И звездное небо, Сенечка!

Арсений поправил галстук, потянулся к вискам подрагивающими пальцами и подвинул очки вверх к переносице. Чисто инстинктивно он еще и живот втянул, и плечи пошире расправил – все-таки какие-никакие, а были. Дом был прелестен. Изящен, лаконичен и насмешливо чопорен. А еще огромен. Валик, крысеныш белобрысый, не просто прав был, когда говорил, что Славкины хоромы тут в прихожей поместятся. Кажется, еще и на садовый домик место останется, и «Кайенн» можно загнать, ни разу не поморщившись и это чудовище не поцарапав. Оставалось надеяться, что костюм, штиблеты и галстук не будут смотреться слишком скудно на фоне местных пав. Мстиславу эти душевные терзания были чужды: он присматривался к тому, как Калистратов оформил себе дворик, какие заборы стоят, где спрятаны камеры и что за деревья должен высадить Сенечка по весне. А то виданное ли дело, опять одни цветы будут торчать. А дом был хорош, основательный такой дом, лак-он... выразительный, короче, сразу видно, на совесть сделанный, почти как у него. Только зачем он такой большой-то? От Валика прятаться? С этими радужными мыслями Мстислав придавил кнопку звонка. Калистратов, гад такой, сказал, легкомысленно пожав плечами, что устраивает совсем небольшую вечеринку для своих, а потом они могут организовать завтрак чисто для самых близких, то есть для них четверых, так Валечка захотел. Он же твердо намеревался устроить гриль-пати для близких, и хочется, очень хочется верить, что он не придумает чего-нибудь экзотического типа мяса полинезийского тушкана, вымаринованного в агавовом уксусе двадцатилетней выдержки. Совсем он с этим своим блогом помешался. Арсений заморгал, потому что видеть, как глаза сталеподобного, алмазно-твердого и до ослепляющего блеска отшлифованного Калистратова подергиваются мечтательной дымкой, и более того – представлять, как тот мелкий блондинистый скорпион под таким великолепным человеком извивается, было, скажем так, губительно даже для закаленной психики Арсения. Мстислав же на такое трепетное заявление согласно закивал головой, но смущенно розовея, признался, что советы этого самого блондинатора о том, где лучше всего покупать чехлы для телефонов, пользует каждые две недели. Сие было удручающей и неотвратной правдой: Арсений, разговаривая по телефону с Пархомовым, с огромным трудом мог отогнать от себя угнетающую мысль, что этот троглодит, этот неандерталец, этот альфа-самец, который матом мог пересказать половину диссертационного зала Ленинки, звонил ему с телефона, оскверненного розовым издевательством с пони. А до этого был тоже пони, но другой, причем Мстислав чуть ли не два часа угробил на разъяснение разницы между просто пони и пегасом, и почему у них еще и гривы такие, даже забыв об окороке, который обреченно стыл перед ним (что на памяти Арсения случилось впервые), а до этого был харлей, ну ладно, это еще куда, и до этого было много чего. Арсений почти привык не обращать слишком много внимания на уязвленное самолюбие, в конце концов пусть и у него будут увлечения. Но розовый чехол со стразами на мужской телефон, который может выдержать давление до трех мПа и погружение до восьми метров? Калистратов в ответ на мелкий подхалимаж Пархомова, который и не подхалимажем был вообще, а суровой правдой жизни, застенчиво заулыбался и признался, что Валечка собирается открыть пару новых тем о том, как постильнее декорировать дом. «О! – сказал Пархомов и повернулся к Арсению: – Сенечка, это вам надо серьезно с ним поговорить. Мы ремонт будем делать», – пояснил он Калистратову. От смертоубийства после ухода Олега Арсения удержало только то, что Пархомов сбежал. Ну ладно, удрал. Скорее даже удрал со скоростью звука. Ну или света. Все-таки ректальный детектор неприятностей работал у него что надо, а ведь Арсений был готов распилить его на части ножовкой для резки мяса, выковырять глаза кофейной ложкой, накормить