Прыжок в горящие воспоминания

- Знаешь, от гордости мало толку, если ты труп. - Который час? Пожалуйста, скажи, что показывают твои часы? - Девятнадцать двадцать три. А какая разница? Ты сядешь куда-то, совсем не боясь упасть (или боясь, но, не показывая виду). - Девятнадцать двадцать три. Красиво… Смотри, мальчишка разбил коленку. И плакать хочется, и вроде мужчина. - И правда. Кто его знает, может домой спешит? - У таких мальчиков по горло забот. Но те заботы… Не заботы вовсе. Ты начинаешь мягко болтать ногами. Я вижу, что хочешь что-то сказать или просто думаешь про соседей снизу. - А знаешь, ты прав насчёт гордости. У тебя за ухом цветок. Засохший, старый и, скорее всего, мой. Потому что больше никто не знает про твою страсть к мёртвым цветам за ухом. Твои ноги наверно мёрзнут (и руки тоже, ведь уже немножко позже, чем девятнадцать двадцать три), но я не осмеливаюсь тебе дать мою байку. Это дико вообще - держать в голове такие мысли. - Смотри, какое небо. Помнишь, мы сжигали воспоминания под таким? - Ты имеешь в виду, сжигали мяту? - Ну да. А зачем же мы её жгли? - Нам небо нравилось. Мы думали, сожжённая мята такого же цвета. - Глупо. Конечно, всё, что связанно с тобой - глупо. Но это прекрасно. Нет больше таких людей, которые больные, но совершенно здоровые. На самом деле, такие люди не живут долго. Ты достаёшь зажигалку, щёлкаешь, шуршишь. - Иди сюда. Смотри, как красиво. Глаза именно в таком огне блестят по-настоящему. Сказочно. Ты подносишь свою руку, всю в браслетах, к огоньку и тушишь его. Так легко. Мне даже на секунду показалось, что огонёк ещё в твоей руке. - Волшебно. - Знаешь, волшебство уходит. - Что же делать? Ты начинаешь как-то быстрее болтать ногами. То ли чтобы согреться, то ли это твоя привычка, размахивать ногами, когда под тобой несколько десятков этажей. - А ты когда-нибудь пробовал считать верхушки деревьев того леса? Меня, например, всегда сбивали птицы. Как будто нарочно. Над нами встрепенулась ворона. Ты удивляешься (наверно потому, что выше нас ещё что-то есть). - Смотри, перо. Мне иногда кажется, что у птиц вырастают крылья только тогда, когда они решаются упасть вниз. Твоя рука ловит лёгкое перо. Ты смотришь на него, как на что-то последнее. Берёшь зажигалку, щёлкаешь. - Смотри. На твоей ладони загорелось пёрышко. А ты его сдуваешь вниз. Спустя многие этажи оно скрылось. То ли сгорело, то ли улетело. Ты очень любишь всё сжигать. Безумная привычка. - Тут высоко. Ты приподнимаешься на руках, опрокидывая голову чуть назад, чтобы не видеть бездны под твоими ногами. Ночью там и впрямь бездна. - Под луной всегда умирают ночные бабочки. Ты ещё больше приподнимаешься на руках, кроссовками упираешься в кирпичную стену дома. И ныряешь. Ты не птица, чтобы летать. И даже не бабочка. Но умираешь под луной. Такие люди не живут долго, поэтому их всегда мало. Домой я прихожу поздно. У меня ноги не слушаются, а ты – летать. В кармане своей байки я нашёл зажигалку. Твоя самая дорогая вещь. Я начну всё жечь. Как ты. Пока не научусь сжигать воспоминания. Я знал, что ты когда-нибудь прыгнешь. Но мы то с тобой думали, что это – летать.