Один день из жизни акацук

Утро в пещере организации Акацуки начиналось, со ставшего традицией, вопля: - Хидаан!!! Вопли каждый раз были в разной тональности и разного звучания,Фантазия у Хидана была богатая и развитая до предела, поэтому белобрысый фанатик регулярно способствовал отмиранию нервных клеток у товарищей по команде. Крики были разные. Если кричал Кисаме, то вопль сопровождался грохотом и хлопками. Туманник имел привычку использовать Самехада как мухобойку, или, что более уместно в данной ситуации, как Хиданобойку. Но, не смотря на это, Хидан продолжал регулярно оставлять свои бренные окровавленные останки под дверями комнаты Хошигаке. Если кричал Итачи, то крик сопровождался звоном катаны – выискивать малиновые очи Хидана, чтобы применить Мангекью Итачи было банально лень, а любимая катана осечек никогда не давала. Тем более подозрительные самоубийства Хидана у комнаты Кисаме будили в Итачи странные сомнения. Сасори кричал громко, радостно, позвякивая тентаклем, как альпинисты карабинами и с радостным бормотаньем утаскивая комплект внутренних органов к себе в мастерскую. Хидан потом очень не любил отнимать у песчаника собственные почки, печень и легкие. По странному стечению обстоятельств любитель ядов интересовался только этими органами. Дейдара тоже кричал радостно. Правда, в отличие от остальных, кричал он не имя Хидана, а всего лишь веское «КАЦ!». В эти дни Акасуки получали бесплатный фейерверк и очень радовались. Конан кричала громче всех – на правах единственной девушки в команде. Ей такие забавы очень не нравились, и она их не понимала. Зецу при виде Хидана не кричал. Зецу чавкал. Оттащить прожорливого каннибала от трупика Хидана во время было истинным искусством, которое требовало недюжинной силы и храбрости. Даже Сасори и Дейдара затыкались, признавая искусством именно это. Какудзу не кричал. Он тихо матерился, готовя тентакли на пришивание. Тоби тоже не кричал. Он визжал. Ему всегда «везло» находить Хидана практически живыми. Хотя кто кого находил, оставалось вопросом. Безголовый Хидан обожал бегать за Stupid’ом с воплем, которому его научило лицо кавказско-змеиной национальности, и размахивая косой. Сегодня была как раз очередь Тоби. Пока Хидан счастливо наматывал круги за Тоби по все пещере, издавая грозный вопль: - Где голова?! Акацуки неторопливо просыпались, сползаясь в очередь в ванную. Кто от таких утренних развлечений получал больше удовольствия: близлежащие деревни, Пейн или сами Акасуки, до сих пор оставалось неизвестным. Процесс утреннего умывания в организации строго скрывался. Так же как процесс поиска косметичек, обмена карандашами для подводки, лаком для волос и особой помадой чтобы губы не трескались от жары. Зато завтракали Акацуки весело, шумно и с воплями, по три раза выбрасывая приготовленную еду то за окно, то на Сасори, как на виновника происходящего. Последнее время кукольник хандрил, брошенный любимой куклой Барби и считал своим святым долгом снизить количество акацучных личностей на один квадратный метр посредством яду. Наконец, когда все приличные продукты заканчивались, а злой Лидер-сама начинал кидаться в нерадивых подчиненных чугунными сковородками и вилками, Акацуки успокаивались. Сасори выдавалась очередная кукла в комплекте с набором платьев и мебели, и процесс завтрака продолжался. Себе и Конан Пейн готовил что-нибудь съедобное из остатков приличных продуктов. Остальные же ели кто что. Кто-то бодро хрумкал полезные биологические добавки, умудряясь одновременно сгрызать фарфоровую тарелку. Кто-то получал на завтрак полную миску сухого корма для аквариумных рыбок. Кто-то с подозрением косился на то, как исчезают под оранжевой маской листья капусты. Кто-то завтракал конфетами. А кто-то вообще не завтракал, увлеченный тыканьем в собственные руки и плечи вилок ножей и ложек или попытками обслюнявливанья занятого куклами Сасори со всех сторон. После завтрака Акацуки уползали в гостиную, заниматься каждый своими делами. Какудзу с ностальгическими искрами в зеленых глазах полз к телевизору смотреть любимый мультфильм «Остров Сокровищ» и ностальгировать скупыми мужскими слезами. Итачи садился рядом и услаждал слух водопадника последними новостями и вообще радовался жизни. Кисаме полировал Самехаду, любовно поглядывая на нее,под ревнивыми взглядами Итачи. Зецу играл сам с собой в шахматы – при виде этого Какудзу обычно отрывался от телевизора и начинал тихо и вполголоса ворчать на расточительных товарищей по команде. Бело-черный каннибал слишком буквально воспринимал игру, хрумкая пластмассовые фигурки с магнитиками на них (с недавних пор Какудзу прозрел, что постоянно покупать нормальные шахматы слишком накладно и теперь покупал обычные пластмассовые дорожные комплекты) как семечки. Если учесть что эти магниты потом отказывались покидать желудок Зецу, то Пейн старался держаться подальше от Акацучьего кустарника. Хидан сидел в углу, старательно выполняя укоризненную просьбу Конан, посмотреть на себя со стороны. Поэтому сейчас блаженствующий фанатик отпиливал себе голову пластмассовым одноразовым ножиком, изредка взывая имя Святого Джашина. Дейдара горячо уговаривал Тоби, пододвигая к нему блюдечко полное глины, что если он будет лопать столько всего и сразу, то у него будет плохо с пищеварением. А если прямо сейчас, сию секунду, съесть два полных блюдца полезной, питательно глины и сказать Кац то все будет в порядке. В общем весело и радостно было всем. Через несколько часов Акацуки уползали на обед, а потом и на ужин. После ужина торжественно собирались спать. Первыми из гостиной уползали Кисаме и Итачи – никто не верил, что они идут именно спать. Ибо через несколько минут из комнаты тут же начинали доноситься стоны и всхлипы. Акацуки бурчали, злились, но вынужденно терпели. Зато как они радовались, когда стоны сменялись криками – Какудзу так сильно ругался из-за переломанных кроватей, что они сильно пополняли свой словарный запас витиеватых восточных ругательств. Следующими уходили Сасори и Дейдара. Подрывника утаскивался насильно. Но, судя по тому, как посреди ночи он выползал, истекая слюнями из комнаты в поисках стакана воды, то он явно был не против такого обращения к своей персоне. Потом чинно уходили Конан и Пейн. Под ручку, вежливо улыбаясь окружающим. Как самые приличные напарники в организации они всю ночь сидели и тихо разговаривали о своем, о вечном. Уходил и Зецу, уволакивая с собой Тоби. Последними уходили Хидан и Какудзу. Потом всю ночь из комнаты доносились то витиеватые восточные маты, то звук бьющейся посуды и вопли о святом Джашине. Так заканчивался день в организации Акацуки. А с утра кто-то снова вставал и по пещере проносился вопль: - Хидаааааан! В целом. жили Акацуки очень мирно.