the greek game

— Ч-что за херня... — шепчет Кёнсу, с ужасом осматривая свою группу, с которой ему предстоит колесить по Греции пять дней. Он не может понять, действительно ли выглядит на приблизительный возраст всех остальных туристов или это такая весёлая шуточка турфирмы. Но в двадцать один год весьма трудно быть похожим на пятидесятилетнего-и-старше, поэтому парень решает, что шутка получилась очень неудачной. До вздыхает, натягивает бейсболку на глаза и хочет уснуть, чтобы потом проснуться и узнать, что до рейса ещё целых четыре часа. Не для того он тащился через целую Азию, чтобы выслушивать всю дорогу истории "а в мои годы..." или играть в игру "у кого болезней больше". Потому что именно из этого и состоит его путь от аэропорта до отеля. Кёнсу даже в какой-то момент решает забить на все оплаченные экскурсии и в одиночку пуститься бродить по Афинам. Но что-то заставляет его перевести часы и заодно поставить будильник на восемь тридцать. А без трёх минут девять он понимает, что не зря, потому что здравствуйте, меня зовут Ким Чонин, на эти пять дней я побуду вашим персональным гидом. Сладкая улыбка, бархатистый голос, загорелая кожа, высветленные волосы, и До думает, что за это время достаточно перенервничает и точно сойдет за старикашку. Успешно маскируясь за каким-то дедком из Пусана, парень до неприличия долго сверлит взглядом профиль экскурсовода и пропускает мимо ушей всё, что тот говорит, но ничуть об этом не сожалеет. Во время поездки, когда Ким, всё так же ослепительно улыбаясь, по десять раз отвечает на одни и те же вопросы, Кёнсу думает, что этот самый Ким Чонин тоже является одной из местных достопримечательностей. Кёнсу хочет как губка впитать все его слова, случайные взгляды, обращённые к нему, улыбки. Просто так. На память. В свободное время, отведённое на осмотр древних развалин, До как бы случайно запечатляет гида на паре-тройке снимков (на самом деле, их около дюжины) и делает вид, что это получилось совершенно случайно. Экскурсия заканчивается, когда солнце только собирается садиться за горизонт; Кёнсу по привычке заходит в автобус и плетется к своему месту в самом конце, где ужасно неудобное сидение, а постоянные вибрации действуют на нервы и желудок. Внезапное касание тёплых пальцев вызывает волну мурашек, и До испуганно дёргается. — В конце, наверное, не очень удобно. Может, сядешь со мной? Впереди намного лучше, — на секунду Кёнсу видит в глазах Чонина озорные огоньки, которые сменяются неподдельным беспокойством. — До Кёнсу, верно? Парень молча кивает и на негнущихся ногах проходит к месту у окна, рядом с гидом, стараясь не смотреть на него. — Кстати, ты не самый младший в группе, — внезапно говорит Чонин, и в голове До проносится мысль, что если завтра он найдёт на своей подушке седой волос, то это будет вполне ожидаемо. — А кто ещё?.. — не отрывая взгляда от шторки на окне, неуверенно интересуется Кёнсу. — Я, — быстро отвечает Ким, и Кёнсу не может сдержать смешка. Стена беспочвенного волнения и лёгкого страха вмиг рушится, оставляя лишь мысли о том, что, наверное, они смогут сдружиться. Когда они возвращаются в отель, Кёнсу узнаёт, что Ким живёт этажом выше. А Чонин, в свою очередь, придерживает лифтовые дверцы и мешает им закрыться, ожидая, пока старший исчезнет за дверью своего номера. Поездки в автобусе и бесконечные хождения по памятникам старины ужасно выматывают, поэтому До плюет на ужин и заваливается спать, зная, что если упустит хоть одну минуту драгоценного сна, то утром будет проклинать самого себя за это. Следующие два дня До всё так же сидит рядом с младшим, иногда засыпая под его рассказы, но быстро возвращаясь к реальности, когда Чонин это замечает. По крайней мере, так думает Кёнсу. В эти