кайенским перцем пополам с васаби и напоить рассолом из-под селедки. Не сложилось: Пархомов появился через четыре часа, считай близко к полуночи, когда Арсений уже начал попускать мысли об авариях, прорывах канализации и прочих катаклизмах, которые поглотили бесшабашную голову Мстислава вкупе с телом, причем появился не один, а с азалией, которую и вручил Арсению. На риторическое: «Что это?» – Арсения он радостно пояснил: – Ах Сенечка, проезжал мимо, смотрю – стоит в окошке красавица, и такие у нее нежные цветы, как твоя кожа, и оттенок как твои волосы, и я просто не мог удержаться, так и колесил с этим напоминанием о тебе по городу, обдумывая свое поведение. Я оплошал, так оплошал! Понял, раскаиваюсь, обещаю исправиться. Слова ли были заброшены на благодатную почву, или у Мстислава были воистину волшебные руки, которые и спину облапали, и ягодицы ощупывали, и под ворот рубашки забирались, полностью отключая критическое мышление Арсения, но совершенно выбивавшийся из общего потока самообличающих фраз вопрос: «А мы ужинать будем?» – был воспринят Арсением совершенно благосклоно. Как ни странно, блог, на котором помешался Валик, а вместе с ним Калистратов, Макарыч и даже мамзель Калистратова – дочка Олега, время от времени оказывался полезным и для Арсения, и именно на нем он присмотрел, как помодней завязать галстук, где выбрать носки поактуальней и какие на Новый год следует надевать рубашки. Стоя перед зеркалом у себя дома, он оценивал себя как соответствующего общему настроению предприятия. Стоя в прихожей, то есть холле дома Калистратова, он почувствовал себя Золушкой, попавшей на бал во дворе принца в рабочей рогожке. И ему стало и обидно, что он опять переживает те самые ощущения со школьного выпускного – маменькиных рук прическа на голове, непонятно в каком азиатском sweat-shop сшитый костюмчик, который был слишком узок в плечах, слишком широк в талии, слишком короток в рукавах, слишком непонятен в брючинах, и рубашка, которую достали с непонятно каких антресолей: в ней не дедушка ли маменькин еще в комсомол вступал, и стыдно, что он допускает до себя такие крамольные мысли. А еще стало стыдно показаться бедным родственником в глазах Пархомова. Тот-то выглядел гламурно. По крайней мере никто не смел сказать, что он ощущает себя не так. Калистратов искренне обрадовался им. Вот только что стоял рядом с непонятным мужиком с необъятным брюхом и осматривал зал с тоской во взоре, а вот уже скользит к ним, улыбается, искрит глазами, ослепляет зубами, подзывает официанта и тянет руку для пожатия. – Я рад, что вы приехали, – с чем-то, похожим на благодарность даже, сказал он. Арсений мог и ошибаться, кто их знает, этих прожженных дельцов, но вроде не притворяется. – Как дорога? – Отвратительно до поселка, замечательно потом, – мимоходом отозвался Мстислав, сосредоточившись на ответственном деле – выборе напитка. Он был весь там – на подносе – и сконцентрировался до состояния атома водорода. Шампанское, шампанское или шампанское? – А коньячка нет? – Потом, к сигаре, – пообещал Калистратов. – Эх, – печально вздохнул Мстислав и впихнул бокал Арсению в руку. – Олег, мы взяли на себя смелость подготовить тебе небольшой подарок к Новому году. Ничего особенного, просто приятная мелочь, – мужественно удавив в зародыше желание пнуть Пархомова, произнес Арсений, надеясь, что его голос не подрагивает от волнения. Калистратов обрадовался – и снова искренне, почти как ребенок. – Спасибо, – сказал он. – Вы не сочтете за дерзость, если я посмотрю его чуть позже? Арсений неопределенно пожал плечами и растерянно улыбнулся. Олег постоял с ними еще немного, обмениваясь ленивыми шутками, вертя подарок в руке, и наконец откланялся. Мстислав сделал стойку на министра, чье имя Арсений не один раз слышал в его обличительных речах. А ведь клял на чем свет стоит, рассеянно отметил Арсений, глядя, как Пархомов этого «жирного