Нежность пьянит

Засыпай, закрывай золотые глаза, не следи за мной сквозь колкий свой лед ресниц. Обещаю хранить твой беспечный сон, только поверь, только поверь и усни. Твои кудри темны, и так странно бледнеют губы, и дыхание бьется испуганно, в такт мне. Ты не помнишь меня – просто не можешь помнить – но зачем-то тревожишься в ласковом своем сне. Кружево черной тенью скользнет по лицу, когда я вдруг потянусь к тебе, чтобы коснуться, дотронуться, вспомнить – и отшатнуться. Нежность умеет пьянить не хуже вина... Я бы сказала, что не смыкала глаз, что семь лет шла за тобой через сны, что не ушла, вернулась с Той стороны только чтобы тебя спасти. Я бы сказала - но разве есть в этом толк? Край мой – солнце и море в шторм, твой – выжжен огнем и сталью на седом лике фьордов. Ветром и лилией пахнут мои ладони. С твоих – не смыть кровь и чужую боль. Ты не услышишь, не хочешь услышать: слишком горд и жесток. Я заберу свой дар, которым не смог распорядиться ты, и отдарюсь свободой, когда ты подарил мне – смерть. Я спасу тебя от самого себя, пока можно еще спасти. Слово мое – и вино обратится в яд; все вино, что когда-нибудь поднесут тебе. Выпив мой яд, мой прощальный дар, ты не откроешь глаз, раз их сомкнув, не вздохнешь, не вопьешь больше северный ветер, полнящийся солью слез и криками чаек... Посмотри, как нежна я, даря тебе сладкую смерть, а не пламя костра и холодную сталь, что дал ты мне. Черное кружево рукавов – длинных, изломанных крыльев – скользит по твоей груди, в которой, что бы ни говорили, еще бьется живое сердце, пусть и чернее мертвого льда. Пальцы коснутся острых скул – кажется, прикоснешься – порежешься... Я наклонюсь и шепну, почти коснувшись твоих губ, короткое и пьяняще-нежное, как вино: – Умирай. И уйду, растаяв, в изменчивый Волчий Час, час ведьм и колдовства, когда Та сторона так близка и прозрачно-звонка, как игристый ручей, как паучья нить… И, уйдя, подхвачу кубок, из которого завтра ты выпьешь яд, разделив смерть, если не получилось – жизнь. Потому что нежность порой тоже причиняет боль.