Ожидание

Улица. Я была на таких прежде, в каких-то городах, в каких-то странах. Время года - промозгло, время суток, должно быть, ночь. В небе полыхает оранжевым и гул. Ржавая пожарная лестница сквозь перекрестки заклеенных пластырем окон. А руки в крови так некстати, соскальзывают с перекладин. Там что-то важное, не помню что, но нужно спасти. Отчего-то навеяло маем в детстве и мороженым по двадцать копеек. Уже почти. Водосточный желоб с железным криком стремится к асфальту. А здесь дождь, из воды и пепла, грязью скатывается с лица. Самолеты заходят над городом. И что-то совсем рядом рвется, рвется. Ветер размазывает тело по заплаткам рубероида и тошнота уже добралась до загривка. Внизу, по проспектам растекается лава, кварталы складываются в кирпичи и пыль. До ушей, как птицы вверх, долетают крики женщин и автоматные очереди. Дети черными точками мечутся по дворам, зима. Квартира. Фоном по периметру мебель, отчего-то в середине круглый стол и балконная дверь. Открытая. Ты стоишь, держишься за ограждение, хочешь вниз. На войну, там тебе место. Но смерть, нельзя. Хватаю за рукав вязанного свитера, синего. Цвет и фактура мира - спасение, шерсть колет ладонь. Взрывы ближе, твой силуэт вырисовывается черным, я не вижу лица. Там решимость. Время бесконечно. Война, кажется, тоже. Передумал, стоишь рядом со столом. Тянешь руки. Не трусость. Клятва. Ты со мной, навсегда. Вернулся сейчас, вернешься тогда. Через витки Земли вокруг Солнца. Отпускаю. Пол под коленями жесткий. Ты всегда все сам, что я против тебя? Дурацкая ваза и бахрома, перед глазами коммуналка сороковых, звуки аккордеона и карточки на хлеб. Что они чувствовали, провожая под танки? Снег не может прибить к крыше вонь горящей резины. Вертолет, я смотрю в глаза пилота, карие, почти как у тебя. Лопасти рассекают дымку, в ботинок что-то ударило. Я и пули, рядом. Теперь стало жарко. Зачем я здесь? Кровь щекочет пальцы ног. Скатилась по лестнице. Асфальт успел постареть и покрыться морщинами. Я тоже. Попала в квадрат света, смельчаки или самоубийцы? Седая прядь закрывает обзор, но твое лицо маячит видением. Где ты? Надеюсь, живой. Сирена воет, снова. Люди. Остатки. Бегут к укрытиям. Через дом взрыв, отбросило волной к стене. Подо мной алая лужа. Теплая. Рисую пальцем на штукатурке сердце. Кто-то берет под руки, тащит. И говорит, тихо, кажется, успокаивает. Запах канализации. В подвале темно и шепот. Трудно дышать страхом и кровью. Чужая дрожь отдается в затылке. Пискнул ребенок, мать шикнула. Мужской кашель. Женский всхлип. Я еще жива. Ненадолго. Ты ушел полгода назад. С тех пор неизвестность. Похоже бред. Но яркий свет ощущается кожей. Врач ловко бинтует тело. Пальцы белые и тонкие. Вокруг пары спирта. Я вдыхаю его выдохи. Боль, как часть меня. Не боюсь, уже привыкла. Квартира. В соседней комнате кровать. Ее не видно, но я знаю. Там еще твоя тень и вмятина на подушке, я не трогала. Когда хлопнула дверь, сейчас или месяц назад? А шаги по лестнице? Ты и теперь уходишь во мне, с каждой новой отметиной на циферблате. Я помню. Стежки чередуются, нитка путается, рвется от трясущихся рук. Футболку ношу не снимая. Запах немытого тела вытеснил твой. Она в прорехах, не греет. Но мне тепло. Все, что осталось, поглаживаю, лелею. Отпустили. Я мумия. Бинты давят на ребра и колено. От дома остались развалины. Где-то между бетонными блоками тлеет мебель. Тишина. Налеты закончились. Закладывает уши. В голове рождается ураган. Но ждать. Ждать здесь. Отыскала вход в подвал. Есть соседи. Я видела раньше их лица на лестничных клетках. Они выносили мусор. Сейчас заносят. Собирают, рассортировывают. По улицам раскатывают "наши". Выдают воду и хлеб. Очереди. Люди как звери, скалят зубы. Растаскивают украденное. Инстинкты. Я даже понимаю. Хромаю. Холодно. Сняла куртку с убитой женщины. Рвет. Но ей больше не нужно. А мне еще ждать. Возможно, годы. Ты обещал. Я тоже. Трупы вывозят грузовиками. Черно-белая документальная хроника. Военные отстояли город. Но мы прячемся по норам крысами. Стало по настоящему страшно. С упорством жду тебя здесь. Люди судачат и тычат пальцами. Палаточный лагерь для беженцев. Весна. Голод выкурил из подвала. Грязь причмокивает под ботинками, хочет сожрать. Порывами ветра сирень просачивается сквозь разложение. Мы свалка жизни. Над нами стаями вороны. Горизонт в дымке. За ней разрушенный город. Экскаваторы-могильщики роют ямы. Сравнивают с землей победу. Эпидемия и злоба. И нервы, нервы. Вглядываюсь в каждое новоприбывшее лицо. Без надежды. Но с верой в кого-то наверху. Молюсь. И выношу судна из-под лежачих. Ритуал. Ночь. На месте нашего дома пустырь. Я стою, пока звезды не начинают тускнеть. Странный момент, стала понимать, что подводит память. Образы войны вытеснили мирное. Кажется, она была всегда, с первого вздоха и кончится последним. Щурюсь на солнце. Вопросов нет. Ответов тоже. Ноги где-то далеко внизу топчат пыль бывших улиц. Ранения иногда беспокоят. И стычки. В темных углах одиночные выстрелы. Мы убиваем сами себя. Мне нравился тот стол, старый уютный и вечно пустая ваза посередине. Где теперь он? А я? А ты? Затерялась в часах ожидания, грохотах взрывов и километрах дорог. Война двинулась на север, вероятно, ты тоже. Новости долетают смятыми клочками. Пожелтевшими. Привозят новых. Еле живых. Я всегда рядом с носилками. Санитары отталкивают руганью. Губкой смываю войну с изувеченных холодных тел. Снова не ты. И отпускает. Брезентовые стены всегда плывут. Я брожу по городу бездомным псом. Повинуюсь обонянию. Месяцы сложились в бесконечную вереницу выбитых дверей и окон. У меня нож. Нападали и прежде. Мы дикие. Чувства кончились. Но мне снилось, что ты возвращаешься. Или не ты, а кто-то просто. Проулок десятого дома, уцелевшего. Темно, но дыра в груди такая яркая. Смотрю. Нелепо. Земля подо мной жесткая, цепляется за голову. Граница стратосферы пунктиром сквозь меня. Выдыхаю последние кристаллы в космос. Ты вот. И скатерть с бахромой, и кровать в комнате. Я задержалась. Ты все время ждал. И глаза карие близко, напротив. И пальцы сплетенные. И Земля витками вокруг Солнца.