борова», «полухряка-полумедузу», «имбецила с чугунной лысиной» и многая, многая другая обхаживает. Он тяжело вздохнул, робко извинился, когда его толкнули, и сообразил после третьего толчка, что единственным местом, где его не заденут, будет стена подальше от входа. Заодно струнный квартет лучше слышен. Через двадцать минут подлетел Мстислав. – Так, Сенечка, держи визитки, отвечаешь за них головой. Эх, до чего же хорошо! Прям как на Восьмое марта в Торговой палате! – Мстислав оглядел зал, высматривая своему обаянию очередную жертву. – Ых, хорошо! Он притянул Арсения к себе, чмокнул его в щеку и улетел расширять свою сферу влияния до того, как Арсений успел сообразить, что а) это неприлично; б) за такие вещи Пархомов обычно получал по шее; и в) ему снова подпирать стену. Как на выпускном. А на выпускном Пархомов тоже наличествовал, и тоже в шикарных штанах, шикарно облегавших его шикарную задницу, в шикарной рубашке вырвиглазного цвета – вроде бордового, которая обтягивала ш... такую же спину, и в совершенно умопомрачительных туфлях. Исчезал с одной барышней, появлялся с другой. Училки рыдали от отчаяния, что его не удалось в этом году выпихнуть в жизнь, директор пил с завучихой и трудовиком чуть ли не из горла, родители в ужасе следили за своими детьми, потому что кто его знает, на кого следующего падет орлиный взгляд Славки Пархомова, который в этом самом «А» учился в прошлом году. Арсений попытался вспомнить, таким ли всеядным развратником был Пархомов уже тогда, но кроме Алекса Спицына вспомнить никакого представителя мужского пола, который пал жертвой бронебойного обаяния Пархомова, не мог. М-м, еще вроде Никитка Спириденко. И Вадик Архаров. Арсений обречено цыкнул и тяжело вздохнул. И что он делает здесь, а самое главное, куда более метафизическое – что он делает рядом с Пархомовым уже почти год? Память, зараза такая, подкинула ему пару... десятков... картин того, что он делает с Пархомовым, а затем поднапряглась – и выдала нагора на порядок больше картин того, что Пархомов делает с ним. Арсений поперхнулся, испуганно пошнырял глазами по залу, убеждаясь, что никто его позора не заметил, и вознес хвалу неизвестным богам за такие укромные уголки, из которых и струнный квартет слышен отменно, и ни одна сволочь не увидит, как полыхают его уши. Мстислав подбежал еще пару раз, всунул Арсению в карманы очередную порцию визиток, полапал его отстраненно, чмокнул и унесся прочь. Орать ему вслед: «Я же тебе говорил, сволочь такая, что костюм надо было надевать, а не эту пижонскую рубашку» – было бесполезно. Также, как и воздыхать, что он тут один, позабыт, позаброшен. И вообще, что он тут делает? Еще и официанты обходили тот угол по широкой дуге, сбиваясь с ног в более освещенных местах. И хотелось домой, где будут родные стены, родной телевизор, родные книги и родной планшет. И никаких людей, которые выглядят на пятьдесят баксов вместе с прической и часами, хотя ворочают ого-го какими делами, и других – которые выглядят на ого-го какие суммы, но в кредит или в надежде найти достойного их представлениям о себе спонсора. В общем, праздник не удался. Арсений собирался с духом, чтобы выползти из своего уголка, избавиться от уже более получаса пустого бокала, сменить его на полный, как на него налетело то самое блондинистое бедствие. – Сенька! – орало оно. – Сенька! Мне, блин, в последнюю очередь говорят, что ты уже тут! Этот жлобина чурбанистый, этот Славик, он же там с какими-то кабанами о политиках талдычит! Сенька! Где он такие слаксы купил? Я тоже такие хочу! А рубашка, это же мамочки-умереть-не-встать! – благоразумно громко вопил Валик, повисая у него на шее. – Пошли я тебя с Настюхой познакомлю, ты не представляешь, какая у нее прическа, это просто отпад! Она такую краску нашла, Сенька, ее просто обязательно надо на тебе попробовать. Ну пошли же, чего стоишь? Валик настойчиво тянул Арсения из темного