Таких миллионы

Довольно темно. Свет не может проникнуть сквозь плотно закрытые жалюзи, единственный источник света в этой комнатке – ночник, который стоит на тумбочке возле кровати. Жарко. Пахнет сексом. Противно. Нет ничего хуже следов бурной ночи. Я закуриваю, усевшись в огромном кресле, которое совершенно не вписывается в интерьер. Взгляд падает на тело, распластавшееся на кровати. Он коренастый низкий брюнет, обычно такие, как он, сверху, но не в этот раз. - Дай… закурить, - шепчет, едва разлепляя сухие полные губы. Кидаю ему пачку сигарет с зажигалкой, он поджигает тонкую белую палочку, усмехаясь, что я курю женские. Врач запретил курить вообще, так что приходится выкручиваться хоть как-то, раз не могу бросить. - Эй, Джо, ты там не скопытился? - Да пошел ты, - усмехаюсь в ответ. Странные отношения. О любви между нами не может быть и речи. Я убежденный расист, а он узкоглазый журналист, приехавший в США на стажировку. Моя жена делает самый лучший минет, а он едва работает языком, но все равно трахаться с ним это что-то нереальное, похожее на действие дорогого белого порошка, которым балуется мое толстожопое начальство. - Я скоро уеду. - Ты говоришь об этом каждый раз, когда мы встречаемся, но все равно остаешься. - Ты не веришь? - Неа, - пожимаю плечами и выпускаю изо рта тонкую струю дыма. Джо, старина Джо… До чего же ты докатился? Молли сейчас рожает тебе наследника или наследницу, а ты тем временем трахаешь япошку, который раскритикует твой очередной недофильм в своей желтой газетенке. Когда это началось? Месяц назад? Или прошло уже несколько лет? Я потерялся во времени и в своей лжи. Я лгу постоянно, я лгу всем. У старшей дочки концерт в музыкальной школе, а я, оправдываясь перед ней и женой, говорю, что должен отобрать материал для сценария, хотя на самом деле еду в эту задрипанную квартирку, чтобы переспать с Акирой. Я лгу начальству, говоря, что сценарий будет через два-три дня, а сам сижу в гигантском кресле и курю эти чертовы женские сигареты, совершенно забыв о работе. Как писал любимый писатель Акиры: "Я много раз лгал. Но когда я пытался записать произнесенную мной ложь, она становилась бесконечно жалкой". - О чем задумался? – приподнимается на локте и смотрит своими черными глазищами. - Я неудачник и жизнь полное дерьмо. - О да, в своем последнем фильме ты это очень хорошо продемонстрировал. - Первое или второе? - И то, и то. - Да пошел ты. - Ты довольно часто меня посылаешь, я могу и обидеться. - О, и что же ты сделаешь? Перестанешь подставлять мне свою задницу? - Вполне возможно. - Мне нужно в больницу. - Роды сегодня? - По крайней мере, так сказал врач. - Тогда я не смею тебя задерживать, - Акира встает с постели и, щелкнув выключателем, зажигает свет, заставляя меня зажмуриться. Он натягивает джинсы и ерошит короткие жесткие волосы. Наступает неловкое молчание. Для нас это норма: когда между людьми нет ничего общего, то молчание наилучший выход. – Мы еще увидимся? - Ты же уезжаешь обратно в Осаку? - Я все еще думаю, мне кажется, что мне будет не хватать такого мудака, как ты. - Еще скажи, что влюбился. - До этого далеко, да и не могу я влюбиться в человека, который постоянно поливает меня дерьмом. - И это говорит мне человек, в статьях которого я выставлен полным ничтожеством? Ладно, - встаю с кресла и начинаю одеваться. – Я поеду. Молли ждет. - Удачи тебе. Я снова солгал. Сейчас я одену свою мятую рубашку, сяду в машину и поеду в ближайший бар, чтобы нажраться до потери человеческого облика (если он еще остался). Каждый раз мне стыдно. Стыдно, что я веду себя как свинья, что не выполняю свой супружеский долг так, как полагается, а еще мне стыдно, что таких, как я, миллионы. Акира не прав. Таких мудаков много по всему миру. И знаете… Когда я это осознаю, мне становится страшно.