дни они возвращаются ближе к ночи, и До буквально ползком добирается до своего номера, стараясь не провалиться в сон, случайно моргнув. Младший всё так же присматривает за парнем, пока тот не захлопывает за собой дверь. На третий день, после того, как Кёнсу успеет подремать на всём, что мягко выглядит (включая плечо Чонина), младший радостно оповещает, что дальше у него будет много свободного времени в городе и он сможет спокойно потратить его на сон. Кёнсу лишь вяло оправдывается и списывает всё на жару и акклиматизацию. Спустя час после возвращения в номер, До с ужасом обнаруживает, что, похоже, отель решил помочь ему в борьбе с внезапными приступами сонливости и устроил громкую дискотеку в стиле 80-ых. Настойчивый стук в дверь отрывает Кёнсу от прослушивания пятой композиции ABBA. Недовольно хмурясь, парень открывает и видит перед собой Кима. — Как насчёт ролевой игры? Ты ничего не знаешь обо мне, я — о тебе, но нам безумно хочется друг друга, — быстро тараторит Чонин и жадно целует старшего, проталкивая язык внутрь чужого рта. Кёнсу отступает, и младший шагает в комнату, закрывая за собой дверь. Когда они все-таки отлипают друг от друга, чтобы пополнить запасы воздуха в лёгких, До бормочет: — Но ведь... так и есть... — от двусмысленности фразы он ужасно краснеет. — Вот именно, — шепчет Чонин, обжигая его щеку дыханием. Под Элвиса Прэсли они срывают друг с друга одежду. Чонин усаживается на бёдра старшего, проводит языком по его ключицам, а потом прикусывает мочку уха, слушая блаженные стоны. Когда Чонин нашаривает рукой штаны и достает оттуда новенький тюбик смазки, Кёнсу не остаётся ничего, кроме как сдавленно хихикнуть. — Вот скотина, — выстанывает он, пошире раздвигая ноги. — Я знал, что ты не сможешь отказать, — Ким усмехается и наклоняется ниже, и Кёнсу сквозь поцелуй чувствует его улыбку. Чонин входит одним резким толчком, глубоко в подсознании отмечая, что не хочет трахать такого сексуального парня под Never, Never Gonna Give You Up Барри Уайта. Потому что, если бы не закрытый балкон и не менее громкие стоны Кёнсу, всё их возбуждение вылетело бы в трубу. Кровать оказывается крепче, чем думает До, но всё же на особо сильных толчках она стучится о стенку, а из горла Кёнсу вырываются слишком громкие стоны, которые слышны даже сквозь музыку. Чонин лихорадочно толкается, заставляя старшего выгибаться, выстанывать его имя и пошло просить "ещё" и "глубже". Горячая рука Кима скользит по члену старшего, и по телу до белых пятен перед глазами раскатывается наслаждение. Тот факт, что они ничего не знают друг о друге, смущает старшего, и он ужасно краснеет, закрывая лицо ладонями. А Чонин улыбается и убирает их, невесомо целуя запястья и самого Кёнсу. К концу всеобщего веселья они валятся на кровать и мгновенно засыпают. На следующий день, как и обещает младший, Кёнсу приходит в номер чуть позже обеда и сразу же заваливается спать, потому что, во-первых, он не выспался, а во-вторых, я придумал кое-что, я зайду к тебе после дополнительной экскурсии вечером, ладно? Пятый день проходит очень быстро, несмотря на то, что До хочет растянуть каждое мгновение, ведь завтра он должен уехать, а ему совершенно не хочется. Постоянная жара становится привычной, и голос Чонина становится слишком его. Поэтому после заключительной экскурсии, когда на площади Синтагма Чонин наконец оговаривает, во сколько все должны вернуться, чтобы поехать обратно в отель, Кёнсу сплетает их пальцы и тянет в неизвестном направлении. — Кёнсу-я, — тихо говорит младший, когда они, сидя в пустом сквере, попивают пэпси из жестяных банок, — когда моя смена закончится, я вернусь в Сеул. Он наклоняется к самому уху До и шепчет: - И тогда я найду тебя. Как тебе такая игра, До Кёнсу?