угла, тот щурился, привыкая к яркому свету, а Валик внезапно оставил его одного посреди людского моря. – Так, это давай сюда, – сосредоточенно говорил он, вытягивая из окостеневших пальцев Арсения бокал. – А это сю-уда. Так, тост: за Новый год! Ну чего глазами хлопаешь? Поднимай давай! Арсений сделал глоток и поперхнулся: что и бокал был пузатым, а не длинным и стройным, и жидкость в нем была гуще и куда более терпкой, он не заметил, плывя на волнах благодарности. Он все-таки проглотил коньяк и уставился на Валика, восхищенно глядевшего на него. – Здоровская штука, правда? – благоговейно сказал этот клоп, сложив свои ручки в восхищенном жесте. – Нет, ты понюхай, какая красота! Олежек бутылку далеко-далеко заныкал, чтобы завтра на шашлыках с вами распить, а то выжрут же гады. Давай-давай, еще тост: за Новый год во Владивостоке. Ну давай, давай же, не отлынивай! Валик настойчиво подталкивал бокал под дно аккурат ко рту Арсения, и тому ничего не оставалось, как сделать еще глоток. А напиток оказался достойным, годным напитком, потому что краски внезапно стали ярче, музыка зажигательней, а Валик стоял перед ним, такой милый, такой юный и непосредственный и такой щедрый, что Арсению захотелось его расцеловать. Неизвестно, что из этого отразилось на лице Арсения, но Валик сначала расплылся в улыбке, затем нахмурился и наконец подпрыгнул и ухватил его за руку. – Так, я тебя Настюхе представить должен. Она жутко хочет на тебя посмотреть. Я когда рассказал, какие мы тебе стринги покупали, она чуть на слюну не изошла, – тарахтел Валик, время от времени останавливаясь, окликая очередного гостя, подскакивая к нему и чмокая в щеку, представляя Арсения как своего вдохновителя, которому обязан не одним шопинг-экспириенсом, и снова буксируя дальше, к ему одному известному месту. Арсений относительно внятно помнил, как ему достался еще один пузатый бокал и Валик рассыпался мелким бисером о достоинствах этого напитка. Анастасия Калистратова была, на счастье, похожа на отца не только внешне, но и характером. Она как-то легко переключалась с модуса высокомерной наследницы на доброжелательный и гостеприимный и тогда была бесконечно очаровательной. А иногда вспоминала и о том, что ей и восемнадцати толком нет, и жадно, страстно и восторженно спорила с Валиком о том, какие сумки следует покупать в январе. Последующее Арсений тоже помнил: они листали модные журналы. Валик вздыхал от восторга, попискивал от счастья и время от времени восставал девятым валом, понуждаемый жаждой обладать. Настя подтрунивала над ним, время от времени восхищалась сама и активно требовала от Арсения если не совета, то хотя бы третейского мнения. Валик категорически воспротивился тому, чтобы садиться за общий стол с теми буржуями, и истребовал три порции еды в зимний сад. Кажется, где-то на пути из гостиной в этот самый зимний сад на Арсения налетел Мстислав. Он стоял и хмурился, или это игра света такая? Валик вроде ввинтился между ними, что-то начал горячо объяснять Пархомову, и вроде тот успел впихнуть в карманы пиджака Арсения еще одну порцию визиток, совсем маленькую по сравнению с первыми. Попутно Мстислав обличал Арсения в недопустимо легкомысленном поведении, взывал к приличиям, которые не должны до конца отмереть, пусть даже и в компании разных там проходимцев, и требовал, чтобы Арсений вернулся в общую компанию и продолжил облагораживать ее своим присутствием. В ответ он лишь получил высокомерное «Хм». Арсений отодвинул его со своего пути и решительно направился в зимний сад. Валик злорадно посмотрел на Пархомова через плечо и побежал за Арсением. Анастасия не удостоила этого хама и мужлана даже взглядом и прошла мимо него задрав нос. – А теперь я буду брать интервью у своего вдохновителя и верного спутника, – Валик установил посреди стола совсем маленькую штучку, которая вроде и была диктофоном, и у Арсения загорелись глаза. – Прелесть