Монета

      …За несколько лет до настоящего времени.       В логове старой ведьмы царил полумрак. Тусклый свет, лившийся из занавешенного всяким тряпьем окна, бросал едва заметные блики на множество непонятных и загадочных предметов, расставленных на полках. Здесь было холодно, воняло чем-то неприятным, и слышался писк крыс.       Домишко, располагавшийся в лесу, казался маленьким снаружи, но стоило войти, как вдруг становилось ясно, что выхода отсюда уже не найдешь, если хозяйка дома — одноглазая мерзкая старуха — сама не захочет выпроводить непрошеного гостя.       Красивая девушка, дрожа от страха, отодвинула тряпье, что загораживало вход в комнату, и сделала шаг внутрь.       — Простите… Мне нужна ваша помощь, — дрожащим голоском произнесла она, глядя на старуху, сидевшую к ней спиной в старом поскрипывающем кресле.       — Я знаю, зачем ты пришла, — произнесла ведьма старческим надтреснутым голосом, медленно поворачивая к девушке свой страшный лик.       Лицо, испещренное глубокими морщинами, глубоко посаженные маленькие глаза-пуговки — один небесно-голубой, а второй мертвенно-белый. Бельмо. Тонкая кривая линия беззубого рта и крючковатый нос — в лучших традициях сказок братьев Гримм.       Девушка с трудом подавила желание отпрянуть назад и, сглотнув, кивнула.       — Мой жених… Дерек. Он изменяет мне, — прошептала она совершенно несчастным голосом. — Я не знаю, что он нашел в той… молочнице…       В голосе ее скользили нотки отчаяния, она даже закусила губу, полностью погруженная в свое несчастье, заставившее ее явиться сюда — в лес, к отвратительной старухе, о которой в их деревне бродило много страшных слухов. И что она кровь младенцев на завтрак пьет, что питается внутренностями животных, которые, кстати, были развешены на веревке перед ее домом и сушились на солнце; что она вершит черную магию и может все.       — Я дочь старосты деревни! — Забывшись, девушка топнула миниатюрной ножкой. — Да как он мог изменить мне с той… девицей!       — Хочешь, чтобы он поплатился за это? — насмешливо вопросила старуха, взирая на девушку единственным видящим глазом.       — Нет, — та замотала головой. — Хочу, чтобы он был только моим! Пусть приползет на коленях просить прощения. Пусть будет хотеть меня одну! Всегда!       — Осторожнее… Твое желание может сбыться.       — Я этого и хочу!       Надтреснутый старческий смех, раздавшийся в мертвой тишине хижины, пробирал до дрожи. Старуха расхохоталась, как ненормальная.       — О, дитя мое, я исполню твое желание, но смотри, как бы ты не пожалела об этом!       Дочь старосты кивнула.       Старуха же поднялась с кряхтеньем и стала рыться на своих полках.       — Приворотное зелье здесь не поможет, нужен амулет, если ты хочешь приворожить его к себе навсегда. Вот, возьми.       Она протянула девушке старинную золотую монету, тусклую, с выгравированными на обеих её сторонах непонятными древними рунами.       — Подари ее ему. Пусть возьмет и носит с собой постоянно. Амулету понадобится несколько часов, чтобы подействовать в полную силу, если он будет носить его не снимая…       Девушка радостно сверкнула глазами и выхватила монету из руки ведьмы.       — Спасибо, большое вам спасибо!       В ответ та лишь расхохоталась.       Сейчас.       — Алисия Далтон была найдена зарезанной в своей постели на утро горничной, — произнес Сэм, листая толстую пыльную книгу.       Винчестеры сидели в придорожном кафе, в котором решили остановиться, чтобы подкрепиться после двух часов дороги.       — Что будете заказывать? — Симпатичная пышногрудая официантка в белом накрахмаленном фартучке и короткой мини-юбке остановилась перед столиком братьев.       На лице Дина расплылась знакомая пошловатая улыбка. Сэм поджал губы и едва не закатил глаза, демонстративно захлопывая книгу так, что облачко пыли взметнулось чуть ли не в лицо брата.       Дин чихнул и возмущенно посмотрел на него, Сэмми лишь пожал плечами, вскидывая бровь и спрашивая взглядом: что не так?       — Мы, пожалуй, будем отбивные. Две порции, — ухмыльнулся старший Винчестер, глянув в глубокий вырез топика девицы. Вот уж где отбивные… Всем отбивным фору дадут.       — Конечно, — промурлыкала официантка. — Кофе, чай? Сливки?       «Потанцуем?» — рыкнул про себя Сэмми, сверля взглядом столик перед собой, словно намеревался проделать в нем дырку.       — Вот от сливок я бы не отказался, — хмыкнул Дин.       «Придурок. Козел. Дон Жуан недоделанный. Да чтоб тебя…» — медленно закипал младший.       — Хорошо, значит, кофе со сливками… — обворожительно улыбнулась девушка.       «Курица тупая. Пошла бы и сиськи уменьшила», — думал меж тем Сэмми, сильно сжимая простой карандаш и грозя совсем его сломать.       Официантка наконец ушла, и он немного расслабился. Дин же проводил ее задницу откровенно похотливым взглядом. Сэм отлично знал, о чем брат сейчас думает. Как бы затащить ее в туалет и присунуть ей.       Сжав зубы, Сэмми постарался успокоить свой гнев и медленно выдохнул через нос.       — Ты простудился, что ли?       — Нет.       — А чего сопишь тогда?       Сэм предпочел не отвечать и заговорил на нейтральную тему:       — Мне кажется, что наше дело как-то связано с этой Далтон. Она жила в этом доме в 1954 году. Теперь на месте той деревни городок Беркли, куда мы, собственно, и направляемся. Жениха невесты зарезали накануне свадьбы, когда он ночевал в этом же доме. Дин!       — А?       — Ты меня вообще слушаешь?       Дин нехотя оторвал взгляд от задницы официантки, что нарочито наклонилась вперед, упершись в барную стойку, пока разговаривала с поваром.       — Да-да, зарезан в постели…       — Нам надо выяснить, кто убил Алисию Далтон, а также почему ее призрак теперь мстит всем мужчинам в доме, — сдержанно продолжил Сэмми, стараясь не цедить слова сквозь зубы. — Я уверен, что это она убила жениха Делии.       Дин.       — Значит, ты идешь в дом Делии, а я в местные архивы. Надо поискать еще что-нибудь про эту Алисию, — говорит Сэмми, когда мы заходим в снятый номер в местной гостинице Беркли.       — Отлично. Терпеть не могу возиться с этими документами и летописями… — ворчу я.       Сэмми фыркает и, кинув сумку на свою кровать, уходит.       Я же сначала принимаю душ и только потом еду в бывший дом Далтонов, где ныне живут Бартоны.       — Здравствуйте, — говорю я, когда дверь открывает миловидная шатенка с заплаканными глазами и губками бантиком. Как раз в моем вкусе… — Я из полиции. — Достаю фальшивое удостоверение, мельком показывая девушке, и быстро захлопываю его перед ее носом. – Могу я задать вам пару вопросов?       — Простите… Но ведь я уже давала показания для протокола, — шмыгает она носом.       — Вы — Делия Бартон, верно?       — Да, это я.       — Уделите мне всего пару минут, пожалуйста. Это не займет много времени.       Когда выхожу из дома Бартонов, звонит Сэмми. Спрашивает, как там у меня дела, что нашел.       — Да ничего интересного. Эта девица в основном рыдала. Я едва вытянул из нее несколько связных предложений. Говорит, что Элиотта нашли в постели с перерезанным горлом. В глазах ужас. Видимо, он что-то такое увидел перед смертью…       — Призрак Алисии? — предполагает Сэмми.       — Может быть.       — Слушай, я тут тоже кое-что накопал. Эта самая Алисия должна была выйти замуж. Что-то случилось, жених ее приревновал и зарезал в постели…       — Ух ты, какой собственник, прям как я.       — Остряк… — фыркает Сэмми в трубку. — Тут сказано, что… ммм… Сейчас, погоди-ка. Ага, вот, нашел. У нее с этим женишком были и раньше трения, он ей изменял.       — Ага, а потом ни с того ни с сего воспылал такой любовью, что от ревности даже зарезал в постели перед самой свадьбой?       — Вот и мне тоже это кажется странным… — с сомнением тянет братишка. — Я тут в семейных архивах Далтонов еще нашел ее старый дневник… Почерк практически не разобрать. Пролистал и кое-что обнаружил. Она обращалась к какой-то местной то ли знахарке, то ли ведьме… Ее дом стоял на отшибе в лесу.       — Да его, скорее всего, снесли уже, — фыркаю я. — Городок-то растет.       — Давай проверим.       — Ладно, я сейчас за тобой заеду.

*  *  *

      Как я и предполагал, от дома старухи остались лишь гнилые доски и какой-то разлагающийся хлам. Мы осмотрели ту часть, что осталась более или менее устойчивой — почти развалившаяся комната, разделенная хлипкой перегородкой на две части. Доски скрипят, с потолка труха сыпется, воняет какой-то хренью… Фонарь забарахлил и погас. Стучу по ладони — мигает и, слава яйцам, снова загорается.       Искусственный голубоватый свет выхватывает из полумрака какую-то старую фарфоровую куклу в почти сгнившем ветхом платьишке, старинные вазы, ошметки чего-то хрен пойми чего, заржавевший старый сундук.       Где-то рядом слышится шорох, резко оглядываюсь — крысы пищат. Сэмми в соседней комнате — я вижу лучик света от его фонаря. Тихо.       Подхожу к сундуку, тяну на себя кованную железом крышку. Поддается с трудом, замок сломан, но открывается. Внутри тоже какой-то старинный хлам и тряпье, покрытое плесенью. В складках изъеденной временем ткани вижу тусклый отблеск. Монета… Беру ее, с любопытством осматриваю. Руны какие-то. Не знаю этих символов, верчу в пальцах, светя на нее фонарем. Надо потом поискать, что за знаки такие. Сую монету себе в карман, полезно будет узнать, что означают эти символы.       — Сэмми, нашел что-нибудь?       — Нет, только какой-то хлам.       Мы лазаем по развалюхе еще несколько минут и уходим.

*  *  *

      Вечером Сэмми копается в дневнике той девицы, что зарезал в постели собственный жених. Стырил из архивов? Такие документы на дом не выдают. Валяюсь на постели, бесцельно щелкая пультом по телевизору, изредка интересуясь у братишки, нашел ли чего. Сэмми каждый раз мычит что-то неопределенное и просит не отвлекать. От скуки не знаю, что делать. Запускаю руку в карман джинсов за жвачкой, нашариваю что-то железное. Монета!       Переворачиваюсь на спину, разглядывая символы, которыми испещрены ее стороны. Монета большая, тяжелая. Почти пять сантиметров в диаметре. Надо бы спросить Сэмми, может, он чего знает…       — Дин, я, кажется, кое-что нашел, — говорит вдруг Сэм. Тут же забываю, что хотел у него спросить, сунув монету в карман. — Иди сюда.       Кряхтя, поднимаюсь с постели, вставать не кайф, и подхожу к братишке, склонившемуся над столом, на котором лежит дневник. От Сэмми пахнет мылом. Волосы еще немного влажные — он полчаса назад вышел из душа. Я наклоняюсь, упираясь ладонью в стол, другая рука лежит на спинке его кресла. Нависаю над его плечом.       — Вот, смотри, вроде причина конфликта. Может, в нем вся загвоздка? — Сэм слегка поворачивает ко мне голову, его губы совсем близко, я невольно глубже втягиваю его запах, и у меня начинает кружиться голова.       — Что?       — Алисия здесь пишет, что поссорилась с женихом накануне свадьбы из-за пустяка… Вот, читай, — нетерпеливо говорит Сэмми.       С трудом отвожу взгляд от его губ и опускаю глаза на дневник — там, где палец Сэмми водит по черным чернильным строчкам, почти расплывшимся от времени на пожелтевших страницах. Тупо смотрю на его палец целую минуту. Понимаю, что хочу взять его в рот.       — Дин?       — А? — вскидываю голову одновременно с ним, едва ли не сталкиваясь с братишкой лбами.       — Ты прочитал? Что думаешь об этом? Тебе не кажется, что немного странно из-за такого пустяка ссориться… Да еще и накануне свадьбы. Не, я понимаю, что нервозность, волнение перед замужеством, но она же практически разбила об его голову вазу!       — Достал он ее, — бормочу, резко отшатываясь и отворачиваясь. Хватаю ртом воздух. Кажется, что все пропиталось запахом Сэмми.       Чуть влажные волосы источают запах его любимого шампуня. На шее за ухом ползет капля воды, чудом не высохшая до сих пор. Медленно так ползет по изгибу шеи. У него широкие плечи, пожалуй, даже шире, чем у меня. Мускулистые лопатки натянули ткань серой футболки. Его белая в полоску рубашка висит на спинке стула. Он смотрит на меня в ожидании ответа.       — Дин? С тобой все в порядке?       Встряхнув головой, заторможенно киваю.       — Ты смотришь на меня уже две минуты.       — Я задумался. Так что там?       — Я говорю, что, похоже, Дерек ее спровоцировал на что-то. Тебе не кажется, что такая ревность ненормальная?       Я не втыкаю. О чем он вообще говорит? Смотрю на его двигающиеся губы, как в замедленной съемке. И понимаю, что хочу лизнуть их. Просунуть между ними язык. Поцеловать, глубоко и жадно, закинув его голову назад, схватив за волосы.       — Причем тут ревность? — спрашиваю и облизываю внезапно пересохшие губы. Чувствую, как в паху разливается знакомая, приятная тяжесть.       — Дин, ты что, издеваешься? Я тебе уже десятый раз говорю, что они поссорились, потому что…       Дальше я ничего не слышу, только вижу, как его губы шевелятся, произнося какие-то звуки. У меня встает. Жестко. До боли. Я начинаю учащенно дышать, ошеломленно пялюсь на него. Все чувства как через вату, глухо. Понимаю, что что-то не так, я не должен хотеть своего брата, но осознание этого с каждой минутой становится все менее и менее значимым. Я забываю, что так нельзя. Инцест? Какой инцест? Нет, не слышал. Мой брат? Ну и что же, разве это имеет значение? Он самый желанный на свете, черт возьми, я все отдам, только чтобы дотронуться до него, до его кожи, коснуться губами уголка его губ, провести языком за ушком, слизнуть эту каплю, ползущую по шее и сводящую меня с ума. Хочу, чтобы на ее месте были мои губы. Рот набивается слюной от запаха его кожи, источающей аромат мыла. От того, как Сэмми смотрит на меня, возбуждаюсь еще больше. Все сомнения отходят на задний план.       — Дин! — Сэмми щелкает передо мной пальцами, водит рукой перед глазами. — Да что с тобой?       — Ничего.       Я хватаю его за запястье и прижимаюсь губами к раскрытой ладони. Встречаюсь с его ошеломленным взглядом. Смотрит на меня потрясенно, вздрагивает от моего поцелуя, растерянно шепчет мое имя.       Этот его взгляд… Не выдерживаю, резко разворачиваю его к себе в крутящемся кресле. Рывком раздвигаю его ноги, вклиниваюсь между ними, нависая над братишкой, и накрываю чуть приоткрытые губы своими, жадно врываясь в теплый рот языком. Сдавленно ахает, хлопает ресницами, мычит мне что-то в рот, плевать. Мой язык кружит у него во рту, пробегаясь по деснам, небу и ряду белоснежных зубов. Сэмми как-то странно замирает, напрягается, я ощущаю это всем телом. Его правая рука несильно упирается мне в грудь, но не отталкивает. Медленно скользит вниз, накрывает ладонью мой пах. Сэмми выдыхает мне в рот, слегка сжимая рукой мой стояк. Рычу ему в губы, прикусываю нижнюю, он тихо стонет.       — Дин, — изумленно шепчет. — Да что на тебя нашло?       — Не знаю, — честно отвечаю, неохотно отстраняясь от него. — Не могу сопротивляться. Просто хочу тебя, Сэмми.       Его глаза оттенка шоколада вдруг прищуриваются. Он склоняет голову набок, вскидывает бровь, изучая мое лицо внимательным взглядом. Его ладонь сдвигается вверх под мою футболку, оглаживает пресс и скользит дальше, вверх, чуть сжимает напряженный сосок. Я закусываю губу, зажмуриваюсь, понимаю, что надо как-то остановиться, но эта мысль мгновенно улетучивается из моей головы, словно кто-то не хочет, чтобы я об этом думал.       Сэм наклоняется вперед, другой рукой обхватывая мой затылок, и рывком притягивает к себе.       — Дин, ты пьян? — шепчет он мне на ухо. — Под наркотиками?       — Нет… — понимаю, что сейчас просто позорно кончу от одного этого его шепота, горячего дыхания, обжигающего мою шею.       — Ты же у нас закоренелый натурал, Дин, — продолжает он нашептывать мне.       Я чувствую смутное удивление от того, что он не отталкивает меня. Сэмми словно… дразнит. Играет. Со мной?       — Сэм… я…       — У тебя стоит, Дин, — протягивает он медленно, касаясь моего уха губами. — Охеренно стоит. На меня.       — Черт, Сэмми, я сам не знаю, как…       Вдруг ощущаю его улыбающиеся губы, прижавшиеся к моей шее, и мурашки ползут по коже.       — Не знаю, что это, и как такое возможно… — снова ехидно тянет Сэмми, и от интонаций его голоса мой член напрягается еще больше, — но я не собираюсь упускать такой шанс.       — Сэмми, что ты…       Он поднимает голову, впивается в мои губы, и у меня просто подкашиваются ноги. Опускаюсь между его ног на колени, жадно отвечая на его поцелуй. Он ведет. Нагло орудует языком у меня во рту, не давая мне перехватить инициативу. Я мычу ему в рот, его рука нахально скользит по моей груди, пощипывая соски, оглаживая живот.       — Блять… — вырывается у меня, когда он отстраняется на секунду, чтобы дать нам обоим глотнуть воздуха.       — Ты точно не пил, — констатирует Сэмми с довольной ухмылкой и облизывается.       Стягивает с меня футболку, и — черт бы меня побрал! — я не сопротивляюсь. Не сопротивляюсь ему. Его пальцы проворно расстегивают ремень, вытягивая его из шлевок, вынимают пуговицу из петли и тянут язычок молнии.       Этот звук разъезжающейся молнии на секунду отрезвляет меня. Я перехватываю его руку за запястье, но Сэмми смотрит на меня сверху вниз чуть насмешливым и вместе с тем голодным взглядом. Его светло-карие глаза резко потемнели, зрачки расширены.       — Ну что ты, Дин, — шепчет мне в губы. — Ты же тоже этого хочешь, позволь мне…       «Да, позволь ему…» — какой-то голос в моей голове заставляет меня тихо застонать в ответ. Низкий, хриплый, искушающий… Мой собственный голос. Голос моего подсознания.       И я отпускаю его запястье. Сэмми шепчет что-то одобрительное, запускает руку в ширинку, за резинку моих боксеров, и обхватывает горячий член. Охаю, едва не выгибаясь дугой, хватаюсь за подлокотники кресла и крепко сжимаю их. Опускаю голову, тяжело дыша. До меня только сейчас доходит, что я стою на коленях между широко расставленных ног младшего брата, он тискает мой член, нашептывает на ухо всякие непристойности и убеждает, что нам будет хорошо.       Блять! Какого черта все это происходит? Почему я не могу остановить это и ловлю кайф от такой абсурдной ситуации?       Но снова, стоит мне задаться этим вопросом, мой же собственный голос соблазнительно произносит в моей голове: «Не думай об этом, Дин. Ну тебе же хорошо, что ты… Лови кайф и наслаждайся. Посмотри на Сэмми…» И я послушно поднимаю голову, смотрю на брата. Его взгляд гипнотизирует, ощущаю его дыхание на своих чуть приоткрытых губах, глаза улыбаются — как обычно, тепло и мягко, но как-то… по-другому. Мне. Одному.       — Поцелуй меня, Дин, — до замутненного сознания доходит его шепот.       Я подаюсь вперед, прижимаюсь к его улыбающимся губам, запускаю язык ему в рот.       Сэмми встает с кресла, увлекая меня на пол, нависает сверху, упираясь в пол по обе стороны от моей головы, целует жадно, напористо. Чувствую легкое разочарование и холод от того, что больше не ощущаю его горячей ладони на своем члене. Он отрывается от моих губ, облизывается, наклоняет голову и осыпает быстрыми влажными поцелуями ключицы, шею, грудь, живот. Стягивает с меня джинсы вместе с бельем, и я приподнимаю бедра, позволяя ему раздеть меня окончательно. Сэмми седлает меня, сжимая бока коленями, выпрямляется, рывком сдергивая с себя свою футболку, и смотрит сверху вниз все с той же довольной улыбкой. Наклоняется, снова жадно прижимаясь к моим губам, отвечаю ему с не меньшим пылом, сжимая его плечи…       Наши вещи вперемешку валяются рядом на полу. Из кармана моих джинсов выпадает старинная монета и с глухим звуком закатывается под кровать. Сэм не обращает на это никакого внимания, продолжая увлеченно целовать меня.       И в следующую минуту, не успевая осознать, что собираюсь сделать, врезаю ему в челюсть кулаком. Сэм ошеломленно моргает, глядя на меня и потирая челюсть.       — Черт возьми, Дин…       — Какого хрена ты меня лапаешь?! — ору я не менее ошеломленно.       — Блять, Дин… — Он растерянно смотрит.       Мое сознание начинает медленно возвращаться в норму, я понимаю, что лежу под братом раздетый, разгоряченный и возбужденный. Мой стоящий колом член упирается ему в живот и трется о твердые мышцы при каждом движении Сэмми. Он сидит на мне, фиксируя мои бедра захватом своих коленей. Ладони лежат на моей груди.       Да уж, ситуация та еще… Моя психика такого не выдерживает.       — Слезь с меня, придурок! — в голосе проскальзывают истерические нотки, от которых я едва сам не морщусь. Он вдруг медленно ухмыляется, демонстративно облизывает губы.       — Опомнился, да? Не знаю, что на тебя нашло, Дин, но уже поздно.       — Блять, Сэм! Я сказал, съебись с меня, быстро!       Сердце ускоряет свой ритм, заходясь в бешеном галопе, мне даже немного страшно. Я не сразу могу сориентироваться в сложившейся ситуации: шок, потрясение, желание хорошенько въебать Сэмми в наглую и ухмыляющуюся морду. Я потрясен не столько своим поведением — которое ставит меня в тупик, так как я четко осознаю, что Сэм не заставлял меня, я помню все, начиная с того момента, как подхожу к креслу, чтобы посмотреть, что там раскопал Сэмми, — сколько поведением самого брата. Почему он не шокирован? О чем он вообще говорит? Почему так охотно ответил на мои ласки, так легко поддался? Даже догадываясь, что я не в себе.       — Ну уж нет, Дин. — Его глаза сужаются. — Я намерен хорошенько провести время с тобой.       — ???       Мои глаза по размерам обгоняют блюдца, у меня точно охуевший вид, как у Тома, у которого Джерри в очередной раз спер молоко из миски.       — Какого хрена ты несешь, Сэм?! — Пытаюсь спихнуть с себя его тушу, но нет, куда там, все равно что сдвинуть гору.       Он медленно наклоняется вперед, и я непроизвольно охаю, головка моего члена трется о его живот, оставляя за собой влажный след. Улыбается ехидно.       — А ты все еще возбужден, — констатирует с усмешкой. — Знаешь, о чем это говорит, Дин?       — Блять, нет, Сэм, это не смешно!       Хватаю его за плечи, рывком пытаюсь подняться, чтобы перекатиться и оказаться сверху, но не тут-то было. Его не сдвинуть. Колени Сэмми прочно прижимают меня к полу, сжимая мои бока, чувствую его собственный член, упирающийся мне в бедро через ткань джинсов. Тогда заношу кулак для удара, но он перехватывает оба моих запястья, прочно фиксируя на полу.       — Это говорит о том, Дин, что мой интерес к тебе не односторонний, — мягко замечает он.       — Что, блять?! Какой интерес?! Ты что несешь, Сэм?       — Ну… для начала… — его глаза медленно скользят по моему телу, распятому под ним. И от этого взгляда по коже разбегаются мурашки, — я хочу тебе врезать, Дин.       — Что?!       — Ты заставил меня ревновать.       Молчу, ошеломленно пялясь на него. А он наклоняется и проводит языком вдоль моей шеи до правого соска, сделав круг. С ответом не торопится.       — Вчера, в кафе. — Чуть прикусывает сосок, дергаюсь. — Два дня назад в том клубе, помнишь? — Зализывает, унимая легкую боль. — Ты шлепнул эту жирную целлюлитную бабу по заднице.       Снова кусает уже другой сосок, я в шоке дергаюсь под ним, с губ неожиданно даже для меня самого срывается стон.       — Что, скажешь, не было такого? — продолжает он, легонько прикасаясь губами к выпирающим ключицам. Теперь покусывает шею.       Удовольствие разливается по всему телу тягучим медом, против воли стараюсь выгнуться, чтобы потереться членом о его твердый живот. Ухмыляется.       — Было, Дин, было. И я могу припомнить тебе еще сотню таких случаев. Ты такая задница, братишка. Я бы убил тебя за все твои интрижки, если бы не любил так сильно.       — Сэм… — выдыхаю растерянно, жалко, смущенно. — Что ты творишь? Остановись.       — Ты просишь? Дин, ты никогда меня не просишь. Только тогда, один раз, помнишь? Ты сказал: умоляю, Сэм. Я прошу тебя. Дай мне время, чтобы найти выход. Я что-нибудь придумаю…       — Сэм, блять… Тогда речь шла совсем о другом! Речь шла о твоей жизни!       — Какая разница? Сейчас уже неважно. Ты меня снова попросишь.       — Ты что, псих?!       Дергаюсь, пытаясь скинуть в очередной раз. Он только хмыкает, небрежно шевелит бедрами, и я снова дергаюсь — мне невыносимо горячо: жесткий бугор в его джинсах трется о мои яйца, член о его живот. Закусываю губу, чтобы сдержать очередной стон. Во всем теле сладкая истома, приятная слабость, и я не могу собраться с силами, чтобы скинуть его с себя, врезать, выбить эту дурь из его башки. Я вообще не понимаю сейчас, о чем он говорит. Слышу лишь его голос, от которого мурашки по коже.       Сэмми внимательно наблюдает за выражением моего лица и не упускает того момента, когда оно меняется. Я безвольно расслабляюсь под ним, обмякаю. Больше не пытаюсь вырвать руки из его хватки. И он отпускает. Отворачиваюсь, крепко зажмуриваясь. Чтоб меня! Какого черта я творю! Как я могу такое допускать?!       А Сэмми улыбается, берет мою голову за подбородок, впивается в губы, поворачивая к себе. Уже ничего не могу с собой поделать, отвечаю ему не менее жадно, его язык на удивление умело ласкает мой — я-то думал, он совсем монашка. Целомудренный добродетельный Сэмми, в любом городке отказывающийся от того, что ему предлагают спасенные девицы, готовые осыпать его своими благодарностями до посинения. Не все ж им на мою улыбку западать… Значит, дело было не в смерти Джессики?       Я хотя бы пытаюсь перехватить инициативу, вытолкнуть его наглый язык из своего рта, но и тут я обломался. Он неожиданно сильный, тяжесть горячего тренированного тела возбуждает, одной рукой все еще прижимает к полу мою руку. Блять! Это невозможно, невозможно… Это все происходит не со мной…       Он приподнимается, не отрываясь от моего рта, быстро расстегивает свои джинсы. Встает на пару секунд, чтобы снять их. У меня мелькает мысль вскочить с пола и свалить из номера или вообще позорно запереться от него в ванной, раз уж я не в состоянии дать ему отпор, не потому, что он физически кажется сильнее, а потому что я просто не способен сопротивляться его кроткой улыбке, ласковому взгляду и этому вроде бы обычному, но такому блядскому «Ди-и-ин…»       Но я не делаю ни того, ни другого. Только смотрю на него, хватая ртом воздух, пока есть такая возможность, потому что через минуту его губы возвращаются, затыкают мои, снова деля со мной воздух на двоих. Дыхание мешается, моя грудь тяжело вздымается, я не сдерживаю стона, когда чувствую, как его член трется о мой. В какой-то момент мелькает мысль, что сверху точно буду не я, если мне даже в поцелуе не дают вести. Я так не привык, но разве Сэм меня спрашивает? Он не спрашивает. Он просто нагло берет то, что я не готов и не хочу ему давать, но не могу сопротивляться уже скорее самому себе, чем ему.       Сэм облизывает свои пальцы, я потрясенно задыхаюсь — это выглядит настолько эротично, что я забываю, как дышать. И зря. Через пару секунд эти самые пальцы вторгаются в меня. Медленно, но неумолимо.       — Твою мать, Сэм, больно!       — Знаю, потерпи немного.       Снова целует, пытаясь отвлечь, я не могу. Морщусь, но он не ждет, не дает мне привыкнуть, давит, вводя в меня уже три пальца, растягивает и вместе с тем прижимает к полу так, чтобы мой член елозил по его животу.       — Расслабься, Дин, — просит мягко, заглядывая в глаза.       — Блять… Легко сказать, ты бы сам попробовал, — рычу сквозь крепко стиснутые зубы.       Усмехается, а потом вдруг нежно целует в уголок губ.       — Попробую… в другой раз, Дин, — обещает мне. Мои глаза расширяются, а он продолжает улыбаться, прижимаясь к моим губам.       Пальцы проникают глубже, задевают что-то, дергаюсь и выгибаюсь дугой.       — Так, хорошо… — бормочет Сэмми мне в губы.       — Хорошо? Хорошо?! Сэм, ни хуя это не хорошо… Блять… Да что же ты… а-а-ах… творишь?!       — Ну хорошо же, — хмыкает Сэм. — Я вижу.       На это мне возразить нечего. Длинные пальцы братишки в моей заднице, они двигаются ритмично, каждый раз проезжая по одному и тому же месту, и у меня перед глазами взрывается фейерверк. Я уже сам приподнимаю бедра ему навстречу, Сэм тяжело и хрипло дышит, сам трется об меня, как ненормальный. Мой живот влажный от его смазки, стекающей с головки члена, между нами липко. В какой-то момент его пальцы исчезают, Сэмми шире раздвигает мои ноги, приставляет головку своего члена ко входу, и меня пробивает на крупную дрожь.       — Сэм… Черт… — сбивчиво бормочу.       — Не бойся, Дин. — Он наклоняется и целует меня. — Я буду нежен… — ехидно улыбается.       — Да пошел ты в задницу…       — Уже.       Проникает в меня, я честно пытаюсь расслабиться, но больно все равно. Не сильно, боль тянущая, мягкая, почти приятная. Однако, он здоровый парень… Да когда же он уже весь влезет?! Наконец входит до конца, к этому моменту я уже совсем забываю, что такое воздух.       — Откуда… блять… Сэм, какого черта ты…       — Дин, помолчи. Ты мне весь момент портишь, знаешь, как долго я готовился?       — Бля-я-я…       — Вот-вот. Я сам нервничаю! — сообщает мне совершенно спокойным тоном, но пальцы на моих бедрах дрожат, не врет, значит.       Замирает, чтобы дать мне время привыкнуть, я тяжело и хрипло дышу с перебоями, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на сушу.       — Дин?       — Нормально, — цежу сквозь зубы с закрытыми глазами.       Снова одаривает меня довольной улыбкой чеширского кота и начинает двигаться. Сотни раз я делал это сам, трахая очередную бабу, а она подмахивала мне, как заправская шлюха, крича в голос. Теперь я сам подмахиваю собственному брату, кусая губы, чтобы сдержать стоны удовольствия, рвущиеся из горла. Сэмми крепко сжимает мои бедра, наверное, останутся синяки. Скользит во мне еще беспорядочно, пытаясь найти нужный ритм, и я сам стараюсь двигаться ему навстречу так, чтобы он снова надавил на эту точку, доставляющую такие крышесносные ощущения. Сэм кусает губы, вбивается в меня уже ожесточенно и яростно, я только выгибаюсь навстречу. Внутри обжигающе горячо и скользко, никогда не думал, что долбиться в задницу может быть так классно. Да еще и со своим братом. Вскрикиваю и выгибаюсь дугой, когда он наконец находит эту самую точку. После этого сознание мутится, его толчки сливаются для меня в единый сплошной ритм наших потных и разгоряченных тел, двигающихся почти синхронно.       Все взрывается, перед глазами красные мушки, в заднице становится нестерпимо горячо и просто невероятно влажно, когда Сэмми кончает в меня.       Рычу в голос, он вторит мне тихим финальным стоном, обессиленно падая сверху и придавливая своей мускулистой тушей к полу. Утыкается носом в мою шею, его живот влажно хлюпает об мой — моя собственная сперма липнет к нашей коже.       Некоторое время лежим, не шевелясь, пытаясь привести дыхание в норму. Я пялюсь в потолок, в голове пусто, словно в вакууме. А Сэмми сопит мне в шею, приятно щекоча кожу своим дыханием.       — Дин… — Он с трудом приподнимает голову, его губы касаются моего уха.       — Что? — устало спрашиваю, закрывая глаза.       — Прости меня.       — За что?       — За то, что сорвался вот так… — смущенно шепчет. — И больно тебе сделал. Я просто не мог больше себя контролировать.       — Шутишь? — Мой голос хриплый, облизываю пересохшие губы. Следующие слова даются мне с превеликим трудом. — Это был мой самый охуенный секс в жизни.       — Правда? — робко спрашивает.       — Угу.       Чувствую шеей — улыбается, прижимаясь к ней губами. Довольный, сволочь. Изнасиловал старшего брата и радуется…       — Слезь с меня, туша! — Спихиваю его с себя и с кряхтеньем поднимаюсь на четвереньки.       Ржет за моей спиной, проводит ладонью по моей влажной спине и ложбинке между ягодицами, я вздрагиваю.       — Блять, Сэм! Не борзей!       — И все-таки, Дин, что на тебя нашло? — приподнимается на локте, глядя на меня уже серьезными глазами. Трясу головой, пытаясь прийти в себя, взгляд вдруг натыкается на монету под кроватью. Бляяя… Неужели все из-за нее? Сэм снял с меня джинсы… Монеты на мне больше не было. Это та самая хуйня, которую та тупорылая курица попросила у ведьмы. Значит… она действует… Как? Ведь того, кого хочется приворожить, нужно привязать именно к себе, для этого недостаточно просто дать амулет. А может быть… Догадка заставляет меня зажмуриться. Ну конечно. Такие штуки все работают по одной схеме. В человеке, которого надо приворожить, уже должны быть хоть какие-то зачатки привязанности, тогда амулет будет работать быстрее, лучше и эффективнее. Но не мог же я… испытывать к Сэмми такие… чувства? Нет, не мог. Это все такой абсурд, хотя после того, что сейчас произошло, я уже ни в чем не уверен.       — Не знаю, что на меня нашло. — Конечно, я не делюсь своей догадкой с Сэмом. Поднимаюсь на ноги, оставляя монету валяться под кроватью. — Я просто потерял голову, Сэмми.       Смотрю на него сверху вниз. Он улыбается мне. Понимаю, что ради такой его улыбки буду, как шлюха, подставлять ему зад, сколько он попросит. Потому что он никогда не улыбался мне так, как сейчас.