(К)ак обстоят дела?

      -Как обстоят дела? - Слова слетают с языка быстрее, чем приходит осознавание вопроса, они разбивают маску лицемерия вдребезги, которые осыпаются вниз маленькими грязными снежинками. Захари понимает, что на данный момент он не сможет оправдаться или солгать, да он и не хочет, так как испытывает уже давно позабытое чувство легкости. Такое приятное, словно теплые обнимающие руки матери, оберегающие и отстраняющие от всего мира, Баттеру этот вопрос кажется странным и на какое-то отдельное мгновение он смотрит на торговца немного по-другому. Он осматривает его своими глазами, но под другим углом восприятия, однако мгновение не может быть долгим , Баттер списывает все на усталость и изнеможенность после долгой череды сражений с призраками на складе.       Удивительным было то, что он выбрался из " пучин Ада" относительно потрепанным, в отличии от Альфы и Омеги, от которых исходило слабое, почти незаметное свечение. Усталость постепенно берет над разумом верх, однако, Баттеру хватает сил извлечь из инвентаря пачку кредитов и, не разобравшись в сумме, с титаническим усилием воли протянуть их Захари, который сразу же вручает небольшой полиэтиленовый пакет с медикаментами в дрожащие искалеченные руки, Баттер оседает на пол, стараясь как можно тише дышать, пока Захари отсчитав нужную сумму, оставляет сдачу на столе; настойчивый звон в голове, перерастает в нечленораздельный шум, разрывает барабанные перепонки, у Баттера тяжелеет голова, движения замедляются до такой степени, что он не находит в себе сил обработать массивный, налившийся кровью синяк около локтя, а просто, обмякши, вжимается в стену, дыхание становится прерывистым и тяжелым, а последнее, что Баттер запоминает прежде, чем окунуться в звездную пучину небытия, - это ощущение погружения в расплавленное железо с головой.       Мимо него проплывают по Млечному пути Киты, задевая массивными хвостами дали, в глубине которых душераздирающе кричат аисты, с небес падают на окровавленную Землю созвездия, испаряясь в полете белой дымкой, возвращаясь к истокам, загораясь в пламени вечности, сжигая все в бешенном беге времени - смерть и жизнь, прежде, чем встать на весы судьбы, обнимаются на прощание, прямо перед его глазами, как старые друзья.       Баттеру снился прекрасный, незабываемый сон, в который вторглись чьи-то холодные руки, аккуратно перевязывающие ушибленную левую голень. Он приоткрывает глаза, сразу же жмурясь, в попытке понять где он и что происходит - Баттер замирает, резко кусая изнутри губу, тонкие ладони уже давно поднялись выше, задрали полосатую футболку; Захари уже более настойчиво обрабатывал спиртом синяки, порезы и ушибы, но особенно много синяков скопилось на ребрах, они, словно огромные родимые пятна, обосновали у него на груди свой собственный космос. А Баттер шевелит рукой, сразу жмурясь, хрипло выдыхает, вновь вжимаясь в стену, руки Захари плавно переходят к плечам, он что-то напевает себе под нос, а Баттер смутно вспоминает обрывки своего "сна", он чувствует себя отдельной вселенной, её ядром, которая впитывает эгоизм всех миров и её жителей вместе взятых. Это больно. Это - замкнутый круг, который разрывают спирт впитанный в вату, йод и зеленка. Захари.        И осознание яркой вспышкой молнии зарождается в голове Баттера, он начинает понимать, что этот момент - особенный. Этот момент близости - хрустальный бокал, почти до краев наполненный холодной, отстраненной и безвкусной заботой, он индивидуальный, единственный и неповторимый. Он странный. По сути, любой нормальный человек должен был сейчас сказать, что Баттер удивительный счастливчик, что он "родился в рубашке", ибо не попереломал себе все кости, ничего не вывихнул, а просто отделался легкими ушибами, но это было глупо, продавец не видел в этом смысла, он, положив всю использованную вату и медикаменты на место, отложил пакет в сторону, прислонившись, приподнял светлую кепку, прямолинейно заглядывая Баттеру в глаза.       -Как обстоят дела? - вопрос опять повторяется, разбивая маску вновь, Баттеру кажется, что Захари улыбается. Он усмехается, ничего не отвечая, переводя взгляд на тонкую шею, Баттер повинуется своему безрассудному желанию, он прижимается тонкими теплыми губами к коже шеи, не замечая должного сопротивления со стороны, протяжно, с пылом целуя, зажимает между зубов бледную кожу, оттягивая её, отстраняясь, осыпая короткими, ненасытными поцелуями всю шею, Баттер проводит языком до аккуратного заостренного подбородка, находит в себе силы вытянуть руку вперед, приподнять маску, коротко чмокнуть в губы, расцеловать в обе щеки, после чего, поцеловать вновь, с жаром и нетерпением, в губы, скользнуть языком вглубь теплого рта, провести им по деснам, по нёбу, изучить, впитать в себя все, что так любезно сейчас предоставляет ему Захари, подарить ему свою героическую жизнь в поцелуе, поменяться с ним местами до потери кислорода, утонуть в приливе непонятных ощущений. И только потом, отстраниться, проведя языком по контуру верхней бледно-розовой губы, поцепить её зубами, шумно выдохнуть испариной через нос, замечая боковым зрением несколько затянувшихся шрамов. Баттер отстранился.       На бледной, явно чувствительной коже Захари остаются засосы, он поправляет футболку Баттера, информируя его о местонахождении сдачи, после чего, поправляя маску, встает с места и, ничего не говоря выходит из магазина.       Теперь на его теле тоже временно существовала своя собственная Вселенная, свой персональный космос.