какая, – заворковал он. – Какая миниатюрная! Ухватив штучку, Арсений поднес ее к носу и начал разглядывать. – Ты куда ее потащил? Вязигин, отдай и веди себя прилично! Весь интернет затаил дыхание, ожидая откровений от меня, а ты меня дискредитируешь! Отдай диктофон, кому говорят? – А какой у нее объем памяти? – Арсений вертел штучку перед своим носом, удерживая Валика на расстоянии вытянутой руки от себя. Настя отошла на пару метров и сделала пару фотоснимков. – Вязигин! – плаксиво произнес Валик. – Ну что ты мне порыв творческой мысли саботируешь? – Так объем памяти какой? – терпеливо повторил Арсений. – У нее настоящие стразы Сваровски и инкрустация золотом 375 пробы. А эскизы инкрустации, между прочим, сам Гальяно делал. – Валик уставился на него с горделивым видом. – Это ламборгини среди этих штук, понял? Какая разница, какой у нее объем памяти. Ита-ак... Арсений тяжело вздохнул и помахал рукой Насте, которая сделала еще пару снимков. – Олух, – печально признался он. – А десерт будет? – Я сейчас принесу! – радостно подпрыгнула Настя. – Кофе тоже? Валик с Арсением вдвоем уставились на нее. – Какой кофе? – осторожно спросил Валик. – По-ирландски, – ухмыльнулась она. – Или по-русски? Валик с Арсением уставились друг на друга. – И можно без кофе, – наконец отозвался Арсений. – И без сливок! – воспрял духом Валик. Что было на десерт, Арсений не смог бы вспомнить даже под угрозой ста двадцати восьми китайских пыток. Было сладко, пахло карамелью, Валик показывал татуировку, которую сделал себе на талии. Вернее, будем откровенны: талией это место можно назвать только в свете нахождения на оном месте ультрамодных джинсов Валика с сильно заниженной посадкой, которые тот еще и приспустил; и вот на этом уровне находился ус насекомого. – Я вам говорю, что это муравей! – горячился Валик. – Вот смотрите, усики, один, вот туда дальше пошел второй, – он пальцем водил по джинсам, потому что сотрясать тем, что находилось за ними, перед лицом посторонней публики – Олег бы не одобрил. Ему и джинсы казались слишком откровенными, а уж без них как-то совсем не комильфо. – А вот тут лапы и попка, вот, смотрите! Валик оттянул джинсы с косточек вниз, благоразумно придерживая джинсы на паху, и Арсений с Настей с умными лицами приблизили свои лица к рисунку. – Валечка? – осторожный голос Олега прозвучал как гром средь ясного неба. – Олежек! – Валик взвился чуть ли не к потолку. – Ну скажи же, что это муравей, ну скажи, муравей? Ты же его полностью видел! Настя хрюкнула. Арсений застыл, и даже с неулыбающейся физиономией – ну не молодец ли? Калистратов поперхнулся. – Видел, – сдавленным голосом сказал он. – Ласкал, целовал. Еще вопросы? Настя уткнулась лицом в диванную подушку. Арсений спрятал лицо между колен. Валик в негодовании подскочил к нему: – Ты что себе позволяешь? – зашипел он, выталкивая его из зимнего сада. – Тут же дети! Валик вернулся через несколько минут, растрепанный, взъерошенный, немного пьяный, сильно дезориентированный, с опухшими губами и расстегнутыми джинсами. – Анастасия, какие прелестные здесь гибискусы, – ледяным голосом сказал Арсений. – Посмотрите, какой замечательный цвет! Настя послушно уставилась на дерево. Почему-то именно на него же уставился с мечтательной мордочкой и Валик. – Они с легкостью распускаются и совершенно не спешат закрывать свои лепестки, – Арсений гневно посмотрел на Валика и стрельнул глазами вниз. – Хорошо хоть демонстративно раскрытые цветы хотя бы листьями прикрываются, – он красноречиво оскалил зубы. Валик наконец посмотрел вниз, сказал радостно-удивленно: «Ой», – и начал застегивать молнию, с благоговением осматривая гибискус. – А цветы у них долго остаются распущенными? – после паузы сказала Настя, по-прежнему изучавшая растения. – Они на ночь закрываются, – недовольно сказал Валик, застегивая рубашку. – Вот ночь пришла, они и закрылись. Настя повернулась к нему. У нее горели уши, в меру полыхали щеки, а в глазах поблескивали смешинки. – Растения – это просто бездна источников для аллегорий, – сказала она. – Папа недаром их так любит. Валик расплылся в блаженной улыбке и часто закивал головой. – А теперь – танцевать! – встала она. – Кстати о танцах: Сеня, у тебя замечательные брюки и замечательная рубашка, но вот пиджак и галстук будут только мешать. – Да-да! – подскочил к нему Валик. – Стаскивай эти доспехи, ну стаскивай же! На пути к месту, отведенному для танцев, Валик и Настя влили в Арсения два убойных коктейля и одну водку. Арсений порывался было еще и абсента потребовать, но Валик воспротивился: и так градус достигнут, абсент можно и потом. Диджей царствовал грамотный, он не только дабстепом оглушал, но и что-то ностальгически древнее ставил, и I like to move it оказалось так кстати, чтобы сбавить градус для абсента. Арсений расстегнул целых три пуговицы на рубашке, закатал рукава и с азартом принялся move it. Именно за этим действием, а точнее за move it за впечатляющей блондинкой и в окружении Валика и Анастасии, которые move it с неменьшим усердием, и застал их Мстислав. Он вознегодовал: и это – его приличный Арсений, его отличник Вязигин? Да он же отвратительно себя ведет! А Арсений move it со все большим азартом, потому что когда весь народ радуется жизни, пребывать букой совсем не хотелось. Эх, похожим образом веселился весь их выпуск на том самом балу, и в центре был Пархомов, а Сенечка Вязигин в своих филиньих очках и в своем клоунском костюмчике послушно стоял у стены рядом с библиотекаршей и кастеляншей. Мстислав побыл в культурном шоке секунду, и еще одну, оценил по достоинству пластику Арсения: йога – это вселенское зло, так извивается соблазнительно, стервец! – и рванул в центр. Блондинка негодующе крякнула, когда Мстислав потеснил ее, Арсений провокационно улыбнулся и развернулся к нему спиной. Мстислав блаженно прикрыл глаза, чтобы через пару секунд почувствовать нечто чуждое в руках. Он открыл глаза и уставился в довольную Валикову рожу. Абсент оказался уместным, потому что потом была старая добрая Абба, не менее старые Jingle bells и совсем дряхлый «Черный кот». Валик в шоке смотрел, как Арсений пытается танцевать твист. Получалось так себе, но сама идея привела его в полный восторг. Тем больший, что Калистратов твист танцевать умел. Мстислав рванулся было продемонстрировать, что он тоже не пальцем щи хлебает, но Арсений выхватил Настю и потребовал «Черного кота» еще раз. Народ расходиться не спешил, гул голосов и звуки музыки упорно прибавляли, а Мстислав сидел в кабинете Калистратова с трезвым Макарычем и угрюмо смотрел в бокал. – Ну вот скажи мне, как это так? Вот живешь с человеком, живешь, а потом он бац – и устраивает танцульки посреди гостиной. Разве это можно? Макарыч пожал плечами и поднял свою любимую полулитровую кружку с твердым намерением донести ее до рта. – Нет, ты послушай сюда! – Мстислав хлопнул рукой по столу. – Вот он же всегда таким правильным был, всегда дома, всегда приличный, а тут посмотри, что выделывает! Макарыч опустил кружку. – Это же надо! Он же костюм специально для сегодня купил, – обиженно сказал Мстислав. – В интернете все облазил, заказал, купил, все дела, потом за рубашкой в пять – пять! – разных магазинов ездил, ты понимаешь? Макарыч пожал плечами и снова взялся за кружку. – И что? Пригодился ему костюм? Ни пиджака не найти, ни рубашки. Где галстук, где запонки, я спрашиваю, где?! – негодовал Мстислав. Макарыч послушно покачал головой и неодобрительно поджал губы. – А мамбу он хорошо танцевал, – Мстислав расплылся в улыбке. Макарыч одобрительно покивал и наконец сделал глоток. – Мужик, – Мстислав наконец уставился на него. – Ты что там пьешь? Макарыч покраснел. – Молоко с медом, – наконец смущенно признался он. Мстислав вздохнул. – Сенечка его пьет, когда горло болит, – неожиданно умилился он. – Ну давай, за здоровье! Море колыхалось в предштормовом состоянии. Выл ветер, брызги воды летели прямо в лицо. Устоять на палубе было практически невозможно, улежать – тоже с трудом, но Мстислав мужественно пытался. Макарыч оказался неплохим мужиком, и тебе поддержать разговор, и за напитком метнуться. Правда, почему-то вместо коньяка чаю принес, но это мелочи, у Калистратова в кабинете был вполне себе приличный бар. Макарыч негодующе засопел, когда Мстислав начал решительно наносить ему ущерб, но потом смирился и даже выпил. И еще. И еще. И все это – вздыхая о расхищении имущества, за которое его по голове не погладят. Зато потом они пели революционные песни, купались в бассейне и пытались приготовить себе пещерный завтрак на кухне, которая оказалась неприлично, просто неприлично большой. – .. вка, С...вка... – доносилось до Мстислава из недр надвигавшегося урагана. Он покачивался на волнах и пытался сообразить, как спасти того несчастного, кто потерпел крушение. – Да Славка же! – дышать стало тяжело. Не иначе мачта придавила, обреченно подумал Мстислав и открыл глаза. Валик устроился на его груди и заглядывал в глаза. – Про-сы-пай-ся! Про-сы-пай-ся! Ну просыпайся давай! – начал подпрыгивать он. Мстислав собрался с силами и оглядел комнату. – А Вязигин где? – сипло спросил он, пытаясь найти хотя бы намеки на Арсения. – Так около мангала. Макарыч уже его растопил и даже мясо насадил, скоро готово будет. Олежек сейчас кому-то там своему позвонит и тоже там будет. Валик подпрыгнул на Мстиславе еще раз и сказал: – В общем, я тебя разбудил, так что давай, собирайся и спускайся. Арсений активно обсуждал с Макарычем достоинства и недостатки разных видов мяса. Мстислав снова почувствовал укол ревности, но мужественно подавил его – Макарыч свой человек, не посмеет. А Вязигину, отличнику этому, он дома объяснит, что так вести себя... Арсений повернулся к нему и заулыбался. – Мстиславчик, – заворковал он. – Дорогой, доброе утро, как спалось? Пархомов даже присел от неожиданности и оглянулся. – Сенечка? – растерянно пропищал он. – Как спалось, как самочувствие? «И что я вчера натворил?» – озадачился Мстислав, жалобно глядя на Макарыча, упрямо глядевшего на мангал. Мстислав преданно уставился на Арсения. – Как хорошо, что ты хотя бы пообедать с нами соизволишь, – ласково произнес Арсений. Мстислав посмотрел на часы, и его хватило только на «ой». Было глубоко за полдень. – Славка, Славка! – Валик повис у него на спине. – Славка, я в тысячники вылез! Мой пост о тайнах семейной жизни дофигища отзывов собрал! Я точно пойду в психологи! – А потом Минздрав удивляется, откуда у нас столько психбольных, – тихо пробормотал Арсений, отступая к мангалу. Макарыч осторожно хрюкнул и начал переворачивать мясо. Было совсем темно, когда Арсений и Мстислав собрались уезжать домой. Небо висело низко-низко и было ясным-ясным. Мстислав не удержался и остановился посреди чиста поля. Арсений недоуменно посмотрел на него. Мстислав вылез из машины и уставился на небо. Арсений стал рядом. Мстислав расстегнул дубленку, подтянул к себе Арсения и обхватил его. – Завтра целый год будет, – тихо сказал он, глядя на небо. – Уже сегодня, – шепотом поправил его Арсений. – Нет, завтра, – возразил Мстислав. – Сегодня мы фигню на стол строгали. Надо баньку вытопить. – И шампанского в холодильник засунуть, – охотно согласился Арсений. Они переглянулись и уставились на небо. Туфли у Мстислава были по-прежнему с тонкой подошвой, и ноги замерзли неприлично быстро. Поэтому он чмокнул Арсения в шею и сказал: – Ладно, поехали. Мстислав посмотрел на Арсения и завел машину. – А хорошо повеселились, – растянулся в широкой улыбке он. – Но еще раз ты посмеешь проигнорировать пиджак на таком мероприятии, я все твои визитки утоплю в канализации, – чопорно сказал Арсений. Мстислав заулыбался и потянулся к нему. Все-таки в мире должны быть вечные ценности.