждое сраное утро, когда через восемь часов мне придется ее разбирать. Кстати, - вытирая голову с самым серьезным видом, - мой зад вовсе не жирный. Там одни мускулы. А если ты завидуешь моим формам - спешу тебя заверить: твой зад ничем не уступает моему, и кто-то по имени Чунмен-хен считает его лучшим. – Деловито закончил младший и бухнулся на многострадальную кровать. - Слушай, каланча китайская, ты живешь со мной три года. Неужели тебе не надоело? Ты ведь знаешь, что меня это просто адски злит. – Продолжил гнуть свою линию Кенсу, присев на стул перед кроватью «этого поганца». - Знаю. Более того – я искренне наслаждался рассказами Чонина о том, что «ангел небесный - До Кенсу» может ударить другого человека. А еще больше, мой недогадливый друг, мне нравится смотреть на тебя, всего из себя гневного праведника и борца за чистоту, а потом трахать тебя на так ненавистной тобой постели. – С этими словами Тао хватает парня за руку и резко тянет на свою койку. - Мне просто крышу сносит от того как ты вырываешься в самом начале, пытаешься сопротивляться и – о Боже – взывать к моей совести, а потом плавишься словно воск и стонешь как последняя блядь. Как кусаешь свои чудесные губы, как жмуришь свои невозможные глаза. Это лучшее из всего, что я когда-либо видел, Кенсу-я. Так что не лишай меня этого удовольствия. А потом Тао опускается вниз и стягивает с неподвижного парня штаны. И это так отвратительно хорошо, что Кенсу действительно кусает губы и жмурит глаза, и даже стонет, хотя мысленно кроет китайца на чем свет стоит. - Я смотрю, уроки риторики не прошли зря, - все-таки собирает мысли в кучу парень, - а ведь еще полгода назад и двух слов связать не мог. Вот говнюк, думает Кенсу, вот это рот, кричит его сознание. - Господи, Тао, еще, пожалуйста. – влажно выдыхает Кенсу, когда чувствует головкой члена заднюю стенку глотки своего парня. Китаец лишь стреляет своими кошачьими глазами из-под влажной челки и смачно причмокивает. А потом, с самым довольным видом выпускает чужой член изо рта и лезет в тумбочку. За смазкой. - А презики? – Удивляется Кенсу, находясь в почти бессознательном состоянии. - То есть то, что я два года трахаюсь с тобой, не вызывает у тебя доверия? – Игриво вопрошает китаец, размазывая при этом вязкую массу по пальцам левой руки. - Дело не в этом, придурок. Знаешь как щиплет? – Возмущается старший. – Хотя, откуда тебе знать, не ты же тут задницу подставляешь. -Как будто тебе это не нравится. – Смеется Тао и возвращается к прерванному занятию. А вот парню под ним совсем не до смеха. Он и думать уже забыл про всякие там презервативы и щиплет. Невозможно думать, когда этот жаркий рот принимает тебя до самого основания, горячий язык облизывает головку, а потом эти маневры повторяются бесчисленное количество раз. И маленький Кенсу вообще с большим трудом понимает как вообще его еще не разорвало от такого удовольствия. А потом Тао добавляет пальцы, и ему просто хочется выйти в открытый космос без скафандра – настолько это прекрасно. Кенсу хочется кричать, но спазмы сдавливают горло и он только задушено хрипит, комкает несвежие простыни без рисунка и смаргивает неуместные слезы. Последней каплей становится приглушенный стон Тао – смешной и почти девчачий. Кенсу кончает сильно зажмурив глаза: его мир только что рассыпался на миллиарды частиц, звездную пыль, и теперь, за наносекунды, собирается вновь. Первое, что видит парень в этом новом мире – довольное до невозможности лицо Тао. - Ну так что, я прощен? – С хитринкой в голосе спрашивает он и лезет теперь уже за салфетками, чтобы стереть лубрикант и собственную сперму с правой руки. - А? – Глупо переспрашивает старший и добавляет почти восторженно – А ты-то когда успел? - А это, солнце мое, еще один плюс в пользу амбидекстеров. – Менторским тоном сообщает Цзытао и укладывается рядом со своим парнем. – Ну так что? - Если ты каждый раз собираешься так извиняться, то хрен с тобой – можешь хоть всю жизнь кровать не убирать. – Удовлетворенно отвечает старший и укладывается у Тао на груди. - Маленький развратник. – Весело говорит китаец и целует любимые губы. - Как будто тебе это не нравится. – Дразнится Кенсу и проваливается в легкую дрему.