Полное затмение

Тор совсем немного отошёл от поста Хеймдалля, резко развернулся и отправился назад. Страж ждал, сложив руки на мече. – Хеймдалль, – замявшись, Тор нахмурился: – Про мидгардскую порнографию и кукол для… для развлечений. Хеймдалль приподнял густую бровь. Тор злился на себя за совершенно детское смущение. – Джейн… – он кашлянул и почти выпалил: – Джейн что-нибудь такое присылала Локи? – Да, – мягко усмехнулся Хеймдалль. – И это было очень, очень забавно. Мидгардцы всё-таки совсем другие. Поняв, что совершенно не хочет знать подробностей, Тор коротко кивнул и зашагал прочь. «Неужели Локи позволит мне?..» – рассеянно думал он, и от волнения всё внутри сжималось, как перед первым разом. И хотелось. И не верилось. Уже через полчаса после возвращения домой Тор усомнился в здравости своего ума: близости Локи пообещать не мог. Точнее, пообещать мог что угодно, но не выполнить. «Не может быть», – твёрдо решил Тор, забираясь под одеяло, но надежда на чудо жила. Положив руку под голову, Тор смотрел на полог и думал. Где правда? Где ложь? Про внимание Джейн ко всем сторонам быта Локи не солгал. Но в остальном? Что, если ограничился только мелкими издевательствами вроде той истории про близкую смерть женщины? Что, если всё остальное – и про ненависть, и про полное отсутствие влечения – правда? Если правда, то, с одной стороны, это плохо: такое неприятное ограничение, столько упущенного удовольствия, переживания по этому поводу – без переживаний бы не обошлось. Но с другой, более эгоистичной стороны, это означает… верность. Пусть вынужденную, но верность. Слухи не приписывали Локи любовных связей, но это могло объясняться либо удачной маскировкой, либо кратковременностью связей. В том же Мидгарде можно незаметно покутить. Если Локи не испытывал возбуждения, значит, он мог остаться столь же неопытным, как в юности. Какое наслаждение быть единственным и неповторимым, когда тебя ни с кем не сравнивают, когда ты – единственный и потому незабываемо яркий источник наслаждения. Разбудить чувственность, опьянить страстью, научить желать и получать удовольствие – это почти гарантия искренней и крепкой привязанности. Если после стольких лет воздержания Локи получит удовольствие, не станет ли он податливее? Не захочет ли видеться чаще, хотя бы ради занятий любовью, а со временем и ради самого Тора? Ведь так могло получиться. Перевернувшись на бок, Тор свернулся калачиком. Как мужчина он сочувствовал Локи, пусть и не желал представлять ощущения в такой ситуации. Как любовник – ревновал. Не хотел, чтобы кто-то другой прикасался к Локи. «Я эгоист», – понимал Тор, разумом понимал, сочувствовал, сожалел, пытался изжить этот эгоизм, но сердцем хотел быть для Локи первым и последним любовником – единственным. А остальное… не может быть, чтобы в Девяти мирах не сыскалось способа вернуть утраченное желание. Вздохнув на урчащий живот, Тор перевернулся на другой бок и закусил губу. А что, если Локи солгал? Что, если снова морочит голову, и все эти годы прекрасно с кем-нибудь развлекался, может быть даже сейчас лежит в чьих-нибудь объятиях и насмехается над доверчивостью братца – Тор слишком ярко представил эту картину и чуть губу не прокусил. Чёрный котёнок прыгнул на постель перед Тором и, щекотно обнюхав его лицо, стал играть с кончиками волос. Тор смотрел на сосредоточенную морду и хитрый прищур. Сколько раз со времени освобождения Локи бывал в Асгарде? К кому, кроме советника и Тора, заходил? Не осталось ли у Локи любовницы или любовника в городе? Раздосадованный, Тор вновь перевернулся. До всех этих разговоров он старался не думать о том, спал Локи с кем-нибудь ещё или нет: так проще держать в узде ревность, но теперь… Теперь ревность смешалась с нежеланием выглядеть дураком, почти страхом в очередной раз оказаться обманутым. Но… Если Локи считает виновным в своей проблеме Тора, ненависть и желание причинить боль становятся понятными. Если проблема исчезнет, изменит ли это отношение? Не захочет ли Локи выбрать себе другого или другую? Прыгая вокруг головы, котёнок увлечённо ловил волосы. Стать для Локи спасением от одиночества и неполноценной жизни, получить его благодарность и привязанность – заманчивая перспектива, но она сопряжена с неприятностями для самого Локи, трудностями и вероятностью провала. Оказаться посмешищем, в очередной раз глупо поверившим небылицам, – перспектива неприятная, как и возможность любовных связей Локи с другими. Но этот вариант намного лучше для Локи. Тор уткнулся лицом в подушку: почему не получается, чтобы хорошо и удобно было всем? «Такова жизнь», – ответил сам себе и спрятался от котёнка под одеяло. Не думать о Локи и предстоящем свидании не получалось. Тор с радостью вытащил бы мозг из головы и оставил где-нибудь подальше задаваться риторическими и тяжёлыми вопросами, но, увы, такая процедура была несовместима с жизнью. Вечерело, Тор бродил по саду порядком злой на себя за неспособность совладать с чувствами и мыслями. «Как мальчишка, – укорял он себя. – Хуже: как девчонка себя веду. Мыслимое ли дело – так поддаваться чувствам и желаниям? Я же правитель Асгарда». Но Гунгнир и право считать себя стоящим над всеми Девятью мирами, к сожалению, не давали возможности управлять сердцем. Подойдя к кроваво-красной от плотно насаженных цветов клумбе, Тор погладил шелковистые лепестки. Вспомнилось прикосновение к коже Локи. Запах. Тор зажмурился, в тысячный раз прокручивая памятные разговоры. Он не всё понимал, и в этот раз зацепился за совершенно неясную фразу: закрыть гештальт. – Что такое гештальт? – спросил у цветов Тор, и они не ответили. Поразмыслив, Тор отправился к советнику. Да и прогулка могла помочь отвлечься. Но поход по залитому огнём заката городу лишь больше растревожил: Локи любил закаты, и тёплые красные отблески напоминали о том, как свет скользил по его коже, о том, каким одухотворённо-печальным становилось лицо… Обложившийся кошками советник ничего не знал о гештальтах. Ощущая острую необходимость быть одному, Тор не поддался на уговоры остаться на чай. Да и про гештальты можно было спросить у Хеймдалля. К стражу следовало пойти сразу, но только добравшись до моста Тор понял, почему предпочёл прежде спросить у советника: внутри нарастало глухое раздражение на Хеймдалля. Страх. Словно… словно Хеймдалль опять мог вмешаться. Тор даже остановился у кромки радужного полотна, смотря на другую его сторону. Сколько ужаса было в ту ночь, когда Хеймдалль призвал к себе, и вот теперь, когда Тор свободен в своём выборе, почему снова страшно? Что это такое? Почему? Ведь разум понимает бессмысленность скручивающего внутренности волнения, а оно не исчезает… Мотнув головой, Тор смело зашагал вперёд. Впрочем, скоро он пожалел о своей опрометчивости: устал, не пройдя и четверти моста. Как пить дать, чай Локи обладал какими-то побочными эффектами. Но, расправив плечи, Тор настойчиво двигался вперёд. Он не собирался поддаваться страху, сожалениям и прочим глупостям: каждый сам кузнец своего счастья и несчастья. На лбу проступила испарина, началась отдышка. «Чем же он меня напоил?» – вяло забеспокоился Тор, вспомнил, в каком состоянии Локи делал чай и порадовался, что ещё легко отделался. Закатное небо полыхало как от пожара. Хеймдалль сидел на ступенях возле пускового механизма, и меч тускло блестел в чёрных руках. – Ты хотел о чём-то спросить? – Хеймдалль не встал, и Тор, подойдя, глядя сверху вниз, тихо произнёс: – Что значит «закрыть гештальт»? Тёмные пальцы скользнули по отполированному лезвию, и губы дрогнули, словно Хеймдалль собирался улыбнуться, но не стал. Ответил грустно: – Завершить то, что в незавершённом виде мешает жить. Сделать или осознать. Тора словно ударила, окатила волна. – Спасибо, – кивнул он и пошёл назад: «То, что мешает жить». Интересное у Локи отношение к тому, что было между ними. Тор воспринимал иначе: как бы к таким связям ни относились, ему казалось естественным тогда, в юности, обратиться за помощью к Локи, именно с ним изучать чувственность, учиться ласкам. И сейчас так же естественно было искать успокоения в объятиях самого близкого из обитателей Девяти миров. Почему Локи недоволен? Тогда он получал свою порцию удовольствия и тоже учился, а теперь неужели ему хочется оставаться одному? Разве у него нет поводов искать утешения? Разве он не скучал? Не хотел просто прижаться к кому-нибудь тёплому и родному? Как можно жить без этого? Как можно не понимать, что сейчас быть вместе… естественно. И взаимовыгодно. Зачем Локи усложняет? И как объяснить, чтобы он это понял и успокоился? Впрочем, этот вопрос мучил Тора лишь до середины моста: дальше уже беспокоило сердце. Оно безумно колотилось, покрасневший в лучах солнца дворец двоился перед глазами, а дыхания не хватало. Пошатываясь, Тор добрался до подпорки и прислонился к ней. Всё потемнело… – …справились. Тор открыл глаза: над ним висел красно-золотистый образ его тела. «Джейн… с каким интересом она разглядывала такую привычную для нас кузницу душ, с каким детским восторгом. Джейн…» Просторная комната была ярко освещена. Целительница улыбнулась: – С возвращением. – Что… – удивительно лёгкой рукой Тор коснулся лба: казалось, в голове только пустота, – со мной? – Вас отравили, – ответил советник. – Расследование уже ведётся. – Не надо, – Тор повернулся к нему и, заметив четырёх стражников, нахмурился. – Всё в порядке. Советник приподнял брови, но, судя по сменившему удивление выражению лица, всё понял, кивнул: – Как пожелаете. Махнув воинам рукой, он вышел из комнаты, и те отправились за ним. – Восстановление пройдёт быстро, – целительница протянула серебряный кубок. – Завтра будете как новенький. Приподнявшись на локте, Тор спросил: – Почему тело такое… лёгкое? Всовывая кубок в его руку, целительница снова улыбнулась: – Побочный эффект. Скоро пройдёт. Тёмная жидкость в кубке оказалось приторно-сладкой, её запах чем-то напоминал тот, что исходил от Локи. Осушив кубок, Тор с трудом сел. По пищеводу и желудку растеклось жгучее тепло. – От зелья вы уснёте, – целительница коснулась лба Тора холодной рукой. – Хорошо, что мы успели вовремя. Лучше бы она этого не говорила: так не хотелось думать, что на этот раз Локи не собирался ограничиваться мелкой пакостью. Это… это случайность: Локи был не в себе, не понимал, что творит. Впервые за много лет Тор поверил такому объяснению поведения Локи. В свартальвхеймской спальне Локи было по-асградски светло. Лёжа на животе он разглядывал вазы в большой, красивой книге. Под белой рубашкой чётко просматривались контуры спины, тёмные короткие штаны обтягивали ягодицы. – Зачем ты это сделал? – спросил Тор. – Захотел. Захотел – отличное объяснение. Локи потёр лодыжку стопой. Он выглядел соблазнительно, слишком… вызывающе в этой позе и одежде. Быстро подойдя, Тор уселся ему на ноги, а Локи только страницу перевернул. – Тогда я тоже буду делать, что хочу, – разозлился Тор и потянул штаны с его бёдер. Ткань с треском разошлась, обнажая бледные, крепкие ягодицы. От желания стало тесно в паху, Тор судорожно дёрнул пояс, освободил себя. Локи рассмеялся: – Ничего не выйдет. – Посмотрим, – навалился на него Тор и вжался в кровать: Локи исчез. Вдруг оказался на спине: – Моя очередь. Царапнул по лопатке. Ещё и ещё – как котёнок. Тут слишком светло для Свартальвхейма. Локи снова засмеялся – смех превратился в звон колокольчиков. «Сон», – понял Тор и очнулся. Было светло, на спине котёнок играл с волосами. Возбуждённый член упирался в кровать и, кажется, хватило бы малейшего движения, чтобы кончить. Зажмурившись и представляя Локи из сна, Тор сунул под себя руку… Ближе к полудню, рассеянно наблюдая из беседки за верховой ездой Бальдра, Тор уже жалел, что попросил у Локи два дня. Просьба была продиктовано желанием произвести впечатление, показать себя в полной силе, да только бы волнение не испортило всё дело. Волновался Тор страшно. Кажется, в первый раз и то смелее был. А ещё вдруг, совершенно внезапно, понял, что не знает, когда же именно назначена встреча: два дня считать вместе с днём договора или со следующего дня? В первом случае свидание уже завтра – и от этого как-то жутко. Во втором случае – послезавтра, а это невыносимо долго. – Пап, что-то случилось? Бальдр подъехал к беседке, и Тор уставился в его карие глаза. – Я думаю… Государственные дела. – Важные? – Очень, – кивнул Тор. – Поэтому… прости, я… я лучше пойду. – Хорошо, – вмиг погрустнел Бальдр и потянул поводья. Тор виновато улыбнулся: – Прости, мне действительно надо подумать. – Я понимаю. Кивнув, Бальдр поскакал прочь. Тор закрыл лицо рукой. Кажется, он начал понимать всю глубину значения фразы «завершить то, что в незавершённом виде мешает жить». Аппетита не было, все мысли сосредоточились на встрече с Локи – к вечеру истомлённый ожиданием Тор решил считать два дня с момента договора. Оставалось совсем недолго. А если Локи назовёт обещание шуткой и прогонит? Тор старался не думать об этом. Ночь оказалась удивительно долгой и утомительной. Бесчисленные мысли мешали дышать, сон накрывал видениями, и Тор поминутно проваливался в объятия то нежного, то злого, то смеющегося Локи. Или оказывался на груди утешающей Джейн: «Всё хорошо, я люблю тебя», – шептала она, Тор отвечал: «Я тоже тебя люблю», и Джейн превращалась в Локи: «Кого ты любишь больше?» Он истончался, таял, Тор хватал пустоту, и в его руках оказывалась Джейн, временами мама или папа, Сиф, Фандрал, Огун, Вольштагг, порой даже Хеймдалль с вопросом: «Мало?» Тор отчаянно мотал головой: «Нет-нет, много, слишком много», Локи смеялся: «Неужели? Тебе бывает много?» и начинал раздеваться. Бред развеялся только на рассвете, когда вымотанный Тор провалился в глухой без сновидений сон. «Сегодня», – было первой мыслью открывшего глаза Тора. Ярко светило солнце. Было только волнение, на его фоне даже желание не чувствовалось. Тор встал, через силу позавтракал. Долго принимал ванну и приводил себя в порядок. Кажется, последний раз так возился только перед свадьбой. За этими мелкими заботами незаметно наступил полдень. Поняв, что не сможет съесть ни кусочка, Тор отказался от обеда, надел лучшие из повседневных одежд и, дождавшись коня, отправился в путь. Думать ни о чём не хотелось, но думалось обо всём, а в целом – будто ни о чём. Два дня. Всего два дня, а мыслей и сомнений хватило бы лет на десять. Или двадцать. Радужное покрытие вспыхивало под копытами. Как и много, невыносимо много лет назад на другом конце моста можно было различить неподвижную золотую фигуру. От волнения перехватывало дыхание, плеск волн казался зловещим, и свет солнца потускнел… С Хеймдаллем не обмолвились ни словом. Он развернулся и пошёл внутрь. Тор спешился. Ноги подгибались. Очень медленно он миновал пусковой механизм и встал на нужное место. Тихо шаркнул метал о металл, и задохнувшегося Тора унесло в Свартальвхейм. Тусклый свет. Чёрное солнце. Мрак, отражающийся в каждой песчинке, в каждом камне, пропитавший воздух – всё. Каким же чужим вдруг показался здесь золотой дом... Шумно вздохнув, Тор зашагал к дому. «Что, если опять не пустит?» «Что, если сбежал?» Дорожка кончилась, вот и крыльцо. Дверь. Тор постучал. Никто не ответил. Толкнул дверь – и она открылась. Долго Тор смотрел на неё, не решаясь поверить. Волнение стало каким-то запредельным. «Да что я как девица перед первой брачной ночью?» – рассердился Тор и вошёл в дом.