***
Тогда мы жили в общаге, веселой компанией из пяти человек, распивая дешевое пиво. Парни разгильдяи — нас знал весь курс. Веселые, пьяные, но чертовски везучие, мы жили полной, как нам казалось когда-то, жизнью. Мы считали друг друга лучшими друзьями, пусть иногда готовые подраться из-за любой мелочи. Что уж тут говорить, если голова горячая и в одном месте играет юность? Я помню, как нас не раз пытались выпихнуть за все наши грехи, но каждый раз мы выпутывались из любой передряги, выпадавшей нам. Казалось, все нам было не помехой, но иногда судьба наносит неожиданные удары. Его звали Май — он свалился на наши головы, как снег в разгар лета. Яркий и прыткий блондин с золотыми глазами совершенно не был похож на нас, но затесался в нашу компанию неожиданно и бесповоротно. Им восхищались все — относиться по-другому к пареньку просто не получалось. Добрый и открытый, Май вторгался в жизнь людей и они уже не хотели его отпускать. А он, как ни странно, никуда и не уходил. Успевал всюду и у каждого, одаривая бескорыстной улыбкой жизнь. С его появлением наша комнатушка всегда была забита людьми, ведь именно с нами он коротал большую часть своего времени. Студенты покидали все свои дела, только бы погреться об это «искусственное солнце», дарящее тепло не хуже настоящего. Мы слушали его неумелое треньканье на дешевенькой гитаре и смеялись над словами, что он обязательно станет великим гитаристом. Май также хвастался, что к концу учебы он накопит достаточно денег на мотоцикл Харлей, а мы желали ему удачи искренне, словно эта была вполне достижимая цель, ведь его глаза загорались таким уверенным блеском, что иначе было просто невозможно. А когда он получал стипендию, то чаще всего тратил ее всю в первый же день, устраивая огромную гулянку во всем корпусе и приглашая всех. И все приходили.***
— Эй, Эрик, я сегодня вновь посплю у тебя. — Май кинул свою любимую гитару, с которой старался не расставаться, возле кровати, после заваливаясь на койку под неудовлетворительный скрип старой древесины. Блондинчик часто приходил ко мне с таким вот глупым оправданием, а потом, вместо сна, долго рассказывал мне обо всем на свете. «И как он только не уставал от вечной болтовни, — думал я, но все равно вслушивался в каждое слово, — вот же ж неугомонный придурок». Но мне льстило, что он выделял меня больше остальных.***
Так прошло два года. Мы выпустились с горем пополам и вступили во взрослую жизнь. Наша шестерка все также оставалась дружной и просто не могла так просто расстаться — каждый приобрел комнатушку на одной улице и теперь мы могли видеться чаще. Май поселился со мной на одном этаже. Странно, но эта новость даже не удивила меня. Все было как само собой разумеющееся. А еще Май все-таки купил Харлей, гоняя на нем так, как будто птица свободная ото всех преград в небесах. Где он достал такие деньги, для всех осталось загадкой, на что юноша лишь задирал нос вверх. Этот горделивый жест вовсе не злил, даже наоборот — вызывал улыбку. В Мае ничего не могло злить. Вскоре Мая знал весь дом. Он мог угодить всем и каждому, при этом не докладывая почти никаких усилий. Я не раз замечал, как он развлекал детей и смешил их мамочек, как он мог обсуждать что-то заумное с более взрослыми мужчинами и как он сидел на лавочке с местным бродягой, распивая купленный им же алкоголь. Его обожали и все считали Мая своим другом.***
Шло время, многие из нас обрели вторую половинку и устоявшуюся рутину. Только Май оставался как обычно ветряным и пытающимся добиться своей давней мечты — стать гитаристом. Теперь он играл намного лучше, но все еще недостаточно хорошо. Я не раз пытался отговорить его, понимая, что это бесполезно. Это было не его, вот и все. Но мои попытки были тщетны. Даже подрались однажды мы из-за этого! После синяки не сходили еще неделю, но нашу дружбу не могла сломать такая мелочь. А в душе застыл противный осадок неспособности помочь лучшему другу, который сам всегда выручал других, давая нужный совет. Напутствия Мая многим помогали, но слушать их сам юноша не собирался, поступая по-своему. Он, беспечно веря в лучшее, шел до победного конца, но такого не оказалось… — Что вы сказали? — голос внезапно охрип, а рука сжала телефон с неимоверной силой. — Вы были последним набранным номером в списке этого мужчины, и мы просим вас приехать на опознание тела. — Незнакомец на том конце назвал адрес и тяжело вздохнул. — Но… — все слова и мысли растворились, а ощущение ирреальности захлестнуло с головой. — Скорость двести километров в час. Его занесло на повороте и там… Я сбросил вызов и вспомнил, как звонко звучал голос Мая с самого утра, когда он оповестил о том, что собирается вновь попробовать понравиться студии. Это должна была быть его восьмая попытка. Прошлые — неудачны. В голове все еще не было ни одной мысли. Все казалось большой ошибкой. Но я все же набросил куртку и вышел в холод осеннего вечера. До места было не так далеко, но ноги не слушались, и я шел чертовски медленно, содрогаясь на ветру, подобно ссохшемуся и потерявшему все свои краски листу. Еще издалека я услышал гомон людей и вой сирен. Взглядом я отыскал тройку друзей и их лица, искаженные болью. Сердце екнуло и разом вся надежда, которой и не было на самом деле, улетела в темнеющее небо. — Летящий вдаль беспечный ангел… — знакомый голос за спиной напевал незамысловатый мотив. Я обернулся и встретился взглядом с тем самым бродягой. Он не отводил мутных глаз, продолжая петь. — Но ад стал союзником рая в ту ночь, против тебя одного… Бродяга опустил взгляд и произнес: — Хорошая кончина для него, ты не находишь? — Что?! — я весь ощетинился, а взамен пустоте пришла ярость. Я схватил его за старую одежду и уже замахнулся, как увидел слезы в казавшихся до этого пустых глазах. — Ты его лучший друг? — я разжал кулак и выпустил его. — Хочешь выпить? Возле него стояла бутылка алкоголя, который они часто распивали вместе с Маем. Ноги подогнулись, и я упал на колени рядом с бродягой, принуждая силой себя дышать. Все чувства вновь вернулись ко мне. — Этот парень говорил, что его мечта дороже всего. Я глотал холодный воздух, а перед глазами все потемнело. — И что если она не сбудется, он не сможет подняться на ноги вновь. С силой зажмурившись и прикусив губу, я попытался встать. — А еще Май просил передать его извинения за свои возможные необдуманные действия. Распахнув глаза, я попытался понять то, что теперь отдавалось голосом Мая в моей голове. — Он просил извиниться за него, если умрет сегодня. Слезы покатились по щекам, а бродяга вновь начал напевать песню о беспечных ангелах… Ангел? Да, Май был ангелом. И теперь он летел вдаль, которой нет конца.