Сквозь тернии во тьму

Война Тане запомнилась сразу: даже не кровавой, не холодной она запечатлелась в неподготовленном разуме рыжеволосой, не готовой ни к чему подобному, совсем ещё ребёнку, на которого сразу свалили слишком большой груз; для Гроттер война почему-то стала символом предельного предательства, самого большого, которого только можно было увидеть. Она в отчаянье смотрела на ряды светлых - и почему-то думала, что среди всей этой толпы вряд ли можно отыскать хотя бы одного человека, цель которого хотя бы на одну сотую совпадает с целью самой войны. Пожалуй, здесь не было фанатов; фанаты сидели по сумасшедшим домам и упорно, уверенно выковывали для себя пушечное мясо из уже почти не тёмных; многие из тех, кто попадали в больницы, так и не доживали до собственной свободы, причём не только из-за скудной пищи, из-за того, что не раз и не два за неделю на них поднимали руку – проблема была в моральном настрое, в опущенных извечно руках, желании склонить голову и просто оказаться на плахе, своим же волшебством взмахнуть над своей шеей топором и наконец-то закончить этот чрезмерно длинный путь. Таня, которая до этого пыталась верить во всё хорошее, вроде бы даже умудрилась полюбить, хотя как раз это и могло окончательно погубить её, сейчас вдруг опустила руки и молча смотрела на то, как убивают друг друга в бессмысленной войне волшебники и некоторые бездарные, всегда встававшие на сторону света. Девушку это практически не пугало – она ощущала слишком сильный запах крови, но из него умудрялась питать силу; Бейбарсов не раз и не два говорил, что только убийства способны подарить тёмному настоящее могущество, и что пока она это не поймёт, делать ей в рядах тёмных магов нечего. Таня усвоила правило как нельзя лучше. Следить за нею было, собственно говоря, некому – если в первые несколько дней после приезда на поле боя Бейбарсов то и дело вспоминал о своей ученице, не позволял ей отправляться к воинам, не давал никакой возможности даже брать в руки оружие, потому что для Гроттер это было ещё слишком рано, то сейчас времени у Верховного на это не хватало. Его то и дело приглашали на всевозможные военные советы, будто бы без Глеба ничего совершенно не могли решить, требовали, чтобы он проверял каждую крепость, чтобы именно он следил за тем, как продвигаются битвы и, что было вполне естественно, вёл армию вперёд. Естественно, Бейбарсов никак не мог взять Таню с собой на передовую – он никогда бы не простил себе её ранения. Приходил Глеб всегда слишком поздно, практически ночью, заляпанный кровью и уставший. Гроттер следила краем глаза за тем, с каким отвращением Верховный смотрел на пищу, смывая с себя противные бурые следы вражеской гибели, а после даже заставлял себя что-то кинуть в рот. Ни разу он так нормально и не уснул за эти несколько дней. Таня часто просыпалась среди ночи от тихого скрипа пера и мягкого, практически незаметного света свечи – Бейбарсов не мог отыскать другого времени для того, чтобы создавать свои указы, поэтому предпочитал не спать ночью, но и днём при этом не покидать свою армию. А ещё он каждый вечер ставил некоторую отметку с цифрой, а после вычислял сумму с предыдущими – цифра была далеко не маленькая, и Таня никогда не могла понять, что же она означает, пока Анна не открыла секрет. Бейбарсов всегда считал своих жертв. Чёрт знает, как у Верховного это получалось – но он всегда прекрасно знал, буквально до единиц, кого и как убил – последнее, впрочем, забывалось весьма поспешно, словно Бейбарсов специально пытался стереть ненужную информацию со своей головы, вот только цифру он всё равно обязательно записывал. Гроттер никак не могла понять, почему именно – зачем же заставлять себя так сильно страдать? Глеб не пояснял. Сегодня он опять, уже в четвёртый, кажется, раз строго запретил Тане отправляться на поле боя – он сказал, что девушке там не место, пускай та же Елена каждый день записывала пускай и не такую большую, но тоже весьма внушительную цифру убитых – такая привычка была у многих магов, хотя никто никогда не подбивал общую сумму и не пытался вычислить, сколько же всего представителей света полегло в этот день. Таня не послушалась. Она выбралась из небольшой палатки тогда, когда уже практически все ушли; пошатываясь, направилась в сторону кипевшего боя – тот проходил совсем-совсем рядом, перемещаясь порой в сторону светлых – они сегодня терпели большие потери. Порой звивались в воздух страшные заклинания, пеплом, словно магическая чума, выжигающие людей – Гроттер пришлось идти достаточно долго для того, чтобы наконец-то добраться до войны – она видела, что светлых на тёмной половине крайне мало, да и то, разве что в виде трупов. Сегодня преимущество было на их стороне. Таня старалась не смотреть на лица. Это почему-то упорно пугало её – рыжеволосая могла видеть любые страшнейшие повреждения, но ни разу не позволила себе даже мельком посмотреть на лицо. На них застывала смерть. Смерть Гроттер прекрасно чувствовала, она словно вдыхала её запах, понимала, где именно и каким путём сегодня оная пойдёт; Таня, кажется, даже заметила Бейбарсова в гуще битвы – тот, как всегда, сильно ушёл вперёд, не собираясь дожидаться того момента, когда кто-то пробьётся чуть дальше, нет, Бейбарсова, наверное, и вправду интересовало количество убитых. Для хорошей общей цифры. - Скорее! – слышался откуда-то крик неизвестного человека. – Туда, на левый фланг! Ну, давайте, шевелитесь! Почему-то сейчас, на поле боя, Гроттер чувствовала себя ещё более потерянной – ей казалось, что она сейчас просто упадёт, так и не добравшись до места, где она сможет убить хотя бы одного человека – Таня и не пыталась. Детскую радость выжгло буквально за несколько секунд, когда она только впервые увидела войну. Ответственность же по причине возраста и совершенного незнания пока ещё у Гроттер не появилась, да она и не пыталась даже ничего такого отыскать. Ей было плохо, очень плохо – сейчас Таня пошатывалась, словно то маленькое пятилетнее дитя, пытающееся отыскать свою маму хотя бы среди горы трупов. Мамы Тани здесь не было. Она полегла намного раньше, ещё семнадцать лет назад. Может, даже и больше. Гроттер своих родителей не помнила и никогда в жизни даже и не видела. Почему-то сейчас, когда она наконец-то оказалась в самой гуще битвы, так и не переодевшаяся в нормальные вещи, которые подходят для подобного случая, так и не отправлялась назад, хотя, наверное, надо было бы и уйти, Таня чувствовала себя потерянной и испуганной. Перед глазами не плыло и не прыгало ничего, Таня совершенно не чувствовала никакой боли, пускай кто-то и попал в неё заклинанием – она просто брела вперёд, потерянная. - Эй, в сторону! – воскликнул кто-то возмущённо, но после никто так и не стал её задевать – узнали, или, может, попросту решили не задевать. Гроттер направлялась вперёд. Она не знала, с какой целью идёт – война Таню пугала. Это было совсем не так просто, как казалось на первый взгляд. Она словно растаяла в воздухе, стала прозрачной и никому не нужной; Гроттер казалось, что она попросту должна сейчас умереть и больше никогда не появиться остальным на глаза. И почему она не отдала Чуме своё тело? Гроттер понятия не имела, что заставляет её так думать – рыжеволосая просто пыталась упасть и больше не подняться. Словно проклял кто – но Тане было всё равно. Пустота окружила её, защищая от заклинаний и прочей магии, способной убить человека; девушка едва дышала, но чувствовала себя в абсолютной безопасности. Наконец-то Таня оказалась там, где хотела оказаться – она видела перед собой самый центр боя, впрочем, опасалась почему-то, что сейчас Глеб её увидит и куда-то прогонит – но Бейбарсову, наверное, было не до того, и он просто где-то воевал, даже не думая о том, что Гроттер понесло вдруг в бой. Рыжеволосой вдруг захотелось попытаться испробовать хоть какое-то заклинание из тех, что она втайне от Бейбарсова присмотрела совершенно случайно, украв у него ту самую книгу, что показалась ей до такой степени скучной. Заклинание прошило Таню насквозь, но оно было слишком слабенькое и ничуть не повредило ей. Она даже не осознавала, что сейчас находится в рядах светлых – и только тогда услышала, что кто-то собирается идти на неё. "Соберись", - промолвила про себя Гроттер, поворачиваясь – зелёные глаза впервые за долгое время наконец-то всплеснули тем самым ядовитым огнём, но ярость так и не пришла; рыжеволосой казалось, что сейчас она банально рухнет на землю и позволит кому-то из светлых её унести. "Представить, как магия высвобождается где-то внутри, - повторяла про себя мысленно Таня, - и вскинуть руку. Волшебство, - она прикрыла глаза и действительно попыталась выполнить инструктаж, - течёт по вашему телу и скользит к кончикам пальцев, стремясь вырваться наружу. Магия вырывается из вашего тела небольшой искоркой, которая в себе несёт намного больше энергии, чем можно себе представить – волшебство вырывается тонким вихрем, а после разрывается, повреждая ваших врагов. Дар кипит в ваших жилах, позволяя вылетать таким искрам одной за другой, спокойно покидать ваше тело и возобновляться". Гроттер даже не попыталась открыть глаза, дабы увидеть результат – она так ничего и не почувствовала, только почему-то вокруг стало невероятно тихо; Гроттер совершенно не умела пользоваться волшебством; Гроттер, как она сейчас подумала, была совершенно бездарна, и Бейбарсов попросту ошибся, считая её Верховной. Таня наконец-то осознала, что зря пришла сюда, что зря Глеб вообще её куда-то поволок, что надо было продолжать сидеть себе дома как на иголках и ожидать Бейбарсова с войны. Возможно, единственное, на что она вообще способна – это спустя несколько сотен лет произвести на свет отпрыска с нужным количеством Дара. Это, наверное, тоже относительно важно, вот только для Тани, стремившейся раньше к чему-то совершенно более высокому и прекрасному, а самое главное, преисполненному войной, казалось банальной тратой жизни. "А теперь попытайтесь, - начала Гроттер воспроизводить дальнейшие слова из книги, - представить себе, как волшебство возвращается к вам. Оно текло по крови ваших жертв, а теперь собирается в единое целое и возвращается обратно, в том же размере, а может даже и в куда большем. Вы чувствуете, как поток течёт по вашим жилам и опять заполняет с самого начала и до конца ваше сердце, как вы вновь теряете чувство усталости". У Тани не было чувства усталости – она даже не верила в то, что у неё что-то вышло, поэтому магию практически не ждала, предчувствуя, что ничего к ней так и не вернётся. Но почему-то вдруг рыжеволосой показалось, что кровь хлынула в голову. Что её затопило каким-то огромным морем… Тане надо было срочно открыть глаза. Гроттер не спешила это делать – наверное, девушка попросту банально боялась того, что может увидеть; вскоре она же попросту поняла, что даже не смогла бы себя никогда заставить посмотреть вперёд в данный момент. Она словно падала куда-то – не знала, правда, куда. Шум окончательно стих – Гроттер думала, что находится в сплошном ореоле мрака, что она больше ничего толком не видит, что она абсолютно мертва. И даже не попрощалась с Верховным. Это она, наверное, абсолютно зря сделала – да, впрочем, какая сейчас уж разница, что случилось, а чему не суждено? Гроттер не проделывала над собою совершенно никаких усилий для того, чтобы попросту подняться и заставить себя мирно идти вперёд, чтобы суметь всё-таки не стоять на месте. Ноги подкосились – Таня почувствовала, что какая-то магия толкнула её в спину, заставляя упасть на грязную, влажную ещё от растаявшего снега, окровавленную землю. Платья жаль – теперь её труп принесут в совершенно негодном, грязном состоянии. Может, ещё и вытопчут ногами, оставят какой-то жалкий след, и больше ничего не останется от неё – ни капли крови. Её похоронят светлые – по своей привычке, похоронят в огне. Тане опять-таки стало всё равно. Чьи-то руки заставляли её подняться, куда-то толкали – Гроттер не слышала ни единого слова, потому что словно оглохла, а чужие прикосновения не вызывали совершенно никаких ассоциаций. Складывалось такое впечатление, что Таня потеряла совершенно все органы чувств – и вот, наконец-то накатилась та самая жуткая усталость, которая должна была похоронить её под волною безразличия, да и, собственно говоря, так и поступила, навсегда унося куда-то в дальние дали жизнь рыжеволосой…