We are Nordics.

-Дружище, повтори-ка мне… - постучал пальцами по стойке светловолосый молодой человек, сидящий на высоком барном стуле, заложив ногу на ногу. Прищуренными светло-голубыми глазами он озирал пивнячок – чистый полуподвал, где пол был присыпан опилками – «под старину», а столы и стулья были сколочены тяжело, добротно, из кряжистых и узловатых коряг, которые когда-то дали начало вековым лесам на границе его владений. Он любил это место. Тут всегда свежо пахло деревом, морем – и пивом. Получив требуемое, парень тремя глотками осушил бокал и, раскланявшись с барменом, отчалил. -А это вообще кто был? – спросил с жадным интересом разглядывавший ушедшего морячок, сидящий в дальнем конце стойки. -Известно кто – Дания, Хенрик Хансен, король Северной Европы. – Флегматично отозвался бармен, протирая чистой тряпицей и без того сияющие бокалы. Да-да, именно Дания, вы не ослышались. Сейчас этот высокий, худощавый молодой человек с походкой моряка вышагивал по мощеным булыжником улочкам, даже не глядя по сторонам; по дороге он насвистывал одну очень старую песенку, которую он, бывало, напевал, стоя на вахте еще в бытность свою скромным матросом. Небольшая шапочка на светлых волосах была залихватски сдвинута набекрень, и одна из прядей упрямо торчала на макушке, словно антенна. Полы когда-то черного, а теперь поблекшего, просоленного морем и облизанного шершавыми ветрами плаща развевались от быстрой ходьбы, поднимая маленькие облачка пыли. Он знал тут каждый камешек, каждую улочку, каждый фасад. Это был его дом, его Родина. Стукнула входная дверь, и Эйрикур Стурссон перегнулся через перила, чтобы посмотреть, кто же там пришел. Если бы пришел братец Норвегия, то он бы сперва потоптался на пороге, деликатно кашлянул, чтобы известить о своем появлении; Швеция – всегда в компании Финляндии – вошел бы без стука, молчаливый и невозмутимый, как обычно; Дания обычно появлялся с грохотом – он постоянно бился головой о притолоку, забывая пригнуться. Но сейчас почему-то привычного грохота не последовало, хоть шаги и выдали братца Данию. Исландия неспешно сошел вниз, чтобы не потревожить сидящего на плече Пуффина. Птиц придремнул, спрятав голову под крыло; Хенрик как раз вешал свой верный плащ на крючок. Завидев юношу, он улыбнулся; фигура Эйрикура, освещенная закатным солнцем, заливающим дом палево-рыжим светом через огромное окно, была похожа на рапирный клинок; узкоплечий, худощавый, невысокий, он словно шел в ореоле сияния, которое красило его светлые, почти белые волосы в бледный рыжеватый оттенок. Глаза юноши – странного, интригующего, лавандового цвета – казались почти фиолетовыми, из-за того, что он шел к солнцу спиной. Вытерев руки о рабочий фартук, измазанный масляными красками, терпко пахнущий растворителем и зимой, Эйрикур крепко обнял брата. Которого нежно любил. Дания крепко обнял и нежно поцеловал брата, «одарив» его запахом моря, дерева и пива. -Ну, как движется твоя работа? – мимоходом спросил Хансен, стягивая через голову футболку. -Движется, - улыбнулся Исландия. – Думаю, сегодня закончу, а выставка открывается уже завтра; конечно, она будет идти не один месяц, но все же… - Стурссон вздохнул, зябко проведя руками по плечам. Дания, уже влезший в домашнюю униформу, подошел к брату, стерев пятнышко краски со скулы парня. Задумчиво понюхал вымазанный зеленым палец, ухмыльнулся. -Эйри, братец, да всех ты уделаешь. Ты же просто ходячий талант. Бывал я на таких выставках. Да ни один из тамошних бумагомарателей тебе в подметки не годится, что я тебе скажу. А если ты еще и запоешь там… То все, выставку можно сворачивать и устраивать творческий вечер – с тобой в главной роли. Исландия благодарно глянул на Хансена. Улыбка, сперва робкая, осветила лицо юноши. Вот только в глазах парня так и осталась вечная мерзлота исландских ледников, в них бурлила кипучая энергия древних исполинов – вулканов, готовая в любую секунду извергнуться неистовым гейзером. Постояв в молчании минуту, братьев вывел из прострации проснувшийся Пуффин, который тихонько заворчал, требуя внимания. Стурссона – как током ударили, вдруг он дернулся и виновато отвел взгляд. -Надо… работать. – Выдавил он из себя и после секундного колебания пошел наверх, в свои чертоги. Хансен смотрел ему вслед, улыбаясь. На бархатном, осеннем небе показывала рожки молодая Луна, словно хвалясь: «Вот, любуйтесь мною, через несколько дней я буду уже Полной Луной. Потому – ловите момент!». В гостиной раздался резкий треск огнива – Хенрик разжигал камин. Теплые отблески заплясали на каменных стенах, обшитых деревянными панелями, превращая гостиную в маленький мирок, обособленный от всего прочего, где еще бродили духи свирепых варягов, где шепотом напевали свои древние саги бородатые скальды, где возвышался – невидимо и неосязаемо – Мировой Ясень. Эйрикур положил последний мазок на картину, критически осмотрел ее со всех сторон, глянул на Пуффина, сидящего на раме. Птиц удовлетворенно крякнул. Исландия улыбнулся, посадив товарища на плечо, погасил лампу, собрал все свои принадлежности и оставил картину сохнуть на этюднике. Рабочий фартук полетел в корзину для белья, зашумел, заскрежетал душ – Стурссон полез смывать с себя следы трудовых подвигов. Дания, сидевший на диване с книгой и бокалом пива, придремнул, разложив длинные ноги на полу. Он спал очень крепко, и даже не шевельнулся, когда ему на голову сел Пуффин, вцепившись коготками в кожу. Когда шуршание душа смолкло и басовито заговорил фен, Хенрик недовольно пошевелился, задев лежащую на подлокотнике книгу. Толстый фолиант с глухим «бурмк!» ударился оземь, укоризненно шевеля страницами. Исландия вышел из душа, уже переодетый в «домашнюю» униформу: мягкие штаны неуловимо-переливчатого, как северное сияние, цвета, и майку без рукавов. Пуффин снова заворчал, перелетев на плечо парню, и слегка ущипнул его за ухо, словно безмолвно упрекая «Ну вот ты какой, взял да и оставил меня тут одного, а мне сиди с твоим братцем». Стурссон улыбнулся, погладив птица по голове. -Ну уж извините, Мистер Пуффин. Я ненадолго. Пуффин поворчал – но, скорей, для порядка. Если бы птиц мог улыбаться, он бы точно просиял бесшабашной улыбкой в духе Дании. Эйрикур поднял книгу – толстый, старый фолиант. -Старшая Эдда. Неплохой выбор – одними глазами улыбнулся парень и поставил книгу на полку. Хансен тем временем уже уютно сложился на широченном диване, посапывая во сне. Бокал с янтарным пивом, слегка светившимся в отблесках камина, был в опасной близости от его макушки. «Пиво надо спасать. Или хотя бы ковер» - подумал Стурссон, унося емкость в холод. Но, как назло, холодильник не работал, а на дворе стоял август месяц, и Эйри, недолго думая, просто вморозил стакан в ледяной куб, поставив его в холодильник. Критически оглядев дело рук своих, он удовлетворенно повернулся и вернулся в гостиную. Отблески живого пламени в камине танцевали вальс на лице Дании, и казалось, что он то хмурится, то наоборот, улыбается. Эйрикур коснулся медальона на шее – подарка брата, которым он очень дорожил. Прохладный металл, гладкий маленький камешек бирюзы… Как небо в первые минуты после шторма. Вздохнув, исландец примостился калачиком на диване, подлезая Дании «под бочок». Дэн пошевелился, обнимая брата. В Стурссоне что-то дрогнуло, где-то глубоко внутри. Холодный снаружи и горячий изнутри, как вулканы его родного острова, он нежно и трепетно любил своего старшего брата, просоленного морем. И даже – больше, чем брата. Вот так он и уснул, Эйрикур Стурссон – согреваемый теплом долговязого Дании, который обнял его во сне, привлекая к себе. А на мольберте стояла оконченная уже картина – северное сияние на темном, беззвездном небе, выполненная до того искусно, что казалось, это просто окно в другой мир, где над головой прозрачной многоцветной вуалью колышутся переливы цвета, и в туманной дымке проступали лица – сразу их было не увидеть, но если присмотреться, пустить картину вглубь себя… Эйрикур и правда был – настоящий мастер. И вот теперь, когда огонь в камине потрескивал, словно обреченно доживая последние минуты перед тем, как стать серой золой – Хансен не спал, а тихо лежал, глядя в потолок, обняв своего Эйри – ощущение нереальности только усилилось, стало еще более проникающим, словно он, Хенрик Хансен - вернулся во времена своего детства, когда грозные норманны отправлялись на драккарах в чужие земли, в поисках славы и добычи. «Мы – скандинавы.» - мелькнула мысль в засыпающем сознании, и Дания, с улыбкой нежно поцеловав спящего братишку, обнял его и уснул.