Влюбленные в море.

      Бывает такое, что вся жизнь — не для себя, для родителей, потом для родины, потом для семьи, для детей, для внуков, для правнуков... Бывает вся жизнь — работа. Нет времени ни на что, а потом раз... и все. Такие люди, редко видят что-то кроме работы, становятся настоящими профессионалами и любят свое дело. В этом их счастье. Это нормально. Но, бывает, человек сходит с ума. Он во всем нормален, но заводятся странности.       Старик Скрябкин (в городе известный как Тряпкин) был именно таким человеком. Порядочный, уважаемый, пример во всём. Образец для подражания. Он и в глубокой старости продолжил служить, весьма успешно работая начальником отдела. Пусть старые системы управления, пусть ошибки и некоторые конфликты, но его отдел оставался лучшим. Но мы отвлеклись. Итак...       В комфортном кабинете уютно горит теплый, желтый свет, без примеси голубого свечения мониторов. В кабинете Ивана Никифоровича Скрябкина нет компьютера, как нет прочей современной оргтехники, всё у секретаря. Есть окно, за которым тусклый город, почти без цвета, совсем монохромный. Старик Скрябкин тоскливо взглянул на проходящую под окном компанию. Трое. Три кома тканей, только один интересный лоскут. Неяркий, нежный, волшебный. Старик вздохнул, и отошел от окна, усаживаясь в кресло за столом.       — Устал я сегодня. Уйти бы. Хватит, пожил. Не могу. Не на кого оставить нашу ткацкую фабрику. Многие могут тканями заниматься, не все чувствовать. Да и внуки. Дети-то ладно, выросли, сами уже дедами стали, а вот внуки. Живут, кажется, правильно, жен любят, деток рожают, служат Родине правдой. Младшенький внучек беспокоит... Сережа. Не уберег я его. Совсем разучился в жизни жизнь видеть. Эх, Катенька, держу перед тобой слово. Пока не пристрою последнего внука в жизнь, не свидимся. Как же долго...       Старик замолчал, глядя на фотографию в простой рамке. На фотографии — пожилая, элегантная женщина на берегу моря. Соломенная шляпа, тончайший флер шарфа, нежно-зеленое платье. Бойкие глаза и искренняя, любящая улыбка. Супруга Скрябкина, ныне покойная, Екатерина. В кабинет прошмыгнул секретарь, доложил о посетителях, они прошли сразу вслед за ним.       Три молодых человека расположились в кабинете Скрябкина. Капитан Павел вольготно устроился в кресле, Эн и Люсик встали по обе стороны от капитана.       — Здравствуйте!       — Чего вы хотите?       — Вот, советская школа! Эн, Поль, вспомните, ныне чиновники и высшее руководство говорят, что хотят они, а тут у нас спрашивают.       — Да, но уровень вежливости...       — Остается тем же, и не спорь со мной, Эн.       — Цыц, оба! Нам, собственно, нужна ткань.       — Отдел продаж этажом ниже.       — Ой, нам вы нужны! Внизу одни быдло-куны!       — Эн, ну откуда старик знает твои анимешные термины? Там, в отделе продаж, одни блондинки да торгаши собрались, и все на голову трах... треснутые.       — Понимаете, нам нужен любитель, а не профессионал. В отделе продаж занимаются сбытом товара, лишь бы продать. Заработок и карьера. Нам нужен человек, понимающий толк.       — А от меня чего хотите?       — Нужен лоскут парусины позапрошлого века. Желательно, годов семидесятых.       — Зачем?!       — Мы кораблик строим!       — Эн! Точную копию знаменитой шхуны. Дерево того времени мы нашли. От древнейшей сосны нашего города сук отвалился, случайно! Нам хватит. Нити тоже есть. Даже не верится, какие редкости можно раздобыть у Амантая Кожи. А ткань — только у вас.       — Вам проще купить готовый макет или обратится к специалисту.       — А кайф в чем?       — Многие могут так поступить. Мы сделаем сами.       — Ну, а я-то тут причем? Нет у меня такой парусины, а и была бы! Она дороже денег.       — А так? — Люсик снял (смотал?) с шеи воздушный шарфик и кинул на стол перед стариком. Шарфик распустился волнами сказочных цветов. — Вы в прошлую охоту не смогли отобрать.       — Чудесно! Китайская шелковая нить, флорентийское плетение, ручная работа! Удивляюсь, откуда у тебя такое чудо.       — Любовничек на память оставил. Вернее, забыл, когда сматывался. Связал шарфом руки, рот краем заткнул, чтоб не орал. А поорать было от чего! А потом свалил, сука.       — Фу! Ты это ярмо таскаешь? Еще меня укрывал!       — Стирал же! И вообще, память это, чтоб со всякими в постель не лезть.       — Кхм! — привлек внимание Павел. — Юнга, шкипер, умолкните. Ваше слово, Боцман?       — Я согласен.       Это стало судьбоносным решением. Вновь сложно судить, что произошло, что привлекло старика в трех городских сумасшедших. Их ли наивность и романтичность, умение просто жить, любить, не думая ни о чем, радоваться жизни. Или странный блеск в глазах, как тот, который Скрябкин видел в глазах своего единственного и любимого друга. Старику вспомнился друг-моряк, как он на земле тосковал по морю и пил ром, как пел лихие песни и тихо читал стихи у камина в домике на берегу. Это друг-моряк познакомил Скрябкина с Катериной, своей сестрой. Она стала старику верной и любящей спутницей жизни, и родила столько прекрасных детей. Он вспомнил дружбу, оказавшуюся короткой вспышкой, кусочком янтарного счастья в водах Балтики. Друга-моряка забрало штормовое море...       Как бы это ни было, старик всем сердцем привязался к ребятам, сумасшедшим, влюбленным в романтику моря. Он гулял с ними, ходил в кино. Вечерами, сидел с Эн в библиотеке, пока она перечерчивала (машинные копии — не по-настоящему, не интересно) чертежи шхуны. Помогал Полю выстругивать из пересушенного сука древесины детали макета. Любовался руками Люсика, трепетно и неловко стягивавшего стежками старинную парусину. Все четверо каждые выходные гуляли и придумывали новые занятия, чаще связанные с морем. Изредка четверо моряков, как прозвали этих людей в городе, брали с собой младших родственников. Анечка брала соседскую девчушку, Павел трех племянников, старик своих правнуков. Дети и внуки искренне радовались помолодевшему и засиявшему старику.       Нередко четверку моряков до места гуляния отвозил кто-нибудь из внуков или детей старика. Одним словом, многочисленная родня одобрила странную дружбу. Не оттого, что старик под присмотром и не пристает к прохожим на предмет поиска тканей, а оттого, что после смерти Катерины, супруги старика, он впервые открылся и начал жить для себя. Иван нашел утраченную в молодости дружбу.

***

      — Де, давай скорей! У меня достаточно дел! — Хмурый парнишка распахнул дверку подержанной иномарки, выпуская старика. — Где твои психи?       — Не психи, а сумасшедшие. Вон там.       По широкому тротуару шла Эн. Нет, не шла, вышагивала, подметая широкими черными брюками «клёш» асфальт. Майка, переделанная из тельняшки, и беретка дополнили имидж морячки. За ней Люсик и Поль играли и пели. Один бил в бубен, другой по струнам гитары. Песенка незатейливая, для разнообразия не про море, а про Эн.             Шла Эна Харта на базар.             На базар за вином...       — Поездочка будет веселой... — вздохнул парнишка — младший внук старика Скрябкина.       — Капитан, знакомьте команду с моим внуком.       — Я капитан Павел. Поль. Это шкипер Люсик и юнга Эн.       — Сергей.       — Что прям так? Прям «сэр» и прям «гей»?!       — Люсик!       — Да ладно вам! Кстати, нам как в песне нужно на базар.       — Я всё взял. Загружайтесь, внучек торопится.       Ребята шумной толпой вломились в авто, иначе и не скажешь. Сергей резко повел машину в нужном направлении. Моряки запели. Раздражая водителя, поднимая себе настроение.             «Четыре моряка, и бутылка рома!»       Однако скоро притихли, понимая раздражение водителя. Песни стали тихими разговорами. О проблемах нетрадиционной ориентации, о свободе выбора и свободе в целом, о счастье...       — Ну что за люди? Неужели вы не можете вести себя нормально?       Сергей спросил у всех, но все занялись рассматриванием видов за окнами. Кроме Люсика. Он ответил:       — Можем, но не хотим. Просто живем, как можем.       — Ага, и ищете счастье в повседневности. А его нужно брать своими руками.       — Зачем искать счастье? Его лучше дарить. У меня его много, ведь мне есть кому писать и для кого жить.       — Психи, — буркнул Сергей.       Он задумался и мог еще поспорить, и, может быть, двое ребят поняли бы друг друга раньше, но не судьба. Сигнал светофора пустил стрелку, Сергей послушно свернул. Пара метров и авто затормозило у       остановки загородного автобуса.       — Спасибо, внучек, дальше мы сами.       Сумки мгновенно извлекли из багажника, моряки-сумасшедшие помахали ручками пареньку на прощание. Четыре одиночества, нашедшие друг друга, махали пареньку, не ищущему дружбы.       — Он просто одинок и сломлен, — словно оправдываясь, сказал старик. — Он потерял себя, он такой — не настоящий. Помогите ему?       А чем помочь, если человек такой? Если он прав своей жизнью? Он так живет, а они так. Вот только его дед — городской сумасшедший. Сумасшествие